Том 2. Сумерки духа

Опустошение

В моей душе, на миг опустошенной, На миг встают безгласные виденья. Качают головами сонно, сонно, И пропадают робкие виденья. Во тьме идет неслышно дождь упрямый, Безмолвный мимо пролетает ветер. Задев крылами, сотрясает рамы И вдаль летит без звука черный ветер. Что холодит меня во мне так странно? Я, слушая, не слышу бьенья сердца. Как будто льда обломок острогранный В меня вложили тайно вместо сердца. Я сплю, успенью моему покорный, Но чаю воскресенья вечной правды. Неси мою одежду, ветер черный, Туда, наверх, к престолу нашей Правды!

1902

Богиня

Что мне делать с тайной лунной? С тайной неба бледно-синей, С этой музыкой бесструнной, Со сверкающей пустыней? Я гляжу в нее – мне мало, Я люблю – мне не довольно… Лунный луч язвит, как жало, – Остро, холодно и больно. Я в лучах блестяще-властных Умираю от бессилья… Ах, когда б из нитей ясных Мог соткать я крылья, крылья! О, Астарта! Я прославлю Власть твою без лицемерья, Дай мне крылья! Я расправлю Их сияющие перья, В сине-пламенное море Кинусь в жадном изумленьи, Задохнусь в его просторе, Утону в его забвеньи…

1902

Нет

Нет! Сердце к радости лишь вечно приближалось, Ее порога не желая преступать, Чтоб неизведанное в радости осталось, Чтобы всегда равно могла она пленять. Нет! Даже этою любимою дорогой В нас сердце вещее теперь утомлено. О неизведанном мы знаем слишком много… Оно изведано другими… всё равно! Нет! Больше не мила нам и сама надежда. С ней жизнь становится пустынна и легка. Предчувствие любви… О, старая одежда! Опять мятежность, безнадежность – и тоска! Нет! Нынче всё прошло. Мы не покорны счастью. В бездумьи мудрости мы «нет» твердим всегда, И будет нам дано сказать с последней властью Свое невинное – неслыханное «да!»

1903

Сообщники

В. Брюсову

Ты думаешь, Голгофа миновала, При Понтии Пилате пробил час, И жизнь уже с тех пор не повторяла Того, что быть могло – единый раз? Иль ты забыл? Недавно мы с тобою По площади бежали второпях, К судилищу, где двое пред толпою Стояли на высоких ступенях. И спрашивал один, и сомневался, Другой молчал, – как и в былые дни. Ты всё вперед, к ступеням порывался… Кричали мы: распни Его, распни! Шел в гору Он – ты помнишь? – без сандалий… И ждал Его народ из ближних мест. С Молчавшего мы там одежды сняли И на веревках подняли на крест. Ты, помню, был на лестнице, направо… К ладони узкой я приставил гвоздь. Ты стукнул молотком по шляпке ржавой, – И вникло острие, не тронув кость. Мы о хитоне спорили с тобою, В сторонке сидя, у костра, вдвоем… Не на тебя ль попала кровь с водою, Когда ударил я Его копьем? И не с тобою ли у двери гроба Мы тело сторожили по ночам? . . . . . . . . . . . . . . . Вчера, и завтра, и до века, оба – Мы повторяем казнь – Ему и нам.

1902

Баллада («Мостки есть в саду…»)

П. С. Соловьевой

Мостки есть в саду, на пруду, в камышах. Там, под вечер, как-то, гуляя, Я видел русалку. Сидит на мостках, – Вся нежная, робкая, злая. Я ближе подкрался. Но хрустнул сучок – Она обернулась несмело, В комочек вся съежилась, сжалась, – прыжок – И пеной растаяла белой. Хожу на мостки я к ней каждую ночь. Русалка со мною смелее: Молчит – но сидит, не кидается прочь, Сидит, на тумане белея. Привык я с ней, белой, молчать напролет Все долгие, бледные ночи. Глядеть в тишину холодеющих вод И в яркие, робкие очи. И радость меж нею и мной родилась, Безмерна, светла, как бездонность; Со сладко-горячею грустью сплелась, И стало ей имя – влюбленность. Я – зверь для русалки, я с тленьем в крови. И мне она кажется зверем… Тем жгучей влюбленность: мы силу любви Одной невозможностью мерим. О, слишком – увы – много плоти на мне! На ней – может быть – слишком мало… И вот, мы горим в непонятном огне Любви, никогда не бывалой. Порой, над водой, чуть шуршат камыши, Лепечут о счастье страданья… И пламенно-чисты в полночной тиши, – Таинственно-чисты, – свиданья. Я радость мою не отдам никому; Мы – вечно друг другу желанны, И вечно любить нам дано, – потому, Что здесь мы, любя, – неслиянны!

1903

Зеленое, желтое и голубое

Я горестно измучен. Я слаб и безответен. О, мир так разнозвучен! Так грубо разносветен! На спрошенное тайно – Обидные ответы… Всё смешано – случайно, Слова, цвета и светы. Лампада мне понятна, Зеленая лампада. Но лампы желтой пятна Ее лучам – преграда. И, голубея, окна В рассветном льду застыли… Сплелись лучи – в волокна Неясно-бурой пыли. И люди, зло и разно, Сливаются, как пятна: Безумно-безобразно И грубо-непонятно.

1903

Пауки

Я в тесной келье – в этом мире. И келья тесная низка. А в четырех углах – четыре Неутомимых паука. Они ловки, жирны и грязны. И всё плетут, плетут, плетут… И страшен их однообразный Непрерывающийся труд. Они четыре паутины В одну, огромную, сплели. Гляжу – шевелятся их спины В зловонно-сумрачной пыли. Мои глаза – под паутиной. Она сера, мягка, липка. И рады радостью звериной Четыре толстых паука.

1903

Цепь

Один иду, иду чрез площадь снежную, Во мглу вечернюю, легко-туманную, И думу думаю, одну, мятежную, Всегда безумную, всегда желанную. Колокола молчат, молчат соборные, И цепь оградная во мгле недвижнее. А мимо цепи, вдаль, как тени черные, Как привидения, – проходят ближние. Идут – красивые, и безобразные, Идут веселые, идут печальные; Такие схожие – такие разные, Такие близкие, такие дальные… Где ненавистные – и где любимые? Пути не те же ли всем уготованы? Как звенья черные, – неразделимые, Мы в цепь единую навеки скованы.

1902

Белая одежда

Побеждающему Я дам белые одежды.

Апокалипсис

Он испытует – отдалением, Я принимаю испытание. Я принимаю со смирением Его любовь, – Его молчание. И чем мольба моя безгласнее – Тем неотступней, непрерывнее, И ожидание – прекраснее, Союз грядущий – неразрывнее. Времен и сроков я не ведаю, В Его руке Его создание… Но победить – Его победою – Хочу последнее страдание. И отдаю я душу смелую Мое страданье Сотворившему. Сказал Господь: «Одежду белую Я посылаю – победившему».

1902

Стихотворения 1880–1903 гг., не включенные в «Собрание стихов» *

«Давно печали я не знаю…»

Давно печали я не знаю, И слез давно уже не лью. Я никому не помогаю, Да никого и не люблю. Любить людей – сам будешь в горе. Всех не утешишь всё равно. Мир – не бездонное ли море? О мире я забыл давно. Я на печаль смотрю с улыбкой, От жалоб я храню себя. Я прожил жизнь мою в ошибках, Но человека не любя. Зато печали я не знаю, Я слез моих давно не лью. Я никому не помогаю, И никого я не люблю.

«Я помню аллею душистую…»

Я помню аллею душистую И ветви сирени кругом, Росу на траве серебристую И небо, объятое сном. Я помню, как трелью рыдающей Сирень оглашал соловей, И как аромат опьяняющий Волной доносился с полей. Я помню скамью одинокую, Забытые грезы и сны, И пруд, весь заросший осокою, И силу живую весны… У берега лодка качается, И плещется тихо вода, И звезды, блестя, отражаются На зыбком просторе пруда. Стихает природа уснувшая, Всё негой весенней полно… Я помню то время минувшее, Я помню, что было давно…