Тоннель в Паддингтоне

За окном уже давно темно, а тут у них тут светло, тепло, уютно, безопасно. И никаких убийц, белых перчаток и желтых роз.

— Понимаю — твое воображение разыгралось.

— Но нам нужно хотя бы сообщить инспектору, если ты проверять не хочешь!

— Инспектору… Ну да — я же его невеста, — хмыкнула Кензи и разбила яйцо. — Давай сюда молоко.

— Кензи, ну ты снова занудствуешь.

Дороти наблюдала, как Кензи выливает в ямку в муке молоко, вмешивая все той же лопаткой, разбивает в смесь яйца и уже рукой ловко сбивает тесто.

— Сначала ужин. Даже инспектор Дьюхарст ужинает — поверь. Я не занудствую. Я…

— Да, это «задатки матери» проявляются, — сложила Дороти руки на груди и насмешливо облокотилась о стол.

Кензи месила и месила, а Дороти смотрела и смотрела. И вроде бы, все переживания улетучивались из этого простого домашнего момента.

Но Дора долго молчать не могла.

— Интересно, почему убийца на сей раз оставил пепел… И что в том послании?.. А в рукописях? Ой, ведь четвертая как раз у него — в доме напротив! Всего-то надо в гости напроситься… Может, мы придем с говядиной… Ну, так по-добрососедски? Миссис Митчем говорит, он просто обязан был простудиться. И случайно найдем… Кензи, думаешь, она там?

Кензи неопределенно хмыкнула и продолжила мутузить тесто, сбивающееся в гладкий блестящий комок.

— Кто знает… Но убийца оставил послание инспектору. Думаю, теперь уже про рукописи нам знать необязательно… Раз это он… Но погоди. Ты говорила, директор библиотеки считает, будто в книге убийца изображен глупым?

Дороти кивнула.

— И он. И Скотленд-ярд. Только героиня умная. Как… ты. Ты ведь найдешь убийцу, правда? И мы выиграем пари.

Она явно пыталась подхалимажничать. Чересчур очевидно. Но Кензи вдруг подумала — и, к счастью, сдержалась, чтобы не брякнуть вслух: прочти убийца рукопись, он был бы в гневе. И убил бы всех, кто ее читал… Кто был свидетелем его позора. Рукопись читали Берта, Клэр и Бретт. Ну, директор библиотеки в счет не слишком вписывается.

К тому же, именно их сосед напротив — он же, похоже, Бретт — вернулся утром промокший насквозь. К нему по ночам приходили женщины, когда он «уезжал на континент»… «Розовый убийца» живет напротив?!..

— Кензи?..

Она поднесла белую от муки руку к горлу.

— Давай, — одернула она встрепенувшуюся Дору, — закончи с тестом. А я сейчас.

— Ты куда?

— Я сейчас вернусь, Дора. Хорошенько его катай о стол! Можешь даже ударить со всей силы.

Отирая руки о фартук, Кензи поспешно прокралась в темную гостиную с квадратом желтого света от фонаря посередине и напряженно всмотрелась в черный вечер. Горят ли окна?..

А что, если… Да. Горят. А вдруг он постучится в их дверь — что тогда?..

Нет, Кензи, это смешно. И сообщать инспектору — тоже. Ты права. Воображение разыгралось. Не только у Доры. В первую очередь — у тебя. Ты всегда этим страдала, как бы ни пыталась скрыть.

Входной колокольчик затрезвонил будто в самом чревном сплетении.

* * *

— Кензи, что случилось?! Почему ты не открываешь дверь?..

Дороти с недоумением глядела, как Кензи мечется по кухне в поисках… скалки?!. Вместо того, чтобы впустить незваных гостей. Но у гувернантки глаза были безумные — не стоит, наверное. Она неожиданно схватила девочку за плечи, и тесто шлепнулось им под ноги. Но Кензи и на это внимания не обратила.

— Пожалуйста, не выходи в коридор, — попросила она самым драматичным громким шепотом. — Что бы ни случилось.

— Но…

Колокольчик затрезвонил еще раз, настойчиво. Кензи сжала скалку обеими руками.

Дороти вдруг расхохоталась.

— Ты что — думаешь, это Александр Бретт?.. Аха-ха!

В дверь начали совершенно определенно ломиться. Кулаками и ногами.

— Беги к черному ходу, Дора.

Бояться за себя — не сахар, но бояться за ребенка — хуже пуда соли. Ты готов и жизнь отдать, но тогда… кто его защитит?.. Кензи вскинула подбородок и приготовилась сделать шаг к неизбежному.

— А оттуда — к миссис Митчем. Через сад. Ты знаешь.

Но Дороти поднырнула под ее рукой прямо ко входу парадному.

— Я открою. Ты будешь тут стоять до скончания веков, а это, наверное, Вуд.

— Дора!

Кензи стрелой вылетела за непослушной воспитанницей в коридор.

— Ведь миссис Митчем заклинала тебя…

Осеклась: Дороти доверчиво распахнула дверь, даже не спросив, кто, и та со зловещим скрипом явила ее взору… Вуда Бейкера и Колина Дьюхарста.

Кензи опустила скалку, а душа, кажется, и вовсе покинула ее бренное тело. Ей сделалось дурно, пришлось опереться о стену и все цветочки обоев зарябили в глазах.

— О, Вуд, я так и знала! Ой, и вы, инспектор? С цветами?! Заходите, заходите, вам можно… — Дора повисла на руке репортера, втягивая внутрь.

У Колина был небольшой букет хризантем. Почти как на обоях. И сконфуженный вид. Кензи попыталась проморгаться.

— Кензи, все в порядке?

Это Вуд встревоженно подошел к ней, встряхнул за плечо, а у нее так билось сердце, что, казалось, она сейчас задохнется. Мун выставила ладонь вперед, надеясь дать понять, что сейчас она отдышится, и тогда… Но Дороти продолжала вываливать другу сведения, требуя внимания:

— Мы готовим жареную говядину с йоркширским пуддингом, вы ведь голодные? Правда, пудинг упал на пол, но мы его попробуем спасти… А еще мы знаем, где Александр Бретт живет. Кензи подумала, что вы — это он, представляете? А потом говорит, что это у меня воображение разыгралось.

— Сейчас он не так важен, — мимоходом возразил девочке Вуд, снова успокаивающе поглаживая дрожащее плечо Кензи. — Все хорошо.

Она с благодарностью подняла глаза. Кажется, дыхание возвращается.

— Это… нелепо получилось.

Колин Дьюхарст затворил дверь, зажег газовый рожок, и в коридоре стало светло.

— Желтые розы использовал «розовый убийца», Александра бояться не стоит, — инспектор шагнул вперед и протянул Кензи цветы. — К тому же — мы здесь. Я… хотел извиниться за сегодня. У меня не было права на вас кричать, Кензи.

Кензи смутилась. Еще никогда ей не покупали цветов… те, кому она «невеста».

— Я тоже… была неправа. Очень. И про невесту. Понимаете, в Хайленде «невеста» не всегда значит, что была помолвка, это просто…

— Не переживайте. Мы все решим. Если что — поженимся, — неловко пошутил инспектор.

Вуд кашлянул и отпустил Кензи. Красную, как хризантемы, в которые она спрятала лицо. Объявил насмешливо, выпячивая грудь колесом:

— Вообще-то, послание адресовано мне, а не вам, Дьюхарст. В последней заметке я назвал его «мясником», вот он и запрещает называть его в книгах или газетах так. Это мне теперь надо оглядываться по вечерам — не вам.

— Отличный способ нам это сообщить, — крякнул инспектор. — Кстати, убитая…