Том 1. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть I. Образ мира – мировоззрение

Позже мы перерастём и этот Царский мир. Он тоже, в своей сути, ловушка для нашего «я», которое стремится вернуться в свой настоящий Дом – в Стихию (прах). И «моё» ловит нас в свои сети не менее крепко, чем Стодень. Саронь – лишь ступень в лествице восхождения Духа на Небеса, но без этой ступеньки в Небеса не поднимешься. Изначально нужно построить «свой домик», чтобы в нём проявилось наше «я» и чтобы в нём для нас открылись источники Силы, без которой нам «поход к Дому» не осилить. «Будь собой», «обрети себя» имело и имеет место в традиции казачьего Спаса. Самопознание необходимо для обретения Себя как Царского мира. Он, то есть Царский мир, – только разумное понятие о мире, самое близкое к душе. Царский мир нужен мне, чтобы стать Царём, то есть Большаком и Хозяином самому себе. Ибо если ты не будешь управлять собой, то обязательно найдётся тот, кто сделает это за тебя. Иными словами, или ты управляешь собой, или тобой управляют другие. Или – или. Третьего не дано! Это данность нашего мира, которую нужно принять. Царский мир – это осознанный мир. Пока мир не осознан, он является ловушкой. Стоит же только осознать тот мир, в котором ты живёшь, как он из ловушки становится орудием, твоим орудием. Но и Царский мир меня отделяет от Стихии. Следующий дорогой самопознания в какой-то миг ощутит неполноценность и этого мира. И поэтому однажды в Спасе вступает в силу иной призыв: «Не будь собой!» В Спасе он характеризует высшую ступень подвижничества – характерничество! «Когда найдёшь своё «я», бери два камня и растирай его в порошок», – поучали в Спасе. Что скрыто за этими словами? Есть ли в них нечто или это «признак слабости школы, потому как слишком размазано», как скажут многие? Сказать сложно. Вернуть себе Божественность – вот с чем согласятся практически все те, кого волнуют искания Духа. Вот только камнем преткновения остаётся вопрос: я сам становлюсь богом или Божьим произволением я обретаю божественность? Здесь вопрос выбора! А кто прав? Рассудит Вечность! В Спасе же отречением от себя характерники взамен получали «ум Христов», или «ум Горний», благодаря которому и обретали утраченную божественность. Старый знахарь говорил, что «принести то, не знаю что» – это и есть обрести нашу Исту, наше «я».

Пришёл однажды к старому Хлысту столичный философ да и спрашивает его:

– Есть ли Бог?

– Кто спрашивает? – говорит ему Хлыст.

– Я.

– Кто ты?

– Я Фёдор Многознающий. Мне 40 лет от роду. Я получил прекрасное образование. Женат. Имею троих детей. Живу в стольном граде.

– Как много ты знаешь о себе!

– Ну что, скажешь теперь мне о Боге?

– Нет, не скажу.

– И почему же?

– Ты не готов к такой важной беседе.

– Что же я должен сделать, чтобы ускорить свою готовность?

– Иди и постоянно спрашивай себя: «Кто я есть»? И так до тех пор, пока не получишь никакого ответа. Вот тогда и приходи. Поговорим о Боге!

Изначальное творение мира характерно не только для Спаса. В знахарстве и чародействе оно также лежит во главе угла. Любопытно для нас умозаключение, сделанное А. Синявским в «Очерках русской народной веры» по поводу действий некоего колдуна в поисках пропавшей коровы. Рассказал ему эту историю один колхозный пастух, «весёлый малый, матерщинник с партбилетом в кармане, не верящий ни в Бога, ни в чёрта». Потеряв колхозную корову и отчаявшись её найти, он обратился к деревенскому колдуну. Колдун послал его на болото, приказав не срезать «какую-нибудь ветку» («рог у коровы срежешь»), не втыкать нож в землю («в корову воткнёшь»). И он действительно нашёл корову в указанном месте. Вот отрывок из этой работы:

«Что самое удивительное в этом рассказе? Не прозорливость колдуна. Случаи ясновидения, в конце концов, известны. А вот что: нельзя по дороге ни срезать ветку, ни воткнуть нож в землю – всё окажется коровой. Корова словно распространяется на всю природу, из которой колдун её извлекает, поместив и сосредоточив в вышеозначенном болоте. Как он это сделал? Вспоминается заговор: «Умываюсь росою, утираюсь солнцем, облекаюсь облаками, опоясываюсь чистыми звёздами…» И потом уже из этого вселенского, пантеистического состояния, из воздуха, из космоса рождается некая форма. Проще говоря, колдун сначала вбирает в себя всё, чтобы затем задержаться на какой-то искомой корове».

Здесь хорошо видно, что колдун вначале творит мир, где он выступает как создатель и начальник мира, а затем управляется с этим миром по своему усмотрению.

В работе Б.А. Рыбакова «Язычество древней Руси» есть сходный по содержанию отрывок:

«…в заклинательном искусстве русской деревни идея пространства содержалась в самом широком смысле, как макрокосм, в состав которого, по понятиям того времени, входило следующее: плоская земля, двое небес над нею, солнце, луна, звёзды и подземно-подводный мир, по которому солнце путешествует ночью.

Но наряду с этим космическим образом существовало и другое представление о таком пространстве, где отсчёт идёт от человека вовне, во «все четыре стороны». Именно такое пространство видим мы в многочисленных заговорах… Пространство в заговорах не пустынно, не абстрактно, а наполнено всем, что есть в природе и что создано человеком… Составители заговоров, древние волхвы, заставляли людей, обратившихся за помощью, перечислять сотни элементов, наполняющих это пространство.

Заговор для наших предков действенен потому, что «заговорное слово сродни заговорному миру – и макро-, и микромиру: как и они, оно «крепко и лепко», то есть сочетает в себе твёрдость, устойчивость, прочность с гибкостью, подвижностью и пластичностью и, следовательно, в известной степени выступает как иконический образ мира и человека, его тела, обладающего той же «крепкостью-лепкостью». Слово телесно и равно миру!»

Остаётся только добавить: слово равно человеку. А значит, посредством слова человек и пространство становятся одним целым. То есть человек может выступать как творец пространства!

Сакральность пространства мы видим в замысле перекрёстка на Руси. Это место, росстань, наделяли особыми свойствами. На перекрёстках лечили болезни, оставляли «горе-злосчастье», здесь выбирали судьбу былинные богатыри и многое другое. Перекрёсток воспринимался как некая серёдка мира, откуда все пути вели «во все четыре стороны». В Спасе же сам человек был равнозначен перекрёстку, а значит, и всему пространству в целом.

Сходная мысль отражена в работе Н. Криничной «Русская мифология: мир образов фольклора»:

«Названные персонажи господствуют не только в социокосме, но и в макрокосме. Сам космос (миропорядок), равно как и природные стихии (дождь, ветер и пр.), подчинены их воле. Они связаны со всем мирозданием в целом и с каждым из его составляющих в отдельности. Ведуны осмысляются в качестве центра, вокруг которого вращается остальной мир, что, по сути, служит проявлением своеобразного антропоцентризма».

Сходную картину – создание своего пространства, где всё подвластно воле создающего это пространство, можно увидеть в китайских комплексах дао (тао). Все комплексы повторяют разворачивание мира в соответствии со схемой тайцзиту.

Таицзиту – схема, описывающая пространство. В китайской философии она отражает космогоническое построение мира. Состоит из тринадцати фаз, отмеряющих ритм Вселенной. Выполняющий тао взращивает жизненную силу в восьми направлениях посредством пяти качеств. Начало – некая точка ВУЦЗИ-ТАЙЦЗИ (великий предел), откуда всё начинается и куда всё возвращается. Это центр и ключ к миру – пространству. Первое движение в любом тао не внешнее, а внутреннее. Если смотреть со стороны, то человек просто стоит неподвижно. Это многими воспринимается как бессмысленный обряд, дань традиции. Но старые учителя на нём заостряли внимание. На самом деле в этом «пустом движении» рождается новый мир. В великом пределе тайцзи есть всё! И тайцзи – это «я»!!! Китайские «комплексы формальных упражнений» – своего рода подобие старинных русских заговоров, в которых происходит заклинание пространства, но только через движение.