Том 7 (доп). Это было
Шрифт:
– И тут забрали!..
Он перещупал все дно подполья, зацепил за что-то и вытащил рваный войлок. Не было и тут пшеницы!
– Под хворостом… на задворках?
И ему показалось, что стучатся? Он долго слушал…
– Опять… в окошко? Ветер?..
Ломился ветер.
Безрукий закрыл творило.
– Бежать… захватят…
И услыхал сквозь ветер – мяучит кошка? Он и забыл про кошку. Опять охватило жутью.
– Как же теперь… что надо?
Полоска лунного света передвинулась с печки на пол. Черные кулаки опять сучились. Он выбежал из теплушки.
– Что же надо?..
Щелями дымились окна. По казарме носилось с воем, трогало
Стукнуло позади, скрипнуло с тонким писком…
Безрукий оглянулся и окаменел на месте.
Дверь теплушки приотворилась, запищала… стукнулась – и опять стала отворяться. В ее просвете мреяло что-то, шевелилось, – и вот кудлатая голова Сшибка высунулась в казарму…
– Ты?! Григорий!.. – в ужасе закричал Безрукий. Видение помутнело. Теплушка отрылась настежь, и на белесой печке выступил черный угол.
– Коленка! – узнал Безрукий.
Он покрестился и закрестил теплушку. Стало легче. И только теперь он понял, что дверь отворяло ветром. Пошел и старательно притворил покрепче.
– На задворки лучше пойду, в сарайчик… пересижу до света.
Он пошел за мешком, оглядываясь на дверь теплушки. Как будто опять возилось, цапалось по стене, потряхивало дверью…
– Ветер?
Он неотрывно смотрел к теплушке. Постукивало дверью. Кто-то за ней возился…
– Сшибок…
Замреяло в глазах мерцаньем, вспыхнули снизу искры, – и Безрукий понял, что это кошка цапается у двери, что оттуда рвется…
Он топнул и замахнулся в жути:
– У, ты… – по-гань!
Зеленые огоньки пропали, мелькнули за печуркой. Он кинулся к печурке, упал на разваленную груду и больно зашиб коленку.
– Убью, дьявол!..
И бросил кирпичом в искры. Кошка бешено заметалась, заурчала. Плясали ее глаза и гасли…
Безрукий схватил со стола паяльник, пригляделся – где кошка? Она таилась, но ее глаза сказали: опять у двери!
– У, проклять!..
Он подкрался к перегородке и изо всей силы швырнул паяльник. Звякнуло в доски с дребезгом и оглушило визгом. Тень побежала за корыто. Он увидал по тени, что подшиб ноги, нашел паяльник и стал подкрадываться к корыту. Кошка учуяла и заурчала злобно. Он подползал, затаивался и слушал. Она урчала протяжно, хрипло. Он швырнул кирпичом, послушал… – кошка таилась за корытом. Он подполз ближе, занес паяльник – и по удару понял, что попал удачно: молчала кошка. Он бросился к корыту и вскрикнул от страшной боли. Кошка вцепилась в руку. Он выдрал ее из-за корыта, ударил об пол и придавил ногою. Но она и под ногой вертелась, замерла на руке когтями. Он сорвал кошачьи глаза с руки и продолжал бить железом… Наконец, понял, что кошка лежит неподвижно, и отбросил ее ногой, как тряпку.
Сразу ему стало легче, словно убил свой ужас.
Придя в себя, Безрукий опять услыхал ветер, – и опять поднялась тревога.
Он подошел к окошку и пригляделся в щели.
Черными столбами, до дороги, шатались тополя – тени, хлыстами хлестались мальвы. В дымном ущелье возились – мерцали камни, черно чертили по небу буки. Как сбитые птичьи стаи, кружились над ними листья.
– На Перевале теперь захватит!.. Кто теперь прийти может?..
И решил подождать рассвета.
Он допил вино, доел оставшееся пшено и бараньи крошки, – и стало валить дремотой.
– На столе лягу, лучше слышно…
В теплушке опять возилось, постукивало дверью. Ветром?.. Он вздрагивал, сваливал
с себя давивший камень… Стук, показавшийся ему громом, свалил камень, он поглядел к теплушке: дверь отворило настежь, – и в ней мерцало.– Не даст покою…
Он поднялся и запер на замок Сшибка. Стало легче. Подумал: как бы не захватили, – за ветром и не услышишь?..
Чтобы лучше слушать, он переволок от стены скамейку и поставил у самой двери. В дверь сильно дуло. Он повесил мешок на скобку, лег на скамейку и стал слушать…
Ветер, ветер…
Дрематься стало, думалось – как убивали Сшибка…
…Пришли, должно быть, утром, – ночью не допустил бы. Застали на задворках, за работой. Знакомые татары… пришли покупать пшеницу. Солнце уже стояло, рубаху сушить кинул… Пошли толковать в казарму, вина поставил… Тут-то и оглушили камнем…
Он представил себе, как бешено отбивался Сшибок. Вспомнил подвязанную руку у монгола, кровавый шрам Усеина, ерзавшие за камнем ноги.
…Не давался, бился. Печку разворотили… Табуреткой бился… Убивать сразу не хотели, дознавались. Про золото добивались, про пшеницу. В коленку забивали…
Глаза слипались, но он не сводил глаз с теплушки. Мреянием в глазах мерцало, тянулось по потолку, в мути…
И вот кудлатая голова гукнула раз о стенку и затрясла казарму… Полезла выше, под потолок, выставилась и легла на стенке… Выкатившимися мутными белками Сшибок смотрел в казарму…
Безрукий вскочил, вгляделся…
Ветер?.. Ходил по казарме ветер. Белелось на потолке мутно, потряхивало дверью…
– Не даст покою… лучше уйду в сарайчик…
Долго ему мерцало.
Путаные сны кружили. С кем-то сидел в кофейне, красное вино пили, лили… По темным чердакам лазил, кромсал сало… Сучил кулаками Сшибок, с татарами ругался… А надо было спешить куда-то, да потерялась шляпа… А кони за дверью пляшут…
«Скорей, Рыжий!» – торопил голос Сшибка… Стукнул под ухом выстрел?.. Безрукий вскочил на лавке…
Где он?.. Мутно дымились щели, по крыше топотали… Он понял, что это ветер, узнал на потолке отсвет, белевшую перегородку, – и вспомнил, что он у Сшибка… Донесло ветром выстрел?
И только подумал, что это по крыше, ветром… – отчетливо стукнул выстрел.
– Стреляют? От Перевала, будто…
Выстрел?
– Чабаны, может… Или… на кого напали?..
Он долго слушал…
Не доносило больше. Только дверь рвало со щеколды.
– Или… дверью?
Сильней бухало за стенами, – встряхивало коврами. Тополя не шумели, – выли. Визжало по казарме, дребезжало…
– Буря…
Он понял, что ветер перешел в бурю.
– На Перевале теперь творится! Кто теперь стрелять будет? Показалось…
И только прилег, – послышалось: будто, скачет? Четко несло, от Перевала. Стихло. И опять чокот, ближе…
– Сюда скачет?! От Перевала… – оторопел Безрукий. – Камнем глушит, на заворотах…
Отчетливо стало слышно: карьером гонит, часто секут подковы.
Безрукий вскочил, прильнул к окошку…
Белела на месяце дорога, хлестались мальвы. Чокот несся от Перевала, справа.
И только успел подумать – а ведь это по нем стреляли! – как из-за камня на завороте вылетел черный конь, занесся передними ногами, черным столбом взметнулся – и помчал на хлысты, к казарме.
Безрукий присел от страха…
Топотом накатило, храпом – и стукнуло в дверь два раза…
– Отчиняй… Григорий?!.
Конь топотал за дверью, храпел страхом… Стукнуло крепче, опять два раза: