То, что останется после тебя

– Да речь ведь не о них, - возразил Игорь.
– Не о том, какую жизнь ведут они. В его словах есть доля истины. Речь о нас. Обо всех нас. Речь о том, какую жизнь вел я, и что я сделал в своей жизни. Чем больше я думаю об этом, тем больше я убеждаюсь в том, что не так я жил. Все неправильно было в моей жизни.

Валентина Ивановна положила свою ладонь на руку сына.

– Ты не сделал ничего такого, что достойно кары. Во всяком случае, есть люди, которые творили настоящие злодеяния, по сравнению с которыми твои проступки, если они и были, являются просто мелкими шалостями. Поверь мне, настоящие преступники сидят наверху, занимают руководящие посты, и судят нас. А мы, простые люди, вынуждены лишь только выживать. Наше преступление состоит лишь в том, что мы не хотим умирать.

– Хорошо, если так, - произнес Лебедев.
– Но мне все же кажется, что все мы глубоко ошибаемся. Ошибаемся во всем.

4

Валентина Ивановна принялась убирать со стола посуду.

– Не думай ты об этом, Гоша, - сказала она сыну.
– Стоит ли забивать себе голову вопросами, на которые все равно не знаешь ответа.

– Но все равно неправильно, - продолжал настаивать Игорь.
– У меня такое чувство, что мы утратили что-то важное. Что-то, что мы знали раньше, но не хотели признавать. Мы отвергли что-то, что удерживало нас от нашего падения.

– Что же именно?
– спросила Валентина Ивановна, закончив убирать со стола.

– Я пока не знаю, - признался Игорь.
– Не уверен. Возможно, мы забыли то, что раньше люди верили в Бога, и это удерживало их от многих ошибок. А теперь мы забыли Бога. Сколько лет жили без него.

– Может, оно и к лучшему, - сказала мать.

– Почему?

– Жили всю жизнь без Бога, и ничего. Прекрасно обходились. Жили и не тужили. А теперь что? Почти все верующими стали, а творится-то что вокруг нас. Ужас! Все только хуже стало. Зато все верующими себя считают.

– Да я не о том говорю, верующими себя люди считают или неверующими, - терпеливо разъяснил Игорь.
– Я говорю о делах, о поступках, об образе жизни. У нас неправильные ценности. Мы думаем только о материальном благе, а о том, что мы после себя оставляем, мы не задумываемся. Нам все равно. Не правильно все это.

– А что мы можем изменить? От нас ведь все равно ничего не зависит. Мир мы изменить не сможем.

– Да и не нужно нам мир изменять. Нам нужно изменить самих себя.

– А для чего менять самих себя? Что от этого изменится?

– Мы сами изменимся.

– Но жизнь-то от этого не изменится.

– В том-то и дело, что как раз жизнь и изменится. Не жизнь вообще, а жизнь каждого из нас. Наша жизнь во многом зависит от того, какие мы сами. Что мы творим, что создаем, и что оставляем после себя. Это и предопределяет нашу жизнь.

– К чему ты все это говоришь?
– спросила Валентина Ивановна.
– И зачем?

– Совесть меня мучает, мама, - признался Игорь.
– Я знаю, что обладаю большим талантом в области программирования. Но весь этот свой талант я применяю не во благо людям. Я продаю его тем, кто мне за это хорошо заплатит. А это неправильно. Так нельзя распоряжаться своим талантом.

– Не знаю, - вздохнула мать.
– По-моему, каждый волен распоряжаться своим талантом так, как ему угодно. И в первую очередь, это надо делать во благо себе. Сколько раньше нас одурманивали подобными речами. Отдай себя на благо коммунизма. Придет время, и это все к вам вернется. И люди верили в это. И что? Сколько миллионов в землю зарыли за великую идею. Наступило это светлое будущее? Да ничего подобного, просто те, кто был у власти, нажились на этом. А народ погноили.

– Мы говорим о разных вещах, - сказал Игорь.
– Я вовсе не призываю к тому, чтобы отдавать себя всецело какой-нибудь великой идее. Нет. Я говорю о том, что не всякий способ добычи денег позволителен. Человек должен твердо знать, что ему можно делать, а на что идти категорически нельзя.

– Тут ты, конечно, прав, - призадумавшись, согласилась Валентина Ивановна.
– Здесь я с тобой согласна. Но это что же выходит, получается, что ты согласен с тем, что тебя посадили в тюрьму? Ты считаешь себя виновным?

Лебедев смутился.

– Конечно, тюрьму никто благодарить не станет. И упаси Бог любого от такой участи. Просто я считаю, что мог бы избежать этого, если бы правильно распорядился своим талантом.

– Но, как же можно здесь правильно или неправильно распорядиться, если все мы зажаты в узкие рамки? Либо делай то, что тебе велят, либо пропадай. Третьего не дано.

Игорь потер подбородок, и покачал головой.

– А мне кажется, что третий путь все же есть, только надо суметь его найти.

– Попробуй, - сказала Валентина Ивановна.
– Только в нашей стране могут посадить абсолютно каждого, независимо от того, какой путь он выберет. Правый ты или неправый, в любом случае твоя жизнь и судьба зависят от того, кто находится над тобой.

Мать вздохнула.

– Ладно, сынок, - примирительно сказала она.
– Что это мы какие разговоры завели, словно у нас никаких иных тем нету. Главное, что ты вернулся. Снова на свободе, и я снова могу обнять тебя.

С этими словами Валентина Ивановна села рядом на табурет, и обняла сына.

– Я надеюсь, я верю, что теперь все будет хорошо. Главное - это то, что ты рядом.

Они некоторое время сидели молча, обнявшись друг с другом; мать и сын. Время от времени Валентина Ивановна тайком вытирала из уголков глаз слезы.

– Ну, что мы тут на кухне сидим, - словно опомнившись, сказала вдруг она.
– Пойдем в комнату.

Они прошли в комнату. Было жарко, а от горячего чая по телу Игоря струился пот. Он подошел к открытому окну, и подставил себя освежающему ветерку.

– Не стой на сквозняке, продует, - предостерегла мать.

– Ну и что, - отозвался он.
– Главное, что я снова дома. Лучше болеть дома, чем быть здоровым в тюрьме.

Однако он все же отошел от окна, и сел на диван.

– Так, значит, у тебя теперь совсем нет денег?
– спросила Валентина Ивановна, садясь в кресло, напротив сына.

Игорь развел руками.

– Получается, что нет. Что ж, начну все сначала. Я еще не совсем старый, надеюсь, что смогу себя куда-нибудь пристроить.

– На это нужно время, - сказала Валентина Ивановна.
– А сейчас тебе как быть?

– Не знаю, - признался Лебедев.

Мать поднялась с кресла.

– Ладно, я сейчас.

Она скрылась в соседней комнате, и долго возилась там.

– Вот, - сказала она, возвращаясь в комнату, и неся в руках полиэтиленовый пакет.
– Здесь сто тысяч. Держи.

Игорь вскочил на ноги, и отпрянул от матери.

– Что ты!
– воскликнул он.
– И думать забудь! Я не могу этого взять. Это твои деньги!