Том 15. Простак и другие

Леман тяжело отдувался.

— Заприте эту дверь, наконец! — распорядился он.

— Я?

— Да-а!

— Хорошо.

— Вам придется отпереть ее снова, — сказал официант, — чтобы выпустить меня. Так вот, я собирался передать, что сказала та горничная с четвертого этажа. Она сказала мне: «Руперт, чего хочет зритель? Развлечений».

Мистер Леман завыл как бэнши. [19]

— Выметайтесь!

— О'кей, сэр. Хозяин тут вы. Доброй ночи, господа.

— Доброй ночи! — прошипел мистер Леман.

19

бэнши — мифическое существо кельтского фольклора, вроде феи или ведьмы, извещающее воями и стонами о чьей-то смерти.

Простак пребывал в полном недоумении. Это была первая конференция, в которой он участвовал, и она оказалась ни чуточки не похожей на ту, что рисовалась его воображению. Он-то представлял себе сердечных добродушных людей — то, что Леман в минуту вдохновения назвал счастливой семьей, обменивающихся за шампанским благожелательными, приятными замечаниями. Что-то в духе салонов XVIII века, про которые он читал в школе. А тут — прямо клетка на редкость раздражительных диких кошек. Это ставило его в тупик, сбивало с толку. Никто не открыл ему, что сегодняшняя конференция по обычным театральным меркам — просто верх учтивости и вежливости.

Мистер Леман снова призвал собрание к порядку.

— Про-дол-жа-ем! — в обычной своей властной манере произнес он. — Мы должны решить что-то насчет спектакля, а никуда еше не продвинулись.

— Давайте станем постоянным комитетом и будем проводить собрания каждую неделю, — высказалась Фанни.

— Заткнись!

— А я еще и рта не открывала.

— Только и знаешь — ля, ля, ля… Итак, мы дошли до пролога.

— Пролог годится, — глубокомысленно заметил Простак. Леман снова одарил его раскаленным добела взглядом.

Когда премьера не имеет большого успеха, председательствующий выбирает, по театральному обычаю, какого-то индивидуума, на которого и выплескивает всю ярость. Как правило, им автоматически становится автор, но за отсутствием такового выбор пал на Простака. Фактически и не повинный в сочинении пьесы, Простак стоял ближе всех к отсутствующему драматургу.

Пронзив его взглядом, Леман продолжил:

— Итак, следующий эпизод — сцена в саду.

Про нее, как мы знаем, у Простака было что сказать. Он ожил, точно цветок под весенним дождичком.

— Ах да, наша сцена в саду, — бойко вступил он. — Я скажу вам, в чем там дело. Деревья посажены неправильно.

Леман поднялся со своего места, и Джек, всегда готовый вылить масла на бушующие воды, попросил его не страдать так сильно.

— Неправильно посажены, вот как?

— Да, мой друг. То есть, дорогуша. В настоящем саду..

Мертвенное спокойствие пало на Лемана. Такое спокойствие воцаряется в вулкане перед извержением, от которого потом тысячи людей спасаются бегством.

— А теперь послушайте! Меня от вас тошнит! Вы мне надоели до посинения. Влезаете в разговор с какими-то дурацкими идеями. Больше не могу-у-у!

— Это не дурацкая идея. Я по делу говорю.

— А я не желаю слушать, ясно? Кто тут главный, в конце концов?

— Я тоже в какой-то мере…

— Да-а? Главный продюсер я, понятно? И говорить буду я. Двадцать пять процентов, вот и все, что у вас есть.

— Да, я знаю, но вы сами велели мне делать заметки…

— Вы что же, намерены продолжать?

— Господи Боже, если я вижу, что не так, я тоже могу вставить словечко. Так вот, сад посажен неправильно. Много лет назад, когда я был совсем маленький, — продолжал Простак, ударяясь в воспоминания, — я проводил летние каникулы у своей старой тети, а конкретно, у тети Изабел в Нижнем Сматтеринге, в Вустершире. У нее был сад. Так вот, хоть верьте, хоть нет…

Извержение началось

— Да чтоб я пропал! — заорал Леман, вцепляясь в свою шляпу, единственно надежную вещь в вертящейся вселенной. — Это уж чересчур! Вы чуть было не загубили спектакль, слоняясь за кулисами и досаждая актрисам, а теперь еще являетесь сюда и болтаете без передыху про какие-то деревья и свою тетку Агату!

— Изабел.

— Что вы, черт вас дери, смыслите в нашем деле? Я руковожу этим шоу, ясно? И не желаю, чтоб в него совали нос, понятно? Терпел, сколько мог, а больше не могу-у-! Даже у самых больших кретинов и то вдвое больше разума. Поберегите голосовые связки. Доехало?

Тут встала Динти, бледная, но вполне владеющая собой. Она заметила, что у Простака отвалилась нижняя челюсть, словно увядшая лилия, и зрелище это всколыхнуло в ней все материнские инстинкты.

— Не смейте говорить с ним так! — крикнула она. — Я этого не потерплю!

Леман обратил свой обезумевший взор на мятежницу.

— Да? А вас это касается?

Динти Мур была из рода Керри, а с Мурами из рода Керри так далеко заходить нельзя. Губы у нее отвердели, глаза засверкали. На минутку даже показалось, что сейчас она расправится с Леманом, как расправилась однажды со страховым агентом по имени Эд на Кони-Айленд.

Но Динти подавила порыв.

— Да, касается. Вы взяли у него деньги — все, что сумели выманить, — на пьесу, у которой, как вы наверняка понимали, нет ни самого хилого шансика на успех, а теперь, как только он открывает рот, кричите на него. Вы слушаете телефонисток и официантов, но…

— Вот как? А кто вас вообще спрашивал?

— Я старалась молчать, сколько могла.

— Да? Ну, а теперь старайтесь где-нибудь в другом месте. Можете убираться ко всем чертям!

Тут заговорил Простак. Он рвался вмешаться в дискуссию и раньше, но благородство порыва ошеломило его, лишив дара речи.

— Минуточку, — вмешался он, слишком поздно спохватившись, что следовало бы сказать: «А ну, тормозни!» — Не так быстро, дорогуша. Номер хороший, но он все-таки мой, и я хочу сказать… Ну, если коротко и по сути, вы не можете тут командовать.

— Ах, не могу?

— Определенно.

— Предупреждаю, отстаньте от меня.

— Будь я проклят, если отстану.

— Да? Мало того, что вы лезете в шоу, так вы еще пытаетесь лезть ко мне! К черту! Убирайтесь в свой Лондон, или из какого вы там городишки, и забирайте ее с собой. Она уволена!

Голос Простака, который и так забрался высоко, поднялся на регистр выше.

— Уволена, да? — Он рассмеялся резко и насмешливо. — Позвольте сказать, она так и так не будет больше на вас работать. Хотите знать, почему?

— Рад бы услышать.

— Потому что она будет работать на меня! Вот, черт дери, почему. Вы вообразили, что я ничего не смыслю в вашем деле. Ну, я покажу, смыслю или нет. Не желаете, часом, продать мне весь спектакль?

— Что?!

— То. Ну, как? Думайте на бегу, дорогуша.