Том 1. Стихотворения

Опираясь на ладонь Рук рабочих, исполинских, Создаете вы мадонн Вологодских и сикстинских. Вам знакомо трепетанье, Жар любви. И это ложь, Если вы берете нож, Чтоб добыть на пропитанье! 1959

Спутник

О, чем бы покрепче еще привязаться К земле несказанно родной? Я в спутники взял молодого рязанца С волною волос озорной. Дорога вся в рытвинах, полем и лесом, А почва — подзол и пески. — Ты чем занимаешься, парень? — Я слесарь, Моя специальность — тиски. Веснушки сидят на носу, как заклепки, Как рыжики в чаще осин. — Ты чем там стучишь? — Это туфли в коробке, Мамане! — Хороший ты сын! — Гляди! Человека видней со сторонки! — Смеется с лукавинкой он. — Ну, матери туфли, а что же сестренке? — Сестренке? Сестренке — нейлон! Он встал у подсолнухов, рыжий и робкий, Глазами нацелился вдаль. Признался: — У нас разговор был короткий. Ну, что же, расходимся? Жаль! Он машет рукой и кричит: — До свиданья! — А губы улыбку лучат. — Я выйду с гармошкой, услышишь страданья, Приди поглядеть на девчат! Я видел его. Примостившись на бревнах, Он пальцами жал на басы. Кружились двенадцать девчонок влюбленных, Посматривая на часы. Потом все гулянье делилось на пары, Но это еще не конец, Как гром, в тишине раздавались удары Союз заключивших сердец. Я видел: где клонится ива вдовою, Росу собирая в подол, Мой слесарь гармошку держал под полою И девушку бережно вел. Плыл месяц, ленивостью летнею млея, Чтоб сельскую тишь сторожить. Мне было той ночью грустнее, милее, Печальней и радостней жить. 1959

Полети, моя мысль!

Полети, моя мысль, На простор голубой, Чтоб небесная высь Подружилась с тобой! Полети, моя мысль, На цветущую рожь, Чтобы после полей Тебе крепче спалось! Чтобы утром опять, И свежа и вольна, Ты в ущелье, в горах Догоняла орла. Чтобы крылья твои Не подрезал никто, Чтоб леталось тебе Высоко-высоко! 1959

Я влюблен

Лето — мята, Лето — лен. Я-то, я-то, Я — влюблен! В это поле И межу, Где по клеверу Хожу. В эти сосны И кряжи, В даль, в дороги, В гаражи. В пенье Медных проводов, В перспективу Городов. В фонари, В подземный гул, В широту Рязанских скул. В звонкий голос Топоров, В сытый рев Степных коров. Лето — мята, Лето — лен. Я-то, я-то, Я — влюблен! 1959

* * *

Вновь весна зашумела за рамами Чернокрылой грачиной гурьбой. ЖИЛ и УМЕР — два слова на мраморе Под любой человечьей судьбой. Но преследует не обреченность, Не печальная боль телеграмм — Сатанинская увлеченность И пристрастье к любимым делам. Я на улицу сельскую вышел. Там, где судят про пашню и хлеб, Вдруг такое словечко услышал, Что душою и телом окреп. Пусть я рухну, и руки раскину, И земля прикоснется к губам, Как наследство великое, сыну Я свою жажду жить передам! 1959

* * *

Поэзия, ты та же пашня С потребной глубиной пласта. И для тебя всегда опасна Поверхностная пахота. Поэзия! Ты громовержец, Оратор с огненным копьем. Ничем, ничем тебя не сдержишь, Когда ты целишься огнем. Поэт! И ты подобен грому. Но если пламень не велик, Не дай слететь пустому слову. Останься нем! Замкни язык! 1959

Кружевницы

Раньше думали: воля господа Управляет усильем ума. С этим девушка вологодская Не согласна: она сама! — Как зовут тебя, девушка? — — Августа. Вот уж год я в артели плету. — Друг мой северный, слушай и радуйся, Здесь коклюшки поют на лету. За ресницами очи серые, Неожиданные, как весть. Сколько в них милой скромности Севера, Целомудрия здешних мест! Мастерская наполнена гомоном — Кружева, кружева, кружева. Цех не очень-то важный, не доменный, Но и в нем память предков жива. Замечательное плетение! Открывается мир чудес, Это, собственно, изобретение, Мастерство кружевных поэтесс. В стекла окон стучатся синицы, Говорят за мембраною рам: — Не забудьте о нас, кружевницы, Дайте место в узорах и нам! 1959