Томек в стране фараонов

— Жаль, что они ее не обозначили, — ворчал моряк.

— Ее обозначила природа, верно, Патрик?

— Нужно идти туда, — сказал мальчик, показывая в южном направлении.

— Там есть два больших камня.

Рассвет застал их у этих скальных обломков, между которыми был заметен след высохшего потока. Когда они уселись, рядом пробежал геккон [112] . Заметили путники и тушканчика [113] .

— Раз здесь есть животные, значит есть и вода.

112

Гекконы — семейство пресмыкающихся из подвида ящериц. Встречаются в странах с жарким климатом. Ведут ночной образ жизни. Длиной бывают от 5 до 30 см (половина уходит на хвост). Туловище покрыто мягкой кожей и круглыми чешуйками. У большинства разновидностей пальцы заканчиваются не когтями, а присосками, что позволяет им лазить по вертикальным стенам и потолку. Живут 7—9 лет.

113

Тушканчик египетский, зовется также тушканчиком пустынным, обитает в пустынях Северной Африки и Юго-Западной Азии. Мелкое млекопитающее, грызун. Весит 50—70 г, длина — 10 см, с хвостом — 25 см. Верхняя часть туловища имеет цвет песка, хвост с белым кончиком. Передвигается ночью прыжками, день проводит в норах. Питается степными растениями и семенами.

— Вода, вода… Только о ней и говорим, черт ее возьми. Надо бы немного вздремнуть, — сказал Новицкий. — Страшно хочется пить.

Томек с тревогой глянул на него. Сам-то он чувствовал себя вполне сносно. Патрик, сосредоточенный на своей роли проводника, тоже выглядел довольно неплохо. Новицкий же явно страдал. Его могучее тело потело вдвойне, вдвойне и подвергалось воздействию солнечного жара. Томек решил выделить ему дополнительный глоток воды.

Моряк наклонил гурту, В ту же минуту послышался шум крыльев. Над ними пролетела стая птиц.

— Птицы тоже показывают дорогу на юг, — сказал Томек. — Останьтесь здесь и ждите меня.

Новицкий был в каком-то отупленном состоянии, только кивнул головой, понемногу впадая в сон. Патрик же настоял, что тоже пойдет с Томеком. Они вдвоем направились по следу воды и летящих птиц. Высохшее русло было единственной расселиной в поле видимости, Становилось все светлее, вскоре из-за горизонта вынырнуло солнце, температура сразу повысилась на несколько градусов. Пройдя с полчаса, они дошли до поворота русла. Местность здесь явно понижалась, вновь подымаясь лишь за поворотом.

— Дядя, — произнес Патрик, — здесь должна быть вода.

— Тихо, — Томек схватил его за руку. — Тихо!

С минуту он вслушивался.

— Ты ничего не слышишь, Патрик?

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Мне показалось, что звенит комар…

На этот раз звуки были совершенно отчетливыми. Над их головами неведомо откуда появился целый рой этих насекомых.

— Эге, парнишка! Давно я не слышал такой чудесной музыки! — воскликнул Томек.

— Это вода, она должна, должна здесь быть! — радостно подхватил Патрик. — Идем!

Томек поспешил за ним. Мальчик спустился к самому дну русла, вытянув перед собой руки, будто что-то пробуя на ощупь.

— Здесь! Здесь! — закричал он, показывая на растущую в самом углу, на обрывистом берегу крутого поворота чахлую пожухлую растительность. Песок во многих местах был довольно глубоко раскопан. Когда они подошли ближе, из глубокой ямки вылетело несколько птиц.

— Они тоже ищут воду, — догадался Томек. — Просто не верится, что птицы могли вырыть такие глубокие ямы.

Они принялись углублять расселину. Это был тяжелый труд. В горле становилось все суше, донимал зной. К счастью, крутой берег заслонил их от солнца, поэтому они работали в тени. Но тут с востока подул довольно сильный ветер. Он не только уничтожал следы их труда, засыпая отверстие, которое они прорыли, но и поднимал клубы пустынной пыли и вызывал сухой туман, да такой густой, что Томек с Патриком едва видели друг друга [114] . Проработав несколько часов, они докопались до влажного песка, он холодил им руки и лица.

114

Сухой туман вызывает такую иногда темноту, что газели забегают в караваны и бегают между людьми и животными.

К сожалению, вода пока проявилась только в таком виде. Глубже она, наверное, была, но надо было копать несколько Дней… Пришлось им снять рубашки и майки, достать носовые платки и закопать все это в мокром песке, прижав большими камнями. Полученной через несколько часов водой они утолили жажду и даже пополнили гурту. Они решили, что проведут здесь ночь. Томек оставил Патрика дальше собирать бесценную жидкость, а сам вернулся к Новицкому.

Его он застал у камней спящего. Выглядел Новицкий очень плохо. Горячий лоб, опухшее лицо, покрасневшие глаза, тени под ними. Тем не менее, проснувшись, он не потерял задора истинного варшавянина.

— Ах ты, сто бочек пересоленной селедки, — тут же придумал он подходящую к их нынешнему положению поговорку. — Нашли воду?

— В общем, да. В получасе ходьбы отсюда.

— Всё кости у меня болят, братишка, — пожаловался Новицкий. — Но ради этой великолепной жидкости я с тобой пойду. Наверное, она покажется мне вкуснее ямайского рома.

Старался шутить и Томек:

— Никогда я еще не слышал в твоем голосе такого сожаления, Тадек.

— Я сейчас человек голодный и жаждущий, и откажусь от всяких приятностей, — ответил моряк. — Только вечером, в холодке, очень бы пригодился глоток рома. Согрел бы душу, улучшил бы кровообращение и кости бы меньше болели.

Он тяжело поднялся с песка, потянулся, застонал от боли и пошел за Томеком.

— Эх, дождичка бы сейчас, — вздохнул Новицкий.

— Выше голову! Воду мы нашли, не так много, но пока хватит. Говорят, что в пустыне больше людей утонуло, чем умерло от жажды. Здесь уж если идет дождь, так недолго, зато настоящий ливень. Русла и впадины моментально заполняются водой, создаются могучие реки, которые несут в себе все, что им попадается на пути.

Томек старался держаться бодро и уверенно, но его крайне беспокоил вид моряка. «Эти покрасневшие глаза…» — думал он. «В них мучения и лихорадка… Что будет, если Новицкий разболеется? Что будет, если он перестанет видеть?»

Они достигли поворота, где Патрик старательно собирал воду в почти уже полную гурту. Он подал ее Новицкому, тот откинул голову назад и выпил сразу с литр.

— Тьфу, — сплюнул он. — Ужасная.

Вода имела вкус гниющего ила с добавкой горьких трав, к этому добавлялся запах козлиной шкуры и верблюжьего пота, шедшего от гурты. Несмотря на это, моряк через минуту добавил:

— Но какая же вкусная!

Все трое рассмеялись.

Ночь они провели то в дремоте, то снова просыпаясь. Ранним утром Томека и Новицкого разбудили крики Патрика:

— Дядя! Это… это… город! Я вижу! Город!

Сорвавшись с места, они подбежали к нему.

И действительно, вдали рисовались стены, дома, мечети, даже, казалось, замечалось какое-то движение. От легкого ветра колыхались чудесные чашечки финиковых пальм.

— Как близко! — радовался Патрик. — Ура, мы спасены!

Мираж, однако, длился лишь несколько минут, потом изображение начало подрагивать, расплываться, а вскоре и совсем исчезло. Патрик заплакал.

— Это называется фата-моргана, — тихим голосом объяснил Томек, гладя мальчика по голове. — Очень редкое явление, появляется утром либо вечером. Вследствие разреженности воздуха бывают видны местности — отдаленные и на сто километров. Люди пустыни называют миражи «перевернутой страной».

В плаче Патрика вышла наружу тревога, в которой мальчик жил уже несколько дней. Это было внезапное горькое разочарование, хотя сам он того и не ведал. Мужчины позволили ему выплакаться, потом Новицкий взял его за руку.

— Хватит, братишка! Достаточно, — пока мальчик тщетно пытался успокоиться, добавил: — Ты же храбрый ирландец. Чтобы сейчас сказали отец и дедушка?

Патрик улыбнулся сквозь слезы.

— Все в порядке. И ты, дядя Тед, ты мне как дедушка, а дядя Том, как отец. Надо быть храбрым!