Легкомыслие! — Милый грех,Милый спутник и враг мой милый!Ты в глаза мои вбрызнул смех,Ты мазурку мне вбрызнул в жилы.Научил не хранить кольца, —С кем бы жизнь меня ни венчала!Начинать наугад с конца,И кончать еще до начала.Быть, как стебель, и быть, как сталь,В жизни, где мы так мало можем…— Шоколадом лечить печальИ смеяться в лицо прохожим!
3 марта 1915
«Голоса с их игрой сулящей…»
Голоса с их игрой сулящей,Взгляды яростной черноты,Опаленные и
палящиеРоковые рты —О, я с Вами легко боролась!Но, — что делаете со мнойВы, насмешка в глазах, и в голосе —Холодок родной.
14 марта 1915
«Бессрочно кораблю не плыть…»
Бессрочно кораблю не плытьИ соловью не петь.Я столько раз хотела житьИ столько умереть!Устав, как в детстве от лото,Я встану от игры,Счастливая не верить в то,Что есть еще миры.
9 мая 1915
«Что видят они? — Пальто…»
Что видят они? — ПальтоНа юношеской фигуре.Никто не узнал, никто,Что полы его, как буря.Остер, как мои лета,Мой шаг молодой и четкий.И вся моя правотаВот в этой моей походке.А я ухожу навекИ думаю: день весеннийЗапомнит мой бег — и бегМоей сумасшедшей тени.Весь воздух такая лесть,Что я быстроту удвою.Нет ветра, но ветер естьНад этою головою!Летит за крыльцом крыльцо,Весь мир пролетает сбоку.Я знаю свое лицо.Сегодня оно жестоко.Как птицы полночный крик,Пронзителен бег летучий.Я чувствую: в этот мигМой лоб рассекает — тучи!
Вознесение 1915
«Мне нравится, что Вы больны не мной…»
Мне нравится, что Вы больны не мной,Мне нравится, что я больна не Вами,Что никогда тяжелый шар земнойНе уплывет под нашими ногами.Мне нравится, что можно быть смешной —Распущенной — и не играть словами,И не краснеть удушливой волной,Слегка соприкоснувшись рукавами.Мне нравится еще, что Вы при мнеСпокойно обнимаете другую,Не прочите мне в адовом огнеГореть за то, что я не Вас целую.Что имя нежное мое, мой нежный, неУпоминаете ни днем ни ночью — всуе…Что никогда в церковной тишинеНе пропоют над нами: аллилуйя!Спасибо Вам и сердцем и рукойЗа то, что Вы меня — не зная сами! —Так любите: за мой ночной покой,За редкость встреч закатными часами,За наши не-гулянья под луной,За солнце не у нас на головами,За то, что Вы больны — увы! — не мной,За то, что я больна — увы! — не Вами.
3 мая 1915
«Какой-нибудь предок мой был — скрипач…»
Какой-нибудь предок мой был — скрипач,Наездник и вор при этом.Не потому ли мой нрав бродячИ волосы пахнут ветром!Не он ли, смуглый, крадет с арбыРукой моей — абрикосы,Виновник страстной моей судьбы,Курчавый и горбоносый.Дивясь на пахаря за сохой,Вертел между губ — шиповник.Плохой товарищ он был, — лихойИ ласковый был любовник!Любитель трубки, луны и бус,И всех молодых соседок…Еще мне думается, что — трусБыл мой желтоглазый предок.Что, душу черту продав за грош,Он в полночь не шел кладбищем!Еще мне думается, что ножНосил он за голенищем.Что не однажды из-за углаОн прыгал — как кошка — гибкий…И почему-то я поняла,Что он — не играл на скрипке!И было
всё ему нипочем, —Как снег прошлогодний — летом!Таким мой предок был скрипачом.Я стала — таким поэтом.
23 июня 1915
Асе («Ты мне нравишься: ты так молода…»)
Ты мне нравишься: ты так молода,Что в полмесяца не спишь и полночи,Что на карте знаешь те города,Где глядели тебе вслед чьи-то очи.Что за книгой книгу пишешь, но книгНе читаешь, умиленно поникши,Что сам Бог тебе — меньшой ученик,Что же Кант, что же Шеллинг, что же Ницше?Что весь мир тебе — твое озорство,Что наш мир, он до тебя просто не был,И что не было и нет ничегоНад твоей головой — кроме неба.
<1915>
«И все вы идете в сестры…»
И всé вы идете в сестры,И больше не влюблены.Я в шелковой шали пестройВосход стерегу луны.Вы креститесь у часовни,А я подымаю бровь…— Но в вашей любви любовнойСтократ — моя нелюбовь!
6 июля 1915
«Спят трещотки и псы соседовы…»
Спят трещотки и псы соседовы, —Ни повозок, ни голосов.О, возлюбленный, не выведывай,Для чего развожу засов.Юный месяц идет к полуночи:Час монахов — и зорких птиц,Заговорщиков час — и юношей,Час любовников и убийц.Здесь у каждого мысль двоякая,Здесь, ездок, торопи коня.Мы пройдем, кошельком не звякаяИ браслетами не звеня.Уж с домами дома расходятся,И на площади спор и пляс…Здесь, у маленькой Богородицы,Вся Кордова в любви клялась.У фонтана присядем молча мыЗдесь, на каменное крыльцо,Где впервые глазами волчьимиТы нацелился мне в лицо.Запах розы и запах локона,Шелест шелка вокруг колен…О, возлюбленный, — видишь, вот она —Отравительница! — Кармен.
5 августа 1915
«В тумане, синее ладана…»
В тумане, синее ладана,Панели — как серебро.Навстречу летит негаданноРазвеянное перо.И вот уже взгляды скрещены,И дрогнул — о чем моля? —Твой голос с певучей трещинойБогемского хрусталя.Мгновенье тоски и вызова,Движенье, как длинный крик,И в волны тумана сизого,Окунутый легкий лик.Все длилось одно мгновение:Отчалила… уплыла…Соперница! — Я не менееПрекрасной тебя ждала.
5 сентября 1915
«С большою нежностью — потому…»
С большою нежностью — потому,Что скоро уйду от всех —Я все раздумываю, комуДостанется волчий мех,Кому — разнеживающий пледИ тонкая трость с борзой,Кому — серебряный мой браслет,Осыпанный бирюзой…И все — записки, и все — цветы,Которых хранить — невмочь…Последняя рифма моя — и ты,Последняя моя ночь!
22 сентября 1915
«Все Георгии на стройном мундире…»
Все Георгии на стройном мундиреИ на перевязи черной — рука.Черный взгляд невероятно расширенОт шампанского, войны и смычка.Рядом — женщина, в любовной наукеИ Овидия и Сафо мудрей.Бриллиантами обрызганы руки,Два сапфира — из-под пепла кудрей.Плечи в соболе, и вольный и скользкийСтан, как шелковый чешуйчатый хлыст.И — туманящий сознание — польскийЛихорадочный щебечущий свист.