Том 1. Стихотворения 1906-1920

В классе

Скомкали фартук холодные ручки, Вся побледнела, дрожит баловница. Бабушка будет печальна: у внучки Вдруг — единица! Смотрит учитель, как будто не веря Этим слезам в опустившемся взоре. Ах, единица большая потеря! Первое горе! Слезка за слезкой упали, сверкая, В белых кругах уплывает страница… Разве учитель узнает, какая Боль — единица?

На бульваре

В небе — вечер, в небе — тучки, В зимнем сумраке бульвар. Наша девочка устала, Улыбаться перестала. Держат маленькие ручки Синий шар. Бедным пальчикам неловко: Синий шар стремится вдаль. Не дается счастье даром! Сколько муки с этим шаром! Миг — и выскользнет веревка. Что останется? Печаль. Утомились наши ручки, — В зимнем сумраке бульвар. — Наша детка побежала, Ручки сонные разжала… Мчится в розовые тучки Синий шар.

Совет

«Если хочешь ты папе советом помочь», Шепчет папа любимице-дочке, «Будут целую ночь, будут целую ночь Над тобою летать ангелочки. Блещут крылышки их, а на самых концах Шелестят серебристые блестки. Что мне делать, дитя, чтоб у мамы в глазах Не дрожали печальные слезки? Плещут крылышки их и шумят у дверей. Все цвета ты увидишь, все краски! Чем мне маме помочь? Отвечай же скорей!» — «Я скажу: расцелуй ее в глазки! А теперь ты беги (только свечку задуй И сложи аккуратно чулочки). И сильнее беги, и сильнее целуй! Будут, папа, летать ангелочки?»

Мальчик с розой

Хорошо невзрослой быть и сладко О невзрослом грезить вечерами! Вот в тени уютная кроватка И портрет над нею в темной раме. На портрете белокурый мальчик Уронил увянувшую розу, И к губам его прижатый пальчик Затаил упрямую угрозу. Этот мальчик был любимец графа, С колыбели грезивший о шпаге, Но открыл он, бедный, дверцу шкафа, Где лежали тайные бумаги. Был он спрошен и солгал в ответе, Затаив упрямую угрозу. Только розу он любил на свете И погиб изменником за розу. Меж бровей его застыла складка, Он печален в потемневшей раме… Хорошо невзрослой быть и сладко О невзрослом плакать вечерами!

Колыбельная песня Асе

Спи, царевна! Уж в долине Колокол затих, Уж коснулся сумрак синий Башмачков твоих. Чуть колышутся березы, Ветерок свежей. Ты во сне увидишь слезы Брошенных пажей. Тронет землю легким взмахом Трепетный плюмаж. Обо всем шепнет со страхом Непокорный паж. Будут споры… и уступки, (Ах, нельзя без них!) И коснутся чьи-то губки Башмачков твоих.

Подрастающей

Опять за окнами снежок Светло украсил ель… Зачем переросла, дружок, Свою ты колыбель? Летят снежинки, льнут ко всем И тают без числа… Зачем, ты, глупая, зачем Ее переросла? В ней не давила тяжесть дней, В ней так легко спалось! Теперь глаза твои темней И золото волос… Широкий мир твой взгляд зажег, Но счастье даст тебе ль? Зачем переросла, дружок, Свою ты колыбель?

Волшебник

Непонятный учебник, Чуть умолкли шаги, я на стул уронила скорей. Вдруг я вижу: стоит у дверей И не знает, войти ли и хитро мигает волшебник. До земли борода, Темный плащ розоватым огнем отливает… И стоит и кивает И кивая глядит, а под каждою бровью — звезда. Я навстречу и мигом Незнакомому гостю свой стул подаю. «Знаю мудрость твою, Ведь и сам ты не друг непонятным и путаным книгам. Я устала от книг! Разве сердце от слов напечатанных бьется?» Он стоит и смеется: «Ты, шалунья, права! Я для деток веселый шутник. Что для взрослых — вериги, Для шалуньи, как ты, для свободной души — волшебство. Так проси же всего!» Я за шею его обняла: «Уничтожь мои книги! Я веселья не вижу ни в чем, Я на маму сержусь, я с учителем спорю. Увези меня к морю! Посильней обними и покрепче укутай плащом! Надоевший учебник Разве стоит твоих серебристых и пышных кудрей?» Вдруг я вижу: стоит у дверей И не знает, уйти ли и грустно кивает волшебник.

Первая роза

Девочка мальчику розу дарит, Первую розу с куста. Девочку мальчик целует в уста, Первым лобзаньем дарит. Солнышко скрылось, аллея пуста… Стыдно в уста целовать! Девочка, надо ли было срывать Первую розу с куста?

Исповедь

Улыбаясь, милым крошкой звали, Для игры сажали на колени… Я дрожал от их прикосновений И не смел уйти, уже неправый. А они упрямца для забавы Целовали! В их очах я видел океаны, В их речах я пенье ночи слышал. «Ты поэт у нас! В кого ты вышел?» Сколько горечи в таких вопросах! Ведь ко мне клонился в темных косах Лик Татьяны! На заре я приносил букеты, У дверей шепча с последней дрожью: «Если да, — зачем же мучить ложью? Если нет, — зачем же целовали?» А они с улыбкою давали Мне конфеты.

Девочка-Смерть

Луна омывала холодный паркет Молочной и ровной волной. К горячей щеке прижимая букет, Я сладко дремал под луной. Сияньем и сном растревожен вдвойне, Я сонные глазки открыл, И девочка-смерть наклонилась ко мне, Как розовый ангел без крыл. На тоненькой шее дрожит медальон, Румянец струится вдоль щек, И видно бежала: чуть-чуть запылен Ее голубой башмачок. Затейлив узор золотой бахромы, В кудрях бирюзовая нить. «Ты — маленький мальчик, я — девочка: мы Дорогою будем шалить. Надень же (ты — рыцарь) мой шарф кружевной!» Я молча ей подал букет… Молочной и ровной, холодной волной Луна омывала паркет.

Мальчик-Бред

Алых роз и алых маков Я принес тебе букет. Я ни в чем не одинаков, Я — веселый мальчик-бред. Свечку желтую задую, — Будет розовый фонарь. Диадему золотую Я надену, словно царь. Полно, царь ли? Я волшебник, Повелитель сонных царств, Исцеляющий лечебник Без пилюль и без лекарств. Что лекарства! Что пилюли! Будем, детка, танцевать! Уж летит верхом на стуле Опустевшая кровать. Алый змей шуршит и вьется, А откуда, — мой секрет! Я смеюсь, и все смеется. Я — веселый мальчик-бред!

Принц и лебеди

В тихий час, когда лучи неярки И душа устала от людей, В золотом и величавом парке Я кормлю спокойных лебедей. Догорел вечерний праздник неба. (Ах, и небо устает пылать!) Я стою, роняя крошки хлеба В золотую, розовую гладь. Уплывают беленькие крошки, Покружась меж листьев золотых. Тихий луч мои целует ножки И дрожит на прядях завитых. Затенен задумчивой колонной, Я стою и наблюдаю я, Как мой дар с печалью благосклонной Принимают белые друзья. В темный час, когда мы все лелеем, И душа томится без людей, Во дворец по меркнущим аллеям Я иду от белых лебедей.