Толстолоб

– Глотай, сука, - скомандовал Боллз, усиливая давление на челюсть.
– Глотай харчки, пока не сломал тебе шею. Вы должны зарубить себе на носу, никогда - повторяю, НИКОГДА - не плюйте Тритту Боллзу в лицо.

Наконец, бедная девка подчинилась и проглотила этот огромный ком соплей. Затем она снова завопила от боли, когда Боллз перевернул ее на живот, чтобы жестко отодрать в задницу.

– Черт, Дикки, - заметил он.
– А у нее в жопе вообще нет дерьма! Хотя, думаю, это логично, потому что она, наверное, не ела несколько месяцев. Живет на одном кукурузном самогоне и "молофье", которую высасывает за бухло у всех кентукских голодранцев. Хех!

Боллз обрабатывал ее задницу минут двадцать. Потом закряхтел и кончил ей прямо в прямую кишку.

– Черт, Дикки, "кончун" был что надо. Уверен, что не хочешь попробовать?

– Не, Боллз, я пропущу.

Боллз отстранился и вытер член об растрепанные девкины волосы. К тому моменту, в ней уже совсем не осталось огонька. Она просто лежала на животе, стонала и кряхтела, с вымазанными в крови ягодицами. Крови было много, и она блестела, как 10-слойное лакокрасочное покрытие. Да уж, старина Боллз разворотил ей всю задницу. На самом деле, когда Дикки присмотрелся, он готов был поклясться, что из рваной дыры торчит кусок кишки, будто между ягодиц ей кто-то засунул комок свиного фарша.

– Давай, - сказал Боллз.
– Валим отсюда.

– Но, Боллз!
– воскликнул Дикки.
– Мы разве не прикончим ее? То есть, мы же должны ее грохнуть, верно? Ее могут найти копы, и она даст им наше описание.

Боллз засунул свой причиндал в трусы и понюхал пальцы.

– Едрен батон, Дикки. Нет здесь никаких копов. И никто не найдет эту алкашку в такой глухомани.

– Но... но...
– Непонимающе забормотал Дикки.
– Мы разве не прикончим ее?

– Нет, Дикки. После такого массажа молотком она уже никуда не денется. Лучше просто оставим ее здесь, сечешь?
– Боллз смахнул с глаз длинные волосы, поправил свою бейсболку "Джон Дир" и расхохотался во все горло.
– Будет, что пожрать опоссумам. А они слопают ее за милую душу, так что пусть жрут ее живой.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ 1

– Какую же вкуснятину твоя тетя для нас приготовила, - сказала Джеррика, позвякивая ключами от машины.
– Боже, не ела домашней стряпни уже... не могу даже вспомнить, сколько. С тех пор, как стала работать в "Вашингтон пост", живу на одном кофе с бутербродами из забегаловки на углу 15-ой улицы.

Тетя Чэрити приготовила ужин, и - Джеррика говорила правду - он оказался очень вкусным. Жареный стейк, местные бобы, домашние булочки. Однако сама Чэрити ела мало - не было аппетита. Почему-то близость стройного, пышущего здоровьем тела Джеррики вызывала у Чэрити смущение. Бутерброды? Хотела бы я есть бутерброды и иметь такую фигуру, как у тебя. Даже скудный наряд Джеррики - обрезанные джинсовые шорты и "салатовый" топик - заставлял Чэрити чувствовать себя лишенной вкуса старой девой в своей простой блузке и мешковатой синей юбке. Она испытывала противоречивые эмоции. Она очень симпатизировала Джеррике, и при этом тайно ей завидовала.

После ужина они решили немного покататься. Джеррика хотела посмотреть город, чтобы набросать основные заметки для статьи.

– Ты уверена, что не прочь показать мне окрестности?
– спросила Джеррика.
– Я в том смысле, что если ты слишком устала, ничего страшного. Можем поехать завтра.

– Я в порядке, - сказала Чэрити, открывая пассажирскую дверь.
– Забавно. Мы были в пути с шести утра, а совсем не устала.

– Я тоже. И я очень рада, что оказалась здесь.
– Но едва Джеррика решила завести машину, как за спиной у них раздался голос.

– Ой, девочки!

Обе оглянулись. На крыльце стояла Тетушка Энни.

– Уже темнеет, так что осторожней на дороге. И остерегайтесь "легеров".

– Не беспокойся, Тетушка Энни, - крикнула в ответ Чэрити, подавив улыбку.
– Мы будем очень осторожными.

Джеррика развернула маленькую красную машинку на подъездной дорожке. Она изобразила недоумение, откинув назад пряди светлых волос.

– Что за "легеры"?
– спросила она.

– Бутлегеры, - Чэрити добавила нужный слог.

Джеррика изумленно разинула рот.

– Ты, должно быть, шутишь! Хочешь сказать, типа, самогон, поддельный виски и все такое?

– Ну, да, - ответила Чэрити.
– Здесь это еще называют "кукурозовка". Ты же видела по дороге сюда все эти поля кукурузы... Ее не продают в "Грин Джайант", можешь мне поверить. В этих местах самогоноварение - серьезный бизнес, единственный стабильный заработок для большей части здешнего населения. Имей в виду, что в округе Рассел уровень безработицы составляет свыше пятидесяти процентов. Почти все живут бедно, поэтому существует стабильный рынок для 85-градусного самогона стоимостью всего десять долларов за галлон. Но еще больше денег "легеры" зарабатывают, продавая товар в другом штате. В Кентукки множество "сухих" округов.

– Что значит, "сухих"?

Чэрити пожала плечами.

– Алкогольные напитки являются незаконными, поэтому присутствует высокий спрос.

– Ничего себе, - сказала Джеррика, выезжая на шоссе. За ними вилась гравийная пыль.
– Понятия не имела, что подобное по-прежнему существует. Думала, это просто южный стереотип.

– В этих местах, - пояснила Чэрити, стереотипы являются образом жизни. "Легерам" приходится пользоваться боковыми дорогами, чтобы держаться подальше от копов. Вот, что имела в виду моя тетя. Они носятся, как сумасшедшие. На самом деле, среди них множество сумасшедших. Я считаю, что все хорошо в умеренных количествах, но эти люди пьют "кукурузовку" постоянно. И через некоторое время сходят с ума.

Джеррика какое-то время молчала, будто что-то обдумывая.

– Это самогонная тема - отличный материал для моей статьи, но... думаешь, я смогу сделать несколько снимков дистилляторов или каких-нибудь "легеров"?

Хмурый взгляд Чэрити выдал ее неодобрение.

– Джеррика, здесь об этом лучше даже не упоминать. Не спрашивай никого ни про дистилляторы, ни про кукурузный самогон. И даже не думай о том, чтобы рыскать по лесу в поисках дистиллятора. Здесь за это могут убить.

– Намек поняла, - ответила Джеррика, взгляд у нее был немного испуганный.

Они проехали еще какое-то расстояние, и на горизонте появились первые намеки на сумерки. И да, раннее наблюдение Чэрити оправдалось. Она встала в пять, чтобы в шесть выехать из Вашингтона. Провела в крошечной машине с Джеррикой свыше девяти часов, но не чувствовала себя уставшей ни капельки. Можно даже сказать, что она чувствовала себя обновленной, словно получила инъекцию свежего импульса. Она предположила, что тому есть целый ряд причин. Свежий деревенский воздух вместо смога. Огромные просторы с полями и лесами, свободные от небоскребов. Плюс постоянно оживающие воспоминания о детстве.

– Ладно, это - твой дом, Чэрити, - заметила Джеррика. Ее светлые волосы бешено развевались в постоянном потоке воздуха над открытым верхом кабриолета.
– В какой стороне находится город?

– Люнтвилль не совсем город. Не такой, каким ты его себе представляешь. Просто старые, маленькие домики, стоящие вдоль шоссе и боковых дорог. Хотя там есть главная улица - Мэйн-стрит, если можешь в это поверить. Просто продолжай ехать, а когда увидишь белую церковь, поверни налево.

Чэрити отправила свои мысли в свободное плаванье, стараясь не думать об оставшемся позади мире. Ветхие пугала, казалось, таращились на нее с бесконечных кукурузных полей. Поля дикого лаконоса переливались в оранжевом свете заката, а раскинувшиеся за ними холмы были усеяны силуэтами белых кизилов, грабов и физалисов. Ветер ласкал ей лицо, словно чьи-то гладкие, прохладные руки.