Том 38. Полное собрание сочинений.
Шрифт:
— Такая каша въ голов у этихъ людей, сказалъ камергеръ, обращаясь ко мн, не правда ли, докторъ?
— Я не достаточно обдумалъ этотъ вопросъ, чтобы составить себ о немъ опредленное мнніе.
————
№ 15.
«Я видлъ во сн, что сижу я за обдомъ, въ деревенскомъ аристократическомъ дом, за обдомъ, кром домашнихъ, гость уздный предводитель, врачъ и безъ опредленныхъ занятій старичекъ, кажется изъ духовнаго званія, по фамиліи Орловъ, какъ я почему то знаю, бывшій большой друг старшаго покойнаго сына княгини, про котораго я тоже знаю, что онъ былъ необыкновенно даровитый, передовой человкъ, врод моего покойнаго брата. Я знаю тоже, княгиня принимаетъ этого Орлова только изъ милости, такъ какъ онъ совсмъ чуждъ ея міру. Живетъ же
№ 16.
«Я видлъ во сн, что сижу въ большомъ обществ за обдомъ и слушаю разговоръ. Говорятъ: хозяйка, к[отор]ую называютъ княгиней и гость уздный предводитель. Княгиня, великолпная дама, въ огромномъ парик — прекрасныхъ пушистыхъ, замняющихъ на плшивой голов, какъ мн почему то хорошо извстно, сплошную лысину, окруженную сдыми волосами, съ прекраснымъ цвтомъ лица, к[отор]ый, какъ я это почему то тоже знаю, наведенъ разглаживающимъ морщины валикомъ, одта въ черное шелковое платье. Въ ушахъ и на пальцахъ блестятъ брилліанты. Собесдникъ ея такой же великолпный господинъ, сіяющій и одеждой и лицомъ съ усами, торчащими кверху, и золотымъ пенсне и, какъ мн тоже почему то хорошо извстно, человкъ ограниченный, развратный, раззоренный, но несмотря на это, безгранично самоувренный и самодовольный.
Разговоръ идетъ о событіи, случившемся въ сосднемъ имніи. Княгиня многословно разсказала, какъ крестьяне, которымъ ничего, кром благодяній, не длалъ графъ, владлецъ этого имнія, сожгли огромные крытые соломой грунтовые сараи, погубивъ этимъ вковыя деревья: шпанскихъ вишень, грушъ-дюшесъ, сливъ и еще какія то плодовыя деревья. Княгиня предлагаетъ и совтуетъ гостю взять побольше и вмст съ тмъ выражаетъ свое возмущеніе на грубость и дикость нашего народа. Въ то время какъ к[нягиня] разсказываетъ это, лак[ей] Захаръ подаетъ ей соте изъ рябчиковъ. Я знаю этого Захара, знаю, что онъ изъ этой же деревни. Знаю почему то и то, что онъ нынче же сбгалъ къ отцу и тамъ чуть не поссорился съ нимъ за жену, которую свекоръ чуть не побилъ за дурно испеченные хлбы.
— Сердятся на управляющаго и уничтожаютъ вковыя деревья. Деревья то въ чемъ же виноваты? Прекрасныя, столтнія деревья. Поджигателей нашли и судятъ. Ну, ихъ сошлютъ, посадятъ, но деревьевъ то не будетъ.
Такъ говорила княгиня. Предводитель, кушая, пожималъ плечами и подтверждалъ мнніе хозяйки.
— Par le temps qui court, c’est tout `a quoi nous pouvons nous attendre,386 сказалъ онъ.
— А вотъ, Лина — и княгиня указала на милую брюнетку меньшую дочь — находитъ, что это очень мило со стороны крестьянъ, и проситъ меня написать графу Александру, чтобы простить этихъ поджигателей.
Я смотрю на Лину и вижу и почему то знаю, что она, эта Лина, полная противоположность матери и уже привыкла терпть ея нападки, и вижу, какъ она вся вспыхнула и что то пробормотала.
— Что ты говоришь, я не слышу? говоритъ княгиня.
— Ничего, я только никогда не говорила, что это очень мило, просто мн жалко женъ и дтей, они приходили.
— Это очень мило, что вы, княжна, жалете ихъ, мягко съ какимъ то особеннымъ, только къ женщинамъ и только къ красивымъ, умиленіемъ сказалъ предводитель, обращаясь къ Лин, но что же длать, что же длать, повторилъ онъ, при чемъ усы стояли твердо кверху. И онъ, пріятно улыбнувшись, обратился къ хозяйк и подробно разсказалъ, какъ у него, въ его имніи ныншнимъ же лтомъ вырубили 27 деревъ, а потомъ запустили все стадо (онъ сказалъ стадо, а не табунъ) въ его луга и какъ я ничего, ничего не могъ сдлать, сказалъ онъ.
А я между тмъ почему то знаю, что онъ сдлалъ оч[ень] много, т. к. десятокъ крестьянъ боле полугода таскаютъ по тюрьмамъ и теперь еще двое изъ нихъ сидятъ, дожидаясь суда.
— Нтъ, поврьте, милая княжна, есть всему предлъ, опять съ нжностью обратился онъ къ дочери. Дерзость, безсовстность, безнравственность, полная безнравственность нашего народа дошли теперь до послдней
степени. Sans foi ni loi.387Предводитель съ кверху поднятыми усами, какъ мн почему то это тоже было точно извстно, давно уже не платящій свои долги и большой любитель француженокъ, при томъ же и дуэлистъ, имвшій въ своей жизни дв affaires d’honneur,388 которыми онъ очень гордился, много говорилъ о безнравственности народа и кончилъ тмъ, что когда нтъ въ людяхъ религіозно-нравственныхъ принциповъ, то сдерживать такой народъ можетъ страхъ и только одинъ страхъ...
Тогда одинъ изъ обдавшихъ, кажется врачъ, какъ я тоже почему то знаю, одинъ изъ людей, к[отор]ымъ совершенно все равно, какъ живутъ люди, но к[отор]ые считаютъ нужнымъ и привычнымъ осуждать все, что длаетъ правительство — вступилъ въ разговоръ, возражая предводителю. Онъ разводилъ руками передъ тмъ, что совершается: «Было худо, казалось хуже не могло быть, а вотъ еще хуже. И куда мы идемъ». Онъ говорилъ вс эти обыкновенный слова о томъ, что при теперешнемъ состав и направленіи правительства, при отсутствіи всякаго направленія при полномъ царствующемъ произвол нельзя ничего ожидать другого. Вверху безпринципность, произволъ и случайность. Измниться, улучшиться положеніе можетъ только при возможности складываться людямъ въ т условія, которыя свойственны ихъ политическому возрасту. При теперешнемъ же коснніи правительства въ формахъ жизни XVI в., чего же можно ждать отъ народа и т. д. и т. д.
Кто то возражалъ, кто то соглашался. Все было неинтересно, и всмъ, кто говорилъ, было все все равно. Я тоже почему то зналъ это. Забавно было то, какъ княгиня вкривь и вкось вмшивалась въ разговоръ, какъ я хорошо видлъ и зналъ, совершенно не понимая того, о чемъ говорилось, но за то своимъ ршительнымъ тономъ озадачивая говорившихъ. Я тоже зналъ, что ей еще боле, чмъ другимъ, было все равно, но ей скучно б[ыло] сидть и не говорить, а она не хотла лишать себя этого удовольствія. Когда предводитель доказывалъ, что за-границей собственность уважается, потому что люди имютъ уваженіе къ закону, и когда врачъ возражалъ, что уважать можно только тотъ законъ, который установленъ самимъ народомъ, она вдругъ заявила, что она, когда была въ Италіи, то сама видла, какъ прачка утромъ стирала блье, а вечеромъ въ прекрасной шляпк `a la Reine de Prusse389 или что то подобное сидла въ театр. Выждавъ время пока она кончила говорить, предводитель продолжалъ тамъ, гд былъ прерванъ.
— Въ Европ рабочій народъ — люди. Но съ нашимъ пьянымъ и дикимъ народомъ, теперь еще возбуждаемымъ жидами революціонерами, безъ тхъ неукоснительныхъ строгихъ мръ, которыя, славу Богу, введены и поддерживаются, ничего нельзя сдлать. Съ человкомъ можно и должно обращаться по человчески, а съ животными такъ, какъ это свойственно животному. Съ сословіемъ же, лишеннымъ всякаго понятія о нравственности, не считающимъ воровство безнравственнымъ...
Вдругъ съ конца стола послышался голосъ пріятный и взволнованный, повторившій слова пр[едводителя]:
— «Безнравственное сословіе. Хорошо безнравственное сословіе». Говорилъ это совершенно плшивый только съ курчавыми блыми волосами на вискахъ и такой же бородкой старичекъ въ грязномъ пиджак, безъ видимаго блья, съ грязными руками, но съ прекрасными умными, милыми голубыми глазами.
Я какъ будто и знаю и не знаю этого человка. Знаю, что онъ чудакъ, кажется любить выпить, но золотое сердце и свтлый умъ.
— Хорошо безнравственное сословіе, то сословіе [которое] кормитъ вс другія нравственныя, вдругъ заговорилъ онъ усмхаясь.
Предводитель пожалъ плечами, выражая недоумніе передъ смлостью этого страннаго, съ грязными руками человка. Но тутъ княгиня поднялась шурша платьемъ и сказала.
— Лучше договоримъ въ гостиной, туда и кофе подадутъ.
— Прекрасно — сказалъ предводитель. И вставъ, широко перекрестился на уголъ, въ которомъ хотя и очень маленькій, но все таки виднлся образокъ. А я почему то будто бы знаю, что не вритъ этотъ г-нъ ни въ чохъ, ни въ смерть, и въ ту минуту, какъ крестится, думаетъ нкоторыя такія мысли о тлесномъ сложеніи княжны, которыя я знаю, но не могу и не хочу сказать здсь.