Том 10. Адам – первый человек. Первая книга рассказов. Рассказы. Статьи

Государственная коллекция уникальных музыкальных инструментов – крупнейшее собрание струнных смычковых инструментов, изготовленных выдающимися мастерами разных стран, но прежде всего итальянскими мастерами легендарной Кремонской школы: Гаспаро да Сало, Антонио, Николо и Иеронимом (Джироламо) Амати, Андреа Гварнери и Иосифом (Джузеппе) Гварнери по прозвищу дель Джезу, Доменико Монтаньяно, Карло Бергонци, Лоренцо Стариони, Джованни Баттиста Гваданьини и, конечно же, Антонио Страдивари. В книге представлены все наиболее ценные экспонаты коллекции: около трехсот скрипок, альтов, виолончелей, контрабасов и других смычковых, изготовленных мастерами разных стран XVII–XX веков.

Конечно, история жизни каждого инструмента работы Страдивари, Амати, Гварнери – это одновременно и детектив, и фантастика, и поэма. Но нам особенно интересно узнать, как они попали в Россию.

Оказывается, инструменты из Западной Европы, прежде всего из Италии, начали ввозиться в Россию еще в XVII веке. А на рубеже XIX века в России было больше оркестров, чем в сегодняшних России и США, вместе взятых.

Откуда взялись эти оркестры? Почему об этом знают лишь специалисты?

Во-первых, потому, что только советская власть почти век огнем выжигала добрую память о прошлом нации. А во-вторых, чего греха таить, не зря наш собственный народ сказал: «Все мы Иваны, не помнящие родства».

Уже в XVIII веке в России действовали сотни замечательных крепостных оркестров, сотни крепостных театров, сотни военных оркестров с непременной струнной частью. В Петербурге процветали магазины итальянских скрипок, альтов, виолончелей. Говоря современным языком: Россия была крупнейшим рынком сбыта струнных инструментов высочайшего качества. Сначала русские аристократы, помещики, а затем купцы ввозили в Россию мировые раритеты, не скупясь, с размахом «загадочной» русской души.

Да, и оркестры, и театры принадлежали богатым и знатным людям, но играли-то на инструментах люди из народа. Наверное, правильнее будет сказать, что играли и те, и другие, многое сплеталось – тем более что народность жила в нашей аристократии генетически. Помните знаменитую сцену из «Войны и мира», когда Наташа Ростова пляшет в «охотницкой» русскую народную «Барыню»?

Причастными к созданию нашей Великой русской коллекции были все царствовавшие особы, Суворов, Пушкин, Лермонтов, Грибоедов, Крылов и еще многие и многие знаменитые русские вельможи, ученые, художники, артисты.

Вся история Коллекции документально опровергает часто навязываемое нам мнение «хулителей России», что, дескать, у русских никогда не было глубокой, хорошо проработанной культуры, а есть только вершины (Толстой, Чехов, Достоевский, Мусоргский, Чайковский), которые существуют как бы сами по себе и явились миру случайно. Так не бывает. Великая русская коллекция – еще одно тому доказательство. Хотя и трудно не согласиться с тем, что существование духовной культуры не «благодаря», а «вопреки» для русских и России, может быть, более характерно, чем для любого другого государства и другой нации. Но это отдельный разговор.

«Великая русская коллекция» – уникальная книга о самой крупной в мире коллекции уникальных музыкальных инструментов. Смысл этого издания в том, чтобы познакомить с Коллекцией мировую общественность и помочь самой Коллекции получить статус, которого она заслуживает.

2004 г.

Р.S. Работа над книгой «Великая русская коллекция» заняла несколько лет. Ее результаты налицо. Сегодня Государственная коллекция уникальных музыкальных инструментов больше не находится в ветхом особняке и смотрители не подставляют, как прежде, блюдца с водой, чтобы создать для хранения шедевров хоть какой-то микроклимат. Теперь Коллекция хранится в идеально приспособленных для этого помещениях, отвечающих всем требованиям XXI века.

Мировая музыкальная общественность сегодня имеет полное представление о нашей Коллекции. Можно без преувеличения сказать, что для многих знатоков книга «Великая русская коллекция» явилась подлинным откровением.

Геннадий Рождественский так отозвался о ней:

«Выход в свет книги “Великая русская коллекция”, напечатанной издательством “Согласие”, – настоящее событие в культурной жизни России».

2005 г.

«О счастье мы всегда лишь вспоминаем…»

Вынесенные мной в заголовок строки Ивана Алексеевича Бунина, наверное, одни из лучших среди его стихов.

Да, именно так:

О счастье мы всегда лишь вспоминаем, А счастье всюду. Может быть, оно Вот этот сад осенний за сараем И чистый воздух, льющийся в окно.

Когда вспоминаешь Бунина, то вспоминаешь невольно и то, что первое знакомство с его работами у нас, бывших советских людей, связано именно с ощущением нечаянного счастья, которое вдруг нам привалило.

Бунин стал активно просачиваться в Советский Союз в самом конце пятидесятых годов, в условиях хрущевской оттепели, а в середине шестидесятых уже был канонизирован собранием сочинений сначала в пяти, а следом в девяти томах.

Хотя Бунин достался тогда советскому читателю основательно процеженным и крепко усеченным, тем не менее, этого вполне хватило, чтобы все поняли, что там, за рубежом, есть «другая» русская литература. Вместе с книгами Бунина как бы ворвался мощный освежающий вихрь. Кое-кому даже показалось, что там, на Западе, у нас еще много Буниных. Мы были готовы преувеличить значение многих эмигрантских поэтов и прозаиков, и многих преувеличили.

А теперь, на рубеже третьего тысячелетия, точно выяснилось, что и там, и здесь Иван Бунин у нас один. Да, в эмиграции было много других замечательных, великолепных, виртуозных, очень ярких писателей, но последний натуральный классик золотого века великой русской литературы был один – Бунин Иван Алексеевич.

В книге Александра Бахраха «Бунин в халате» нет ничего такого, что называется «клубничкой».

Вот как определяет автор свою цель уже на первых страницах: «Бунин – большой русский писатель, и мне кажется, что любая памятка о нем – будь то серьезная, будь то пустяковая – необходима для будущего, и незачем обходить молчанием некоторые, хотя бы теневые, стороны его жизни, разбавлять их розовой водицей и способствовать распространению “легенд”… Часто он говорил одному одно, а другому другое – о том же самом, смотря по настроению».

Надо же: одним говорил одно, а другим другое. Притом речь ведь, как правило, шла о делах литературных, о его, Бунина, оценках, мнениях, вкусах. Тем более что он ведь не заблуждался по поводу своего места в литературной табели о рангах и не мог не знать, что суждено ему в дальнейшем «стать достоянием доцента и критиков новых плодить». Как это все понимать?

А точно так же, как Льва Толстого, который на недоуменный вопрос о его противоречивых и даже взаимоисключающих мнениях об одном и том же, смеясь, отвечал:

– А что я вам щегол, чтобы петь одну и ту же песню?

И у Толстого, и у Бунина эти противоречия, эта здоровая дурашливость и лукавство – от переизбытка сил, от мгновенной смены в душе таких многообразных ощущений и ассоциаций, которые просто недоступны человеку обыкновенному. Это всего лишь игра могучей артистической натуры ради самой игры.

В воспоминаниях Александра Бахраха нет елея, зато в них часто попадаются острые осколки как бы окаменевших фактов и эпизодов из жизни великого мастера. Но даже то, что написано как бы не вполне лицеприятно для Бунина, написано благородно, с неподдельной любовью и пониманием подлинного масштаба его личности.