Точка опоры

_______________

* Так на западе называют Женевское озеро.

В трудные минуты казалось - меньшевики пытаются затравить. Даже в письмах кое-кому писал об этом. Пожалуй, зря писал. Вот Лепешинский смешными карикатурами говорит обратное: мышам будет крышка! Книга "Шаг вперед, два шага назад" делает свое дело в России, ее читают всюду в комитетах и кружках. И они, большевики, скоро соберут свои новые силы. И уже не для тихого шага вперед - для решительного натиска.

Однако не время для раздумья. Не свалиться бы опять, как прошлый раз, с велосипеда. Там колесо застряло в углублении трамвайного рельса, здесь... фонарные столбы, крутые ложбинки дождевых стоков. Для раздумья хватит времени среди альпийских высот.

Улицы тихие, чистые, как пол в квартире. Дома серые, по пять да по шесть этажей. Похожие один на другой. А озеро радует глаз. Вон по нему уж слегка разлилась голубизна.

По неширокому мосту переехал светлую Рону у ее истока и помчался по улочкам старого города, где хмурились древние дома. Стены их исполосованы, словно щеки стариков морщинами, серым лишайником, уцепившимся за не заметные глазу трещинки.

А вот и центр. Университет. Знакомая широкая лестница. Полуколонны между трех центральных окон на втором этаже. Поблизости неохватные платаны, дорожки, пестрые клумбы...

Дальше - милая Каружка, улица, где на каждом шагу можно встретить россиянина. Если не эмигранта, то студента, а чаще всего стайку девушек, которым на родине дикими законами прегражден путь в университеты.

Промчался по улице Каруж из конца в конец, почти до самой набережной быстрой Арвы, несущей свои воды от Монблана; прислонил велосипед к стене шестиэтажного дома, снял связку книг с багажника и остановился перед дверью между больших окон, явно предназначенных архитектором для витрин магазина. В такую раннюю пору никто не наведывался в недавно открытую столовую большевиков, ставшую для них своеобразным клубом. Позвонил. Послышались торопливые легкие шаги. Открыла сама Ольга Борисовна.

– О-о, Владимир Ильич! Входите, входите!

– Извините, что я так рано.

– Какой разговор...
– Подала было руку, но, спохватившись, сначала обтерла передником.
– В муке запачкала... Вот теперь здравствуйте! Всегда рады вам. Пантелеймон пошел за мясом, скоро вернется. А я, знаете, решила сегодня ради субботнего дня побаловать своих столовников пельменями.

– Небось по-сибирски? Из трех видов мяса?

– Едва ли. Дороговато будет. Скорее всего только из говядины, разве что немного свинины. Пусть, думаю, чувствуют, что эта комната для них как бы частица родины.

– А я вот привез свой первый вклад в библиотеку.

Ольга Борисовна приняла связку, положила на ближнюю полку стеллажа.

– Пантелеймон разберется, расставит по отделам.

– Интересно, сколько же у него обязанностей? И секретарь в Совете партии, и библиотекарь здесь, и посыльный на рынок, в магазины. Я догадываюсь, что и посуду моет.

– Иногда помогает. Если я не управляюсь... Хорошо, сейчас лето. А настанет зима - мне надо будет успевать на лекции в университет. Хотя бы на самые основные.

Из боковой комнатки выбежала Оленька, тряхнула кудряшками с бантами из розовой ленты и, подпрыгивая, подала книжку в яркой обложке.

– Дядя Володя, сказку прочитайте.

– А ты сама?

– Не умею... Она французская.

– Беда с ней, - вмешалась мать.
– Наши сказки, какие были, все перечитала. Новых достать не можем. А по-французски ей...

– Мы напишем родным. Надя или я. Мама у меня сверхобязательный человек, пришлет, хотя у нее сейчас...

– Знаю, знаю. И сочувствую. Все еще приходится носить по четыре узелка к тюремным воротам?

– Да. Но я надеюсь...

– А я поражаюсь мужеству Марьи Александровны. При ее возрасте...

– Дядя Володя!
– Оленька теребила за рукав.
– Дядя...

– Оля, не будь такой нетерпеливой, - строго сказала мать; вспомнив про стряпню, кивнула головой в сторону кухни.
– Извините, тесто ждет.

Владимир Ильич поднял девочку, тепло глянул в васильковые глаза. Большая выросла! Вспомнил, как в селе Ермаковском, под самыми Саянами, качалась Оленька в люльке. Вспомнил, как, возвращаясь из ссылки, родители привезли ее в Минусинск в мешке из заячьих шкурок и все-таки простудили. Тогда искал доктора для крошки. А теперь вон какая! Года через два в школу. Если здесь, то во французскую, и сказки французов ей полезно знать. А если... Да, конечно, к тому времени они все вернутся в родную страну революция близка... Опуская девочку на пол, пообещал:

– Будут у тебя наши русские сказки. Будут.

Вошел Бонч-Бруевич, положил связку книг на стол, провел рукой по бороде, протер очки платком.

– Кого я вижу!
– Пошел навстречу Ленину, широко раскинув руки.
– Не думал встретить вас здесь так рано. Я-то сосед, а вы - через весь город. Здравствуйте!

Оленька закуксилась:

– Опять...

Ленин погладил ее мягкие волосы; слегка нагибаясь, пообещал:

– Обязательно прочитаем сказку. Вот только поговорю с дядей Володей.
– И, повернувшись, схватил руку Бонча.
– Ко времени встреча, дорогой Владимир Дмитриевич! Я как раз собирался заглянуть к вам. Как здоровье Веры Михайловны? Как малышка? На лето никуда не собираетесь из Женевы? Понимаю, дела не отпускают. А я хочу немножко прибавить дел и забот. Совсем немножко.
– Оглянулся на девочку.
– Оленька, извини, я быстро освобожусь.

Вместе с Бончем Ленин подсел к столу, рассказал, что собирается с Надеждой пешком походить по горам, быть может, целый месяц.

– Пешком - это хорошо. Отдохнете. А тут, если что...

– Вот я и хотел попросить: приберегайте все новенькое, что может пригодиться партии. Мы дадим адреса - напишете, если будет что-нибудь неотложное.

– Буду сообщать обо всем, - кивнул Бонч лысеющей головой.
– И почту перешлю. И в случае надобности приеду потолковать. Куда укажете.

– Отлично.
– Ленин снова пожал руку Владимира Дмитриевича.
– Надеюсь на вас и на Пантелеймона Николаевича.

– И у меня есть разговор, - начал Бонч о самом заветном. Издательство бы нам свое.

– Представьте себе, я думал об этом же. Большевистское издательство. Но пока без официальной марки.

– Да, как бы частная фирма - Ленин и Бонч-Бруевич.

– Лучше наоборот - Бонч-Бруевич и Ленин.

– Я готов хоть сегодня. Дело за деньгами.

– Достанем. Горький поможет. И Феномен. Обещали.

Оленька продолжала подпрыгивать с книжкой в руке, и Владимир Ильич, тронув пальцы собеседника, поспешил завершить разговор:

– Вернусь из похода по горам - все обсудим, уточним. А сейчас извините.
– Взял девочку за руку.
– Сейчас время сказке.

В комнатушке Лепешинских усадил ее себе на колене, начал читать и переводить слово за словом.

Входная дверь распахнулась, и на всю столовую загудел голос Лепешинского:

– Борисовна, какое мясо я тебе купил! Самое пельменное!

– Ох, уж папка!
– Девочка спрыгнула на пол, захлопнула дверь.
– Вот. Не будет мешать.

Владимир Ильич подхватил ее и снова усадил себе на колено.