Том 3. Басни, стихотворения, письма

Подражание псалму 17-му

Возлюблю тя, господи, крепосте моя

К тебе, мой бог великий, вечный, Желанья все мои парят, Сквозь тьму и бездну бесконечны, Где миллионы звезд горят И где, крутясь, миры в пучинах Твое величество гласят: Велик господь, велик и свят Вещей в началах и кончинах! Велик величества творец, В бедах мне щит, в суде отец. Болезни взор мой помрачали; Земля разверзлась подо мной; Как сонм стесненных туч печали Носились над моей главой. Переставало сердце биться, Потек по жилам смерти хлад, Уже ногой ступил я в ад,— Но вспомнил к богу обратиться.— Сквозь небеса проник мой вздох — И мой меня услышал бог. И двигнулась — и встрепетала Земля, поверженная в страх. От гнева бога тьма восстала, Содрогнулись сердца в горах. Взглянул он — море возмутилось, И вихри пламенны взвились, И страшны громы раздались; Ступил — и небо преклонилось. Сошел — и крепкою пятой Сгустил он тучи под собой. И се, воссед на вихри скоры, Несется облеченный в тьму. Пред ним кремнисты тают горы; Курятся бездны вслед ему. Как молния, его блистанье. Он рек, — и, грозный глас внемля, Расселась в трепете земля, Вселенной вскрылись основанья; И воды, в страхе, без препон, Смутясь, из бездны рвутся вон. Подвигнувшись толь страшной бранью, Врагов моих карая злом, Мой бог своею сильной дланью, Как крепким медяным щитом, Покрыл меня — и мне их стрелы, Как ломкий и гнилой тростник; Сколь бог мой страшен и велик, Столь тесны вражьих сил пределы! Едва я возопил стеня, Он двигнул громы за меня. Пари, мой дух, за круги звездны, Любовью к богу вознесен; Храни пути его небесны — И будешь в гибелях спасен. Беги мужей коварных, льстивых: Беседа их для сердца яд: С святым ты будешь купно свят; Познаешь правду средь не лживых. С правдивым будешь ты правдив; И с нечестивым нечестив. Смиренных щит! Смиритель гордых! Блесни зарями в грудь мою; И на столпах надежды твердых Твою я славу воспою; Чрез горы препинаний ада Переступлю, как исполин; Перелечу, как сын орлин, Чрез бездны, страшные для взгляда,— И, верой воспален к царю, Как солнце юно возгорю. С тобой кого мне устрашиться, Кого бы я не превозмог?— Кто славою с тобой сравнится? И где тебя сильнейший бог?— Где небо, где есть круги звездны, Для сил и для богов иных? И где для молний есть твоих Недосягаемые бездны?— Твоим лишь духом всё живет — Ты всё — иного бога нет. Не ты ль, вдохнув мне силы многи, Дал крепость льва моим рукам, Еленью скорость дал мне в ноги И орлю быстроту глазам? Не ты ль на брань меня наставил, Дал мышцы мне, как медян лук? Не ты ль различны силы вдруг, Чем в тысящах себя прославил, В одном во мне соединя, Венчал царем земли меня? Не силою ль твоей взлетает Мой быстрый дух на небеса, Где солнцев тысяча блистает, Твои вещая чудеса? Не силою ль твоей великой Причину мира мерит он И постигает тот закон, Чем обуздал хаос ты дикой, Пространства разделил мирам, Дал стройный вид и бег телам? Но где есть слово человека Тебя обильно превознесть?— В ком долгота найдется века Твои все чудеса исчесть?— Пади, мой дух, в смиренья многом И свой не устремляй полет В пучины, коим меры нет.— Чтоб бога знать, быть должно богом; Но чтоб любить и чтить его, Довольно сердца одного.

Подражание 37-му псалму

Смягчи, о боже! гнев твой ярый, Вины души моей забудь; И молний уклони удары, В мою направленные грудь! Престани в тучах, в облистаньях И в бурных пламенных дыханьях Являть, колико суд твой строг; Пролей надежду в грудь унылу, Яви свою во благе силу И буди в милостях мне бог! Стрелами острыми твоими Мне сердце всё изъязвлено И, раздираемое ими, Горит, как в пламени, оно; Свои счисляя преступленьи, В стыде, в болезни, в изумленьи, Смыкаю я смущенный взор. Нет предо мною света дневна — На мне твоя десница гневна, Хладнее льдов, тягчее гор. Все скорби на меня зияют И плоть мою себе делят. Как воск, во мне так кости тают, И кровь моя, как острый яд; Как трость ломка во время зною, Как ломок лед в реках весною, Так ломки ноги подо мной. Всё множит мне печалей бремя; Остановилось само время, Чтобы продлить мой жребий злой. В сем зле, как в треволненном море, Собрав остаток слабый сил,— В отчаяньи, в надежде, в горе, К творцу миров я возопил, Воззвал и сердцем встрепетался; То луч надежды мне являлся, То, вспомянув мои вины, Терял я из очей свет красный: Меч видел мщения ужасный И видел ада глубины. Вкруг моего собравшись ложа, С унылой жалостью друзья, Моей кончины ужас множа, Казалось, взорами меня Во гроб холодный провождали; Притворным плачем мне стужали^* Враги сокрыты дней моих; А я, как мертв, среди смятенья Лежал без слуха, без движенья И уст не отверзал своих. Но в страшную сию минуту, В сей час, ужасный бытию, Зря под ногами бездну люту, А пред очами смерть мою,— Надеждой на тебя отрадной, Как в жар поля росой прохладной, Мой слабый дух себя питал. Хоть телом упадал я в бездны, Но духом за пространства звездны К тебе с молитвой возлетал. Нет! — рек я в глубине сердечной, Нет, не погибну я, стеня; Исторгнет бог мой сильный, вечный Из смертных челюстей меня И дух мой не отдаст он аду Неправедным врагам в отраду; Их не свершится торжество; Не посмеется мне их злоба, Что у дверей ужасных гроба Помочь бессильно божество. Творец! Внемли мое моленье И гласу сердца ты внемли: Хотя ничтожное творенье, Я прах, не видный на земли; Но что есть мало, что презренно, Тобою, боже, сотворенно? Прекрасен звездный твой чертог; Ты в солнцах, ты во громах чуден,— Но где ты чудесами скуден?— Ты и в пылинке тот же бог! И я к тебе, надежды полный, Свой простираю томный глас: Смири страстей свирепых волны, В которых духом я погряз! Мои велики преступленья: Их сердцу страшно исчисленье,— Но в судие я зрю отца. Мой страшен грех, но он конечен,— А ты, мой бог, ты силен, вечен; Твоим щедротам нет конца.

Ода, выбранная из псалма 71-го

Боже, суд твой цареви даждь

и правду твою сыну цареву

Подай царю твой, боже, суд, И правду дай цареву сыну; Да к пользе царства примет труд, Да истину хранит едину — И кротко, как зарей зефир, Ко всем странам прольется мир. Он не предаст сирот и вдов; На трон в лице восседши бога, Сомкнет уста клеветников, Спасет и нища и убога. Как солнце вешнее с высот, Прольет на всех он луч щедрот. Как напояет землю дождь И проникает мягку волну^*, Так сей ко счастью кроткий вождь Прольет в сердца отраду полну.— И не затмит его лучей Вся толща туч, весь мрак ночей. К нему народы потекут, Как в океан пространны реки; Цари различны дань дадут; Он возродит златые веки,— И где конец земле, морям, Предел его державе там. Как неисчерпаем океан, Его сокровища узрятся; Среди его цветущих стран Довольство с миром водворятся,— И дом его, ко славе скор, Превысит верх Ливанских гор. Его благословит народ; Рабы, как чада, будут верны. Предупредят зарей восход От всех ему хвалы усердны,— И, мудрости его внемля, Ему восплещет вся земля.

Ода, выбранная из псалма <14-го>

Господи, кто обитает в жилищи твоем?

   Кто, боже, в высотах эфирных    Святый твой населяет двор?    Кто слышит, как, при звуках лирных,    Поет тебя пресветлый хор? И кто, в святилищах небесного чертога Вкушает сладость зреть величье, славу бога?    Кто сердцем чистым, нелукавым    Стремится твой закон блюсти;    Кто не скользит вослед неправым;    Чей ввек язык не знает льсти, И чья душа, в словах и взорах беспорочных, Как полная луна, видна в водах полночных;    Кто на друга сетей не ставит,    Не соплетает злых клевет;    Боящихся кто бога славит,    За благо злом не воздает, Кто в гнусных рубищах невинность чтить умеет,— Злодеев презирать на самых тронах смеет;    Кто клятву сохраняет свято,    Страшится слабых поражать,    И лихвою презренной злато    Свое не тщится умножать; Кто на суде своем едину правду любит И за принос даров убогого не губит;    Кто с сих путей не совратится    И сердце право соблюдет,    Тот, боже, в твой чертог вселится,    Твоей увидит славы свет — И там, земных сует оставя скоротечность, В чистейших радостях он вкусит сладку вечность..

Ода, выбранная из псалма 96-го

Господь воцарися, да радуется земля.

Взыграй, вся дышушая плоть! Днесь воцарился твой господь. Промчите слух сей, ветры скоры, В дальнейшие земли концы, Да скачут холмы, как тельцы, Как овны, да взыграют горы Средь кликов празднующих стран, И да восплещет океан! Предыдет огнь и вихрь пред ним И гром, ревущий в кару злым; Окрест несется мрак стесненный, Вьют вихри, дождь и снег, и град, И молнии его блестят От края до края вселенной; Немеет гром; ему внемля, Как море, зыблется земля. На истинах его престол; Судьба миров — его глагол; Врагов палящий пламень — взоры; Речет — и огнь их жрет вокруг; Воззрит — и тьмы падут их вдруг. Как воск пред ним, так тают горы; Земля — певец его чудес; Вещатель славы — твердь небес. О вы, певцы богов иных, Сравните с мертвой силой их Живаго бога силу живу — И усрамитесь падать ниц Пред изваяньем хрупким лиц, Кладя на них надежду лживу! Они, как вы, лишь персть и прах; Ограда их — обман и страх. Но ты, мой бог, творец миров, Един превыше всех богов И вышний надо всей землею! Воспой его, правдивых лик; Единый царь, судеб велик: Он силой всё хранит своею; В нем правым жизнь; в нем чистым свет — И вне его спасенья нет.

Ода, выбранная из псалма 93-го

Бог, отмщений господь

Снесись на вихрях, мщений царь! Воссядь на громах — тучах черных, Судить строптивых и упорных; Ступи на выи непокорных И в гордых молнией ударь. Доколь вздымать им грудь надменну И подпирать пороков трон, Правдивых гнать из света вон? Доколь твой презирать закон И осквернять собой вселенну? Куда ни обращусь, внемля, Везде их меч, везде угрозы. Там на невинности железы, Там льются сирых кровь и слезы; Злодейством их грузна земля. Так, проливая крови реки, Заграбя мир себе в удел, Твердят они на грудах тел: Господь не видит наших дел И не познает их вовеки. Безумец! где твой ум и слух? Стряхни невежество глубоко; Скажи, хоть раз взнесясь высоко: Ужели слеп создавший око, И сотворивший ухо — глух? Скажи, оставя мудрость лживу, Без света ли — творец светил? Бессилен ли — создатель сил? Безумен ли — кто ум в нас влил? И мертв ли — давший душу живу? Блажен, о боже, в ком твой свет: Он соблюдется цел тобою, Тогда как, окруженный мглою, В изрытый ров своей рукою Злодей со скрежетом падет. Кто? Кто с мечом? Со мною рядом Кто мне поборник на убийц? Кто на гонителей вдовиц? Никто — всех взоры пали ниц — И всех сердца страх облил хладом. Никто — но бог, сам бог со мной; Сам бог приемлет грозны стрелы, Вселенной двигнет он пределы, Разрушит замыслы их смелы И с широты сметет земной.

Ода, выбранная из псалма 51-го

Что хвалишься во злобе, сильне?

Чем хвалишься во злобе, сильный, Что мочен наносить ты вред? Глагол твой, лестию обильный, Как ядом растворенный мед; Язык твой — бритва изощренна; В груди кипит всех злоб геенна. Ты лживость паче правды любишь И злобу — паче доброты; Скорбя, щадишь, — ликуя, губишь; Блаженством ближних мучим ты; И правды обличенья смелы Тебе суть громоносны стрелы. Но се господь судом, как громом, Твое величие сотрет; С твоим тебя расторгнет домом, От сердца кровных оторвет; Твоих богатств иссушит реки И род погасит твой навеки. В посмешище ты будешь правым; Рекут, твою погибель зря: Се муж, что сердцем столь лукавым. Мнил превозмочь судеб царя; Богатством лишь своим гордился, И только зло сплетать стремился. А я, как маслина богата, Средь дому божия цвету; И блеск честей и горы злата Считая за одну мечту, Лишь в боге всё блаженство ставлю, И славен тем, что бога славлю.

Ода, выбранная из псалма 87-го

Господи боже спасения моего

О боже! царь щедрот, спасений, Внемли! — К тебе моих молений Свидетель — нощи все и дни. Я в нощь свой одр мочу слезами, И в день иссякшими глазами Встречаю мраки лишь одни. Да пройдет вопль мой пред тобою Шумящей, пламенной рекою: Воззри — и слух ко мне склони. В груди моей все скорби люты; Нет дня отрадна; нет минуты; Теснится в сердце мук собор. Уже, к веселью не способен, Я бледен, мертвецам подобен; Уже ко гробу шаг мой скор; Уже в моих я равен силах С забвенными давно в могилах, От коих отвратил ты взор. Все гнева твоего удары, Как моря гневна волны яры, Навел ты на мою главу. Тесним от ближних, обесславлен, Друзьями презрен и оставлен, Средь кровных чуждым я живу. В одре, как в гробе, истлеваю; Но руки к небу воздеваю: К тебе и день и ночь зову. Увы! иль стон живых беспрочен? Или для мертвых столь ты мочен? Они ль певцы твоих чудес? Но кто воспел тебя во гробе? Кто возгласил в земной утробе Твой суд иль блеск твоих небес? Кто имя божье славословил И кто в стране забвенья пролил Хоть каплю благодарных слез? А я, едва заря настанет, Едва светило дня проглянет. Огнем живым к тебе дышу — И вместе с хором оперенным Под сводом неба озаренным Твое величие глашу. Куда ни двигнуся ногою, Как сердце я свое, с собою Хвалу чудес твоих ношу. Почто же, бог мой, презираешь, Не внемлешь ты и отреваешь^* Вопль страждущей души моей? Средь нужды, нищеты и горя, Как средь бунтующего моря, Я взрос от самых юных дней — И днесь от бедства не избавлен, Как лист иссохший, я оставлен Среди ярящихся огней.

На новый год К надежде

Подруга нежная зефиру В восточных небесах видна; Уж по небесному сапфиру Румянит солнцу путь она; Коням его ковры сплетает Из розовых своих лучей — И звезды, красоту ночей, В румяны, ризы увивает. Уже из недр восточных вод Выводит солнце новый год. Он жребий смертных неизвестный В покрытой урне к ним несет; Полна приветливости лестной, Надежда перед ним летит; Суля улыбкой утешенье, Вливая взором услажденье, Поверхность урны золотит. Польсти и мне, надежда мила; Крушиться сердцу не вели; Польсти и счастье посули. Ты мне напрасно много льстила; Но я не помню долго зла. Как прежде я тобой прельщался, Твоей улыбкой воехищался — Ты так же мне теперь мила. Хоть сердце верить уж устало Усмешке ласковой твоей, Но без тебя еще грустней, Еще ему тошнее стало. Польсти ты сердцу моему; Скажи, мой друг, скажи ему, Что с новым годом счастье ново В мои объятия идет И что несчастие сурово С протекшим годом пропадет. Своею мантией зеленой^* Закрой печалей бледных вид, Которые в груди стесненной Мне сердце томное сулит. Начто предвидеть так их рано? Ах, если б, утро зря румяно, В полях предчувствовал цветок, Что тонкий, легкий ветерок Не день ему сулит прекрасный, Но перед бурею ужасной Проститься с розами спешит; Что ветры вслед текут упорны, И что, завившись в тучи черны, Паляща молния бежит Потрясть природы основанье; Когда б всё зрел издалека — Не оживляло бы цветка Авроры тихое сиянье; Когда б он это предузнал, Не чувствуя отрад ни малых, Не распускал бы кудрей алых, С тоски б заранее увял; Но он спокойно расцветает. Почто в нас сердце не цветок? Почто, послыша лютый рок, Оно заране обмирает? Польсти, мой друг, польсти ему; Скажи ты сердцу моему, Что не совсем оно напрасно По Аннушке так бьется страстно. Скажи, что некогда вздох мой Горящей пламенной стрелой До груди белой донесется. И что слеза с моих очей, Как искра тонкая, взовьется, И упадет на сердце к ней. Сули другим богатства реки; Сули им славы громкой веки; Сули им знатность и чины. В ком чувства спят, пусть утешают Того блистательные сны. Они лишь чувства заглушают — И для меня не созданы. Сули, коль хочешь, им короны;— Не светом всем повелевать, Хотел бы сам я принимать От милой Аннушки законы; Или в глазах ее прекрасных, Во вздохах нежных, томных, страстных Хотел бы их я узнавать. Польсти же мне, надежда мила,— И если наступивший год С собою смерть мою несет,— Мой дух о том не воздохнет: Хочу, чтоб только наперед Ты косу смерти позлатила И мне ее бы посулила У сердца Аннушки моей. Сули мне тысячу, смертей: Судьбы приму я повеленье — Лишь только б, сердцу в утешенье, Вкусить их на устах у ней. Не укорять я небо стану, Но свой прославлю лестный рок, Когда, подобно как цветок, Я на груди ее завяну.

Ночь

Уже на западе остылом Зари румяный след угас, И звоном колокол унылым Давно пробил полночный час. Природу сладкий сон объемлет; Зефир на свежих розах дремлет — Не вьет он кудрей ручейка; Вода, как зеркало, гладка; Листок от ветра не трясется, И Филомела не поет; Нигде, ни в чем движенья нет,— Мое лишь сердце крепко бьется И мне покоя не дает, От глаз моих сон сладкий гонит; Уснули страсти у людей — А тот, кто убегал страстей, Из глаз слезу горячу ронит, Их чувствуя в груди своей. Мои лишь вздохи нарушают Угрюмой ночи тишину И другу злополучных — сну Закрыть глаза мои мешают. Дыханьем хладным грудь тесня, Последние отъемля силы, Иссохши, бледны и унылы Стоят печали вкруг меня. Приди, приди, о сон любезный, И легкою твоей рукой Их вид страдающий и слезный Хотя на час от глаз закрой. Но ты словам моим не внемлешь: Иль от несчастных ты бежишь, Счастливцев маками даришь И с ними на диванах дремлешь? Мой друг! для них ли создан ты! Кто здесь блаженством обладает, Чье сердце горестей не знает, На что тому твои мечты? Они его не утешают,— Но, только память в нем затмив, Ему лишь чувствовать мешают, Сколь много в свете он счастлив. Когда тебе он подать платит, Тогда он час веселья тратит. Ах, если б, Аннушку любя, Я награжден был равной страстью, Не нужен бы ты был мне к счастью, Не призывал бы я тебя; Не сном хотел бы подкрепляться, Но чувством лестным наслаждаться, Что милой Аннушкой любим; Хотел бы чувством нежным сим И умирать и возрождаться; Хотел бы силы им терять И в новых силах обновляться. Но если сердце мне дано, Вкушать одно лишь огорченье: Когда мне всякий миг мученье, В который чувствует оно,— К чему тогда мне служит время? К чему тогда им дорожить? Чтоб умножать печали бремя, Чтоб долее в мученьи жить? Тогда часы лишь те мне святы Которые у жизни взяты И сну безмолвному даны. Я в них лишь только не страдаю И слез не чувствую своих; Я в них на время умираю. Приди ж, природы обновленье, Приди приятный, крепкий сон. Прерви на время мой ты стон И сладкое пролей забвенье На чувства пылкие мои; Рассыпь вокруг цветы свои; Приди — и лестными мечтами Мое ты сердце обнови; Приди — Анюты красотами Мою грудь томну оживи, Мне в лестных видах представляйся: Представь мне, что она моя, Что с ней в восторгах таю я, Представь — и ввек не прерывайся.

Отъезд из деревни

Прости, любезное село, Столица мира дорогого; Прости, ключ чистый, как стекло, И ты, тенистая дуброва, В которой часто день бывал Мне так короток, как минута, Где часто соловей певал Так чисто, нежно, как Анюта. Простите вы, мои друзья,— Из недр спокойства и свободы Я еду в мрачный гроб природы — Простите, в город еду я. Не воздух легкий, ароматный Мне будет грудь там оживлять: Я еду в мир пустой, развратный Седую, знойну пыль глотать. Когда зарей здесь развернутся Цветы на бархатных лугах, И хоры птичек раздадутся В тенистых и густых лесах; Как соловьи начнут согласно Будить и кликать солнце красно,— Тогда меня разбудит стук Карет, по мостовой гремящих, Иль с грузами телег скрипящих, Иль колокольный скучный звук. Как солнце здесь взойдет высоко И разгорится ясный день, Вы, птички, скроетесь далеко Густых дерев в прохладну тень, Где жар и ветр вас не гоняют, Где вам утехи сохраняют Любови нежной алтари И где листочка два иль три Чертоги царски заменяют. А я, когда наступит день, Как мне ни больно и ни лень И как ни бесполезно свету, Тащусь на завтрак иль обед, Играть в бостон или в пикет; Иль, если карт, к несчастью, нет, Тащусь зевать по этикету И ползать в суетах мирских Промежду Глупостей людских, Где языки одни речисты, Где всё добро на языке. Где дружба — почерк на песке, Где клятва — сокол в высоте, Где нрав и сердце так же чисты (Не в гнев то буди городских), Как чист и легок воздух их. Когда у вас на небосклоне Потухнет алая заря И, сон приятный вам даря, Ночь сядет на сапфирном троне; Уныло зашумят леса И в хороводах звезд прекрасных, В одеждах бледножелтых, ясных, Взойдет луна на небеса; Проступит бледность на вершинах И, серебром светясь, туман Расстелется у вас в долинах, Как утром тихий океан,— Тогда, не зная что заботы, Невозмущенные тоской, В роскошных пеленах дремоты Вы сладкий вкусите покой. А я, когда за нашим градом, Застыв, потускнет небосклон, И с темной ночью придут рядом Печальна мысль, мятежный сон, Свет закатится с ясным Фебом, Но не замолкнет стон людской, И под угасшим черным небом Раздастся глухо шум градской, А я — там, где всё так нестройно В цепях шумливой суеты, Средь роскоши и нищеты, А я — засну ли там спокойно? Ах, нет! не сон, друзья, не сон — Тогда мои мне милы слезы, И мысль одна приятна мне, Чтоб вас увидеть, хоть во сне, Мои любезны дики розы, И чтоб у вас в густой тени, Кудрявы, юные березы, Воспеть златые сельски дни.