Точка Зеро

Время тянулось, тянулось… В детстве так было тридцать первого декабря, когда я не могла дождаться вечера. Но если тогда умирала от нетерпения, теперь ожидание было совсем другим, тягостным: скорей бы все это уже закончилось. Холодный ланч со шведским столом — народу еще прибавилось, но теперь никто уже никого ни с кем не знакомил. В воздухе висело все то же томительное нетерпение.

Парикмахер Жером оказался таким, каким я ошибочно представляла себе повара мистера Саммера, пока не увидела: маленьким толстеньким брюнетом с брезгливым выражением лица. Вместе с ним приехали колористка Айрис — совсем молоденькая девушка, визажист Бритни — женщина в возрасте, и маникюрша Кора — веселая толстушка, чем-то похожая на Люську. Хозяйская спальня превратилась в салон красоты.

Пока Айрис превращала Люськину невыразительно русую гриву в изысканный пепельный блонд, Кора занималась моими руками, а Жером разглядывал меня и висящие на вешалках платья — белое и синее.

— Ассиметрия, мадам! — наконец-то вынес он вердикт. — Это прическа вам хоть и идет, но как-то простит. Надо подчеркнуть скулы и глаза. Айрис, подбери для мадам самый темный каштан, вот, посмотри, — он показал колористке какие-то цветные таблицы.

— Мне бы хотелось наоборот подчеркнуть рыжие тона, — робко возразила я. — Мне кажется, темные волосы меня старят.

Мсье Жером задумчиво походил вокруг меня, сравнивая таблицы и мое лицо, потом таблицы и платья.

— Нет, мадам, вы ошибаетесь. Мы же не будем делать из вас брюнетку. Темный каштан идеально подойдет к обоим платьям и сделает ваши глаза синими, а не серыми. Особенно в сочетании с вечерним платьем.

— И все-таки мне хотелось бы рыжий. То есть не рыжий, а каштановый с рыжим оттенком.

— Мадам, поймите, — возмутился Жером, — рыжий цвет сделает вас какой-то… сельской барышней. Синий цвет — опасный, он требует баланса. Можно оставить ваш природный оттенок, только оживить немного, придать яркости, закрасить седину — и ваши волосы все равно будут выглядеть темными. Но если прибавить рыжины…

— Пожалуйста, прибавьте… немного, — уперлась я.

Люська хотела что-то сказать, но осеклась — видимо, сообразив, наконец, в чем дело.

— Мсье Жером, пожалуйста, сделайте, как ей хочется, — мягко попросила она.

— Как скажете, — парикмахер раздраженно дернул плечом. — Только потом не говорите, что Клод Жером и его девушки что-то испортили.

— Не буду, — заверила я.

За полчаса до чая я стояла перед зеркалом и не могла отвести от себя взгляд. В дамских романах от первого лица меня всегда раздражало, когда героиня перед зеркалом описывала свою внешность. Ну кто, скажите, пожалуйста, будет пялиться на свое отражение и говорить: а вот нос у меня такой-то, глаза такие-то, и вообще я хоть куда. Но сейчас я действительно смотрела на себя так, словно это был совсем другой человек.

Наверно, согласись я на предложение Жерома, стала бы вообще неземной красоткой, но и так было просто что-то феноменальное.

— Твою мать, Захоржевская, — в завистливом восхищении сказала Люська, которая и сама выглядела кинозвездой. — Ты, конечно, девочка красивая, но такой, какая ты сейчас, тебе не быть никогда. Так и знай.

Обычно я носила слегка растрепанное феном градуированное каре, прикрывающее шею. Все попытки попробовать что-то новенькое заканчивались одинаково: волосы отрастали, и я возвращалась на исходные позиции. Но эта стрижка стала любовью с первого взгляда. Скулы были подчеркнуты объемными ассиметричными прядями цвета гладенького спелого каштана, который только-только вылупился из своей колючей скорлупки и золотился на осеннем солнце. Именно вот этого солнца и не было в моих волосах раньше. Четкий и вместе с тем немного рваный рисунок сделал лицо не только скульптурно правильным, в нем появилась то самое необычное — изюминка, «дьяволинка», — чего никогда не хватало.

Вот только кто сможет повторить и этот силуэт, и цвет, и макияж? Да, Люська права: такой красоткой мне больше не быть никогда.

И приталенное белое платье в мелкую розочку, и белые открытые туфли, и соломенная шляпка с лентами и цветами — все шло мне идеально, хотя это не было новостью. Трудно найти одежду, которая мне была бы не к лицу. Но в целом… Настроение мгновенно подскочило на несколько порядков. Как у Золушки, когда фея-крестная одела ее в бальный туалет и усадила в золоченую карету.

— Дамы… — восхищенно выдохнул Питер, когда мы с Люськой подошли к лужайке, где были накрыты чайные столы. — У меня просто нет слов.

Он взял две наши руки, соединил вместе и запечатлел на них один общий поцелуй.

— Жаль, что у нас не практикуют многоженство, — добавил он, тут же получив от Люськи тычок в бок.

Тони, одетый в светлый летний костюм, очень элегантный, стоял чуть поодаль и смотрел на меня так, что по спине побежали толстые мураши с мохнатыми щекотными лапами. Впрочем, не менее выразительно смотрел на меня и Джонсон, но от этого взгляда стало немного не по себе.

— Люси, Света, вы великолепны, — сказал Тони, подойдя ближе. — Питер, пора.

— Сейчас мы с Люси будем встречать гостей, — сказал Питер. — Наш стол под тентом. Садиться можно будет, когда сядет Люси.

— А ты где? — спросила я, когда мы с Тони пошли к лужайке.

— Недалеко, за третьим. Послушай, не вздумай переживать из-за этого. Это абсолютно нормально. Это этикет. Ты на особом положении, а я служащий, и на официальном приеме мне нечего делать за главным столом.

Вокруг накрытых столов прохаживались дамы в летних платьях и джентльмены в светлых костюмах. На столах стояли карточки, а церемониймейстер подсказывал тем, кто никак не мог найти свое имя. Наконец все собрались, Люси первой села за стол, после чего начали рассаживаться остальные.

Я оказалась за круглым столом на десятерых. На этот раз Питер и Люська сидели друг против друга. Слева, между мною и Питером, оказались пожилая вдовая маркиза в голубой шляпке с вуалью и граф примерно моего возраста, а справа, между мною и Люськой, — лысоватый министр чего-то-там-такого. Граф и министр сыпали комплиментами и почти не обращали внимания на других соседок. Люська только посмеивалась и общалась с герцогом Бэдфордом, а вот маркиза явно была обижена и посматривала на меня косо.

Сразу после чая мы снова отправились в салон красоты. Хотя до обеда оставалось еще больше двух часов, Люська должна была быть готова намного раньше. Когда моей прическе и макияжу придали особый вечерний лоск, я поняла, что Жером был прав. Рыжий оттенок волос словно украл у платья глубину синевы, сделал глаза более бледными. Впрочем, я все равно выглядела сногсшибательно, а главное — гораздо меньше была похожа на Маргарет. Я поняла это по лицу Тони, который, увидев меня, сначала напрягся, а потом вздохнул с облегчением.

На мероприятии «white tie[1]» мне довелось побывать впервые. Длинные скользкие перчатки норовили сползти, и я не представляла, как буду в них обедать. В крошечную сумочку помещались только телефон, пудреница и носовой платок, и я боялась ее где-нибудь потерять. И вообще была крайне благодарна Люське, которая заставила меня заранее «обкатать» платье, — иначе чувствовала бы себя в нем не слишком уверенно.

Дамы вокруг сияли бриллиантами, шелком и атласом вечерних платьев всех цветов радуги — словно стайка тропических бабочек. Мужчины наоборот были одеты одинаково: фрак, белый жилет, белый галстук-бабочка, лаковые туфли. Как пингвины разной степени упитанности. Уже в начале восьмого все гости, приехавшие раньше, собрались в холле. Люська и Питер стояли у подножья лестницы — к ним подходили поприветствовать вновь прибывшие.