Том 5. Стихотворения 1923

[ 1923]

Обложка Маяковского к книжке «Вон самогон!»

Крестьянам! Рассказ о Змее-Горыныче и о том, в кого Горыныч обратился нынче *

У кого нуждою глотку свело — растопырь на вот это уши. Эй, деревня каждая! Эй, село! Навостри все уши — и слушай. Нынче будет из старой истории сказ о чудовище — Змее-Горыныче. Нынче этот змей объявился у нас, только нынче выглядит иначе. Раз завидя, вовеки узнаешь ты: чешуя его цвета зеленого, миллион зубов — каждый будто бутыль — под губой у змеища оного. Этот змеище зол, этот змеище лют, пасть — верста, а не то что сажень! Жрет в округе всё, а не то что люд! Скот сжирает и хаты даже! Лишь заявится он — подавай урожай. Миг — и поле Горынычу отдано. Всё ему неси, служи, ублажай, сам же лапу соси голодный. Деревушка. Прильнет Горынычев рот — в деревушке — ни клуба, ни школы. Подползет к селу, хвостом вильнет — и мужик голодный и голый. Зажигается пузо в тысячу искр, лишь глазищами взглянет своими. Дух сивушный дымит сквозь ноздревый писк. Самогон— змеищево имя. Он болезнью вползает в мужицкий дом. Он раздорами кормится досыта. От него вырастает холм за холмом в горб изгорбится гладь погоста. От него расцветают наши враги — поп, кулак да забытый помещик. Знает враг, что ни рук не поднять, ни ноги, коль вопьются сивушные клещи. Всё богатство крестьянское змеище жрет, вздулся, пол-России выев. Всё бросают зеленому змеищу в рот, в пасть зубастую, в зевище змиев. Если будет и дальше хозяйничать гад, не пройти по России и году — передохнет бедняк, обнищает богач. Землю вдрызг пропьешь и свободу. Если ты погрязнешь в ленивую тишь — это горе вовек не кончится. Самогонщики разжиреют лишь, разжиреют лишь самогонщицы. Чтоб хозяйство твое не скрутил самогон, чтоб отрава в гроб не свела, — самогонщиков из деревни вон! Вон из хутора! Вон из села! Комсомолец! Крестьянин! Крестьянка! Эй! Жить чтоб жизнью сытой и вольной, бей зеленого книгой! Учением бей! Хвост зажми ему дверью школьной! Изгоняй, кто поит, выгоняй, кто пьет! Это — гниль! Нужна кому она?! Только тот, кто здоров, — крестьянству оплот. Трезвым мозгом сильна коммуна.

[ 1923]

Ни знахарь, ни бог, ни ангелы бога — крестьянству не подмога

Долой *

Мы сбросили с себя помещичье ярмо, мы белых выбили, наш враг полег, исколот; мы побеждаем волжский мор и голод. Мы отвели от горл блокады нож, мы не даем разрухе нас топтать ногами, мы победили, но не для того ж, чтоб очутиться под богами?! Чтоб взвилась вновь, старья вздымая пыль, воронья стая и сорочья, чтоб снова загнусавили попы, религиями люд мороча. Чтоб поп какой-нибудь или раввин, вчера благословлявший за буржуев драться, сегодня ручкой, перемазанной в крови, за требы требовал: «Попам подайте, братцы!» Чтоб, проповедуя смиренья и посты, ногами в тишине монашьих келий, за пояс закрутивши рясовы хвосты, откалывали спьяну трепака да поросенка с хреном ели. Чтоб, в небо закатив свиные глазки, стараясь вышибить Россию из ума, про Еву, про Адама сказывали сказки, на место знаний разводя туман.

Товарищ, подымись! Чего пред богом сник?! В свободном нынешнем ученом веке не от попов и знахарей — из школ, из книг узнай о мире и о человеке!

[ 1923]

Прошения на имя бога — в засуху не подмога *

Эй, крестьяне! Эта песня для вас! Навостри на песню ухо! В одном селе, на Волге как раз, была засуха.

Сушь одолела — не справиться с ней, а солнце сушит сильней и сильней. Посохли немного и решили: «Попросим бога!» Деревня крестным ходом заходила, попы отмахали все кадила.

А солнце шпарит. Под ногами уже не земля — а прямо камень. Сидели-сидели, дождика ждя, и решили помолиться о ниспослании дождя. А солнце так распалилось в высях, что каждый росток на корню высох. А другое село по-другому с засухами борьбу вело, другими мерами: агрономами обзавелось да землемерами.

Землемер объяснил народу, откуда и как отвести воду. Вел землемер с крестьянами речь, как загородкой снега беречь.

Агроном учил: «Засеивайтесь злаком, который на дождь не особенно лаком. Засушливым годом засеивайтесь корнеплодом — и вырастут такие брюквы, что не подымете и парой рук вы». Эй, солнце — ну-ка! — попробуй, совладай с наукой! Такое солнце, что дышишь еле, а поля — зазеленели. Отсюда ясно: молебен в засуху мало целебен. Чем в засуху ждать дождя по году, сам учись устраивать погоду.

[ 1923]

Про Феклу, Акулину, корову и бога *

Нежная вещь — корова. Корову не оставишь без пищи и крова. Что человек — жить норовит меж ласк и нег. Заботилась о корове Фекла, ходит вокруг да около. Но корова — чахнет раз от разу. То ли дрянь какая поедена и попита, то ли от других переняла заразу, то ли промочила в снегу копыта, — только тает корова, свеча словно. От хворобы никакая тварь не застрахована. Не касается корова ни жратвы, ни пойла — чихает на всё стойло.

Известно бабе — в таком горе коровий заступник — святой Егорий. Лезет баба на печку, трет образа, увешанные паутинами, поставила Егорию в аршин свечку — и пошла… только задом трясет по-утиному! Отбивает поклоны. Хлоп да хлоп!

Шишек десять набила на лоб. Умудрилась даже расквасить нос. Всю руку открестила — будто в сенокос. За сутками сутки молилась баба, не отдохнув ни минутки. На четвертый день (не помогли корове боги!) отощала баба — совсем тень. А корова околела, задрав ноги. А за Фекловой хатой — пройдя малость — жила Акулина и жизнью наслаждалась. Акулина дело понимала лихо. Аж ее прозвали — «Тетя-большевиха». Молиться — не дело Акулинье: у Акулины другая линия. Чуть у Акулины времени лишки, садится Акулина за красные книжки.

А в книгах речь про то, как корову надо беречь. Заболеет — времени не трать даром — беги скорей за ветеринаром. Глядишь — на третий аль на пятый день корова, улыбаясь, выходит за плетень,

да еще такая молочная — хоть ставь под вымя трубы водосточные. Крестьяне, поймите мой стих простенький да от него к сердцу проведите мостики. Поймите! — во всякой болезни доктора любого Егория полезней. Болезням коровьим — не помощь бог. Лучше в зубы возьми ног пару да бросайся со всех ног — к ветеринару.

[ 1923]

Ни знахарство, ни благодать бога в болезни не подмога *

Нашла на деревню оспа-зараза. Вопит деревня. Потеряла разум. Смерть деревню косит и косит. Сёла хотят разобраться в вопросе. Ванька дурак сказал сразу: «Дело ясное — оно не без сглазу. Ты вокруг коровы пегой возьми и на ножке одной побегай да громко кричи больного имя. Заразу — как рукой снимет». Прыгают — орут, аж волдыри в горле. А люди мёрли, мёрли и мёрли.

Тогда говорит Данила Балда: «Средство есть — наговорная вода. Положите, — говорит, — в воду уголёчек и сплевывайте сквозь губы уголочек». Пока заговаривали воду, перемёрло еще с десяток народу. Собрались снова всей деревней. Выжил из ума Никифор древний, говорит: «Хорошее средство есть — ходите по улице и колотите в жесть. Пусть бабы разденутся да голосили чтобы — в момент не будет и следа от хворобы». Забегали. Резвей, чем в прошлые разы, бьют в кастрюли, гремят в тазы — выгоняют, значит, оспяного духа.