Том 4. Стихотворения 1930-1940

4

«Правда» 25 августа 1935 г.

Армянск (Крым) 24 августа. (По телеграфу.) Кузнец колхоза «Красный полуостров» Иван Павлов, собирая картечь в обмелевшем Сиваше, обнаружил тело красноармейца, убитого белогвардейцами в бою под Перекопом в 1920 году.

Находясь в пропитанной солью тине, труп хорошо сохранился. На теле отчетливо видна шрапнельная рана в области сердца.

В одном сохранившемся документе сказано: «Дано сие удостоверение от сельского совета А…вской волости…ской губернии, Прохору Иванову, который действительно мобилизован приказом Советской власти на действительную военную службу в ряды Красной Армии, 1901 года рождения».

Тело бойца Красной Армии перевезено в Армянск. Погибший в бою 15 лет назад красноармеец Прохор Иванов похоронен с воинскими почестями.

Пятнадцать лет прошло – не мало – С той исторической поры, Когда, у гада вырвав жало, Мы все, что фронт его держало, Из крымской выбили норы. Незабываемое дело Незабываемых сынов Страны родной, громивших смело Белогвардейцев и панов, Дыханьем нашим овладело, Когда твое нашли мы тело, Красноармеец Иванов. Ты – неизвестный – стал известным, Убитый – снова стал живым, Живым примером повсеместным Несокрушимо-стойким, честным Героям нашим боевым. Живой твой образ – он повсюду. Нет, не убито, не мертво: В строенье жизни, равной чуду, Передалось родному люду Биенье сердца твоего. Ты – соучастник в общей доле. В сталеупорной нашей воле Мы видим волю и твою, – В потоке силы – в цехе, в поле, В подземной шахте, в новой школе – Мы видим силу и твою, – В советском творческом обличье Обличье видим и твое, – В гигантском Сталинском величье Величье видим и твое. Враги вкруг нас шипят недаром: Им сознавать невмоготу, Каким – при натиске их яром – Мы им ответим контрударом По их прогнившему хребту. Мы укрепляем нашу силу, Мы все в работе – стар и мал, Чтоб сбавить вражьим бандам пылу, Чтоб дать отпор «свиному рылу» И – при нужде – ив лоб и с тылу Атаковать «фашистский вал». Стальные выковав доспехи, Мы, если грянут вновь бои. Сметем с дороги все помехи. И эти новые успехи – Успехи будут и твои. Герой не гибнет, умирая: Двойная жизнь ему дана, И эта жизнь его вторая Бессмертной славою полна. Ты, в годы вражеской облавы Гроза баронов и панов, Боец простой и величавый, Войдешь в блистательные главы Летописанья нашей славы, Красноармеец Иванов!

Бессмертная колонна *

Обливали слезами ушедшие дни И холодные волны безжалостной Леты [11] Не философы старые только одни, Не одни лишь седые поэты. Вместо вешнего солнца – осенняя мгла, Прелый запах – наместо былых благовоний… «Невозвратная молодость» прежде была Темой самых унылых симфоний. По-иному симфонии наши звучат. Старый мир отступает пред новым недаром. Мы средь наших детей и средь наших внучат Молодым преисполнены жаром. Не вчера ли бурлила в кремлевском дворце Богатырско-рабочая юная сила? Не вчера ль в гениальном вожде и борце, В мудром слове его и в шутливом словце, Молодая отвага сквозила? Средь любимых вождей их соратник седой, Облик чей пролетарски и сбит и подклинен, Тот, чей путь боевой так же прям, как и длинен, Разве не был он весь озорной, молодой, Рукоплещущий юным героям Калинин? Чудотворный прибой плодоносной волны Прогремел над страной неоглядно-обширной. Гениальная молодость нашей страны – Это молодость жизни рабоче-всемирной. Пусть поглотит врагов наших Лета-река, Пусть забвенье покроет их тиной зловонной, – Мы, строители нового мира, в века Перейдем молодой и бессмертной колонной!

11

Лета – древнегреческое название мифической загробной реки забвения. «Кануть в Лету» – быть наглухо забытым.

Кого мы били *

КОРНИЛОВ

Вот Корнилов, гнус отборный, Был Советам враг упорный. Поднял бунт пред Октябрем: «Все Советы уберем! Все Советы уберем, Заживем опять с царем!» Ждал погодки, встретил вьюгу. В Октябре подался к югу. Объявившись на Дону, Против нас повел войну. Получил за это плату: В лоб советскую гранату.

КРАСНОВ

Как громили мы Краснова! Разгромив, громили снова И добили б до конца, – Не догнали подлеца. Убежав в чужие страны, Нынче он строчит романы, Как жилось ему в былом «Под двуглавым…» Под Орлом. Настрочив кусок романа, Плачет он у чемодана: «Съела моль му-у-ундир… шта-ны-ы-ы-ы, Потускнели галуны-ы-ы-ы».

ДЕНИКИН

Вот Деникин – тоже номер! Он, слыхать, еще не помер, Но, слыхать, у старика И досель трещат бока. То-то был ретив не в меру. «За отечество, за веру И за батюшку-царя» До Орла кричал: «Ур-р-ря!» Докричался до отказу. За Орлом охрип он сразу И вовсю назад подул, Захрипевши: «Кар-ра-ул!» Дорвался почти до Тулы. Получив, однако, в скулы, После многих жарких бань Откатился на Кубань, Где, хвативши также горя, Без оглядки мчал до моря. На кораблике – удал! – За границу тягу дал.

ШКУРО

Слыл Шкуро – по зверству – волком, Но, удрав от нас пешком, Торговал с немалым толком Где-то выкраденным шелком И солдатским табаком. Нынче ездит «по Европам» С небольшим казацким скопом Ради скачки верховой На арене… цирковой.

МАМОНТОВ

Это Мамонтов– вояка, Слава чья была двояка, Такова и до сих пор: – Генерал и вместе – вор! «Ой да, ой да… Ой да, эй да!» – Пел он весело до «рейда», После рейда ж только «ой» – Кое-как ушел живой; Вдруг скапутился он сразу, Получивши то ль заразу, То ль в стакане тайный яд. По Деникина приказу Был отравлен, говорят, Из-за зависти ль, дележки Протянул внезапно ножки.

КОЛЧАК

Адмирал Колчак, гляди-ко, Как он выпятился дико. Было радостью врагу Видеть трупы на снегу Средь сибирского пространства: Трупы бедного крестьянства И рабочих сверхбойцов. Но за этих мертвецов Получил Колчак награду: Мы ему, лихому гаду, В снежный сбив его сугроб, Тож вогнали пулю в лоб.

АННЕНКОВ

Сел восставших усмиритель, Душегуб и разоритель, Искривившись, псом глядит Борька Анненков бандит. Звал себя он атаманом, Разговаривал наганом; Офицерской злобой пьян, Не щадя, губил крестьян, Убивал их и тиранил, Их невест и жен поганил. Много сделано вреда, Где прошла его орда. Из Сибири дал он тягу. Все ж накрыли мы беднягу, Дали суд по всей вине И – поставили к стене.

СЕМЕНОВ

Вот Семенов, атаман, Тоже помнил свой карман. Крепко грабил Забайкалье. Удалось бежать каналье. Утвердился он в правах На японских островах. Став отпетым самураем, Заменил «ура» «банзаем» И, как истый самурай, Глаз косит на русский край. Ход сыскал к японцам в штабы: «Эх, война бы! Ух, война бы! Ай, ура! Ур… зай! Банзай! Поскорее налезай!» Заявленья. Письма. Встречи. Соблазнительные речи! «Ай, хорош советский мед!» Видит око – зуб неймет!

ХОРВАТ

Хорват – страшный, длинный, старый, Был палач в Сибири ярый И в Приморье лютый зверь. Получивши по кубышке, Эта заваль – по наслышке – «Объяпонилась» теперь.

ЮДЕНИЧ

Генерал Юденич бравый, Тоже был палач кровавый, Прорывался в Ленинград, Чтоб устроить там парад: Не скупился на эффекты, Разукрасить все проспекты, На оплечья фонарей Понавесить бунтарей. Получил под поясницу, И Юденич за границу Без оглядки тож подрал, Где тринадцать лет хворал И намедни помер в Ницце – В венерической больнице Под военно-белый плач: «Помер истинный палач!»

МИЛЛЕР

Злой в Архангельске палач, Миллер ждал в борьбе удач, Шел с «антантовской» подмогой На Москву прямой дорогой: «Раз! Два! Раз! Два! Вир марширен нах Москва!» Сколько было шмерцу герцу, Иль, по-русски, – боли сердцу: Не попал в Москву милок! Получил от нас он перцу, Еле ноги уволок!

МАХНО

Был Махно – бандит такой. Со святыми упокой! В нашей стройке грандиозной Был он выброшенным пнем. Так чудно в стране колхозной Вспоминать теперь о нем!

ВРАНГЕЛЬ

Герр барон фон Врангель. Тоже – Видно аспида по роже – Был, хоть «русская душа», Человек не караша! Говорил по-русски скверно И свирепствовал безмерно. Мы, зажав его в Крыму, Крепко всыпали ему. Бросив фронт под Перекопом, Он подрал от нас галопом. Убежал баронский гнус. За советским за кордоном Это б нынешним баронам Намотать себе на ус!