Торнсайдские хроники

Без использования колодок. Ну что ж, и то хлеб. Хоть за это вам низкий поклон… Крамольная мысль, потихоньку затесавшаяся в мой мозг уже некоторое время назад, подкараулила сознание в темном углу и неожиданно выскочила на свет. Есть ведь один человек, который способен отменить этот приговор. И я, в отличие от многих других жертв судебного произвола, с этим человеком знакома. Если я пойду к Рейвену с прошением, навряд ли он мне откажет.

Хотя, конечно, и не задаром. Совершенно ясно, чего именно он захочет взамен. Дьявол, вот это выбор! Ну, и что хуже? Глобальный позор один на один или меньший, но на всеобщее обозрение? Надо же, граф ведь хотел, чтобы я пришла к нему сама, и вот, еще немного – и именно так оно и выйдет… Что?!

Я резко остановилась, как вкопанная. Шедший следом мужчина не успел вовремя сориентироваться, налетел на меня и с руганью пошел своей дорогой. Я почти не обратила на него внимания. Значит вот как, господин граф? «Хочу, чтобы ты пришла ко мне сама», «По-видимому, придется тебя к этому подтолкнуть», «Мы не стесняемся в выборе средств»?

Что ж, одно я теперь знала точно: в замок за милостью я не пойду. Позорный столб? Значит, будет позорный столб. В конце-то концов, это каких-то несчастных три часа. Сожму зубы и перетерплю.

Однако на следующий день от осознания правильности принятого решения было не легче. Всю ночь я почти не сомкнула глаз, а в восемь утра прибыла на площадь. Высокий, полноватый стражник с длинными усами действовал с усталым равнодушием человека, в течение долгих лет день изо дня выполняющего одну и ту же работу. Он извлек из мешка кусок веревки нужной длины, обвязал вокруг моего левого запястья и привязал другим концом к столбу. Табличка с надписью: «За воровство» была установлена заранее.

Возможно, я напрасно принимала это наказание столь близко к сердцу. Навряд ли хоть кто-то из знавших меня людей принял бы обвинение за чистую монету. Все были в курсе того, что я газетчица, и с легкостью бы сообразили, что наказание связано сугубо с моей профессиональной деятельностью. К тому же наказания без вины так участились за последний месяц, что к оказывавшимся у позорного столба людям испытывали скорее сочувствие, нежели враждебность и презрение. Однако на тот момент все это даже не приходило мне в голову. Я сидела на мостовой, сжав зубы, стараясь, сколь ни сложно это было, не встречаться взглядом ни с кем, включая знакомых мне людей, периодически появлявшихся на площади. Впрочем, эти и сами торопились отвести глаза и как можно быстрее проскочить мимо, делая вид, будто они меня не замечают.

Вот только вскоре на площади появился человек, который притвориться не пожелал.

При виде его я чуть было не схватилась руками за голову. Вот уж кого я хотела сейчас повстречать в последнюю очередь. И без того раскрасневшееся лицо стало, кажется, еще краснее. Надеюсь, у него хотя бы хватит ума и интеллигентности пройти мимо, глядя в сторону, как до сих пор делали все остальные? Но нет, похоже, на интеллигентность я рассчитывала напрасно. Кентон направился напрямую ко мне.

– Сидишь? – спросил он, подойдя поближе.

Я заскрипела зубами. Прекрасный вопрос, главное, высокоинтеллектуальный. Если теперь он станет распространяться о том, что я доигралась, сама виновата, нечего было интервьюировать кого ни попадя и тому подобное, я не сдержусь и устрою для собравшихся на площади зевак еще большую потеху.

– Почему бы тебе не пойти своей дорогой? – зло сказала я. – У тебя наверняка есть неотложные дела.

– Как ни странно, нет, – развел руками он. – У меня была назначена на сегодняшнее утро встреча с асессором здесь неподалеку, но ее пришлось перенести на полдень. Так что в ближайшие несколько часов мне совершенно нечего делать.

– Ты хочешь, чтобы я тебе посочувствовала? – язвительно спросила я.

– Нет, хочу, чтобы ты мне посодействовала. Как насчет того, чтобы сыграть в карты?

– В карты?! – Я глядела на него, хлопая глазами и пытаясь понять, кто из нас сошел с ума – он или я.

– Ну да, – невозмутимо ответил Кентон, извлекая колоду из внутреннего кармана куртки. – Надо же как-то скоротать время.

– Ты соображаешь, что говоришь? Разве непонятно, что я сейчас не совсем в той ситуации, чтобы играть в карты?

– А что, разве у тебя есть какие-нибудь другие дела? – осведомился он.

Я прикусила губу. А ведь действительно. Что мне еще остается делать? Сидеть тут предстоит еще часа два с половиной. Жалеть себя и все это время прятать глаза от прохожих? Я решительно развернулась к Кентону.

– Ладно, давай, – милостиво согласилась я.

– Вот и отлично. Сейчас я тебя обыграю, – самодовольно заявил он, усаживаясь возле меня на мостовую.

– Подожди-ка, а у тебя карты, часом, не крапленые? – подозрительно нахмурилась я.

– А есть альтернатива? – отозвался Алисдейр. – Или ты прячешь в корсете запасную колоду? Так пожалуйста, если надо, я даже могу помочь достать.

– Вот уж чего тебе никогда не светит, так это узнать, что я прячу в корсете.

– А я и не стремлюсь. Ну что, играем?

– Конечно. Во что?

– В «верю – не верю».

– Так вдвоем же неинтересно!

– Ничего, спорим, я все равно тебя обыграю?

– Это еще с какой стати? Давай, раздавай! Только учти, у меня с собой всего несколько монеток. Как-то не рассчитывала, что могут понадобиться деньги.

– Ничего, ты играй пока на то, что есть, а дальше разберемся по ходу дела.

Он принялся сдавать карты.

– Эй, вы чего это тут устроили? – подскочил к нам возмущенный стражник. – Не положено!

– Что не положено? – холодно спросил Кентон. – Существует закон, запрещающий человеку играть в карты у позорного столба?

Стражник замялся.

– Да нет, вроде не существует, – признал он.

– Ну так занимайся своими делами и не мешай, – отрезал высокомерным тоном Кентон и повернулся ко мне. – Начинай.

Я положила на мостовую две карты рубашкой вверх.

– Две семерки.

– Верю, – не задумываясь, сказал Кентон, и я со вздохом забрала карты обратно.

– Две дамы, – произнес Алисдейр, в свою очередь выкладывая пару карт в закрытом виде.

– Верю, – кивнула я, принимая карты.

И тут же чертыхнулась: Алисдейр умудрился впарить мне шестерку и короля. Ладно, дальше придется быть повнимательней. А между тем передо мной уже лежали целых семь карт.

– Семь тузов, – нахально заявил Кентон.