Торнсайдские хроники

– Не верю! – ответила я и, вытянув руку, перевернула третью карту справа… Которая, ясное дело, оказалась тузом.

Пришлось, возмущенно сопя, увеличить количество имевшихся в моем распоряжении карт на семь штук. Тузами, кстати сказать, из них оказались только две, третья справа и вторая слева.

Одним словом, партию я проиграла. Пришлось расстаться с одной из монет. Кентон извлек из-за пояса флягу с вином, предложил ее мне и после моего отказа отхлебнул сам. И принялся снова сдавать.

Тем утром проходившие через главную площадь люди могли наблюдать странное зрелище. Возле позорного столба, под табличкой с надписью: «За воровство», сидели два человека, мужчина и женщина, и азартно резались в карты. С их стороны то и дело доносились такие возгласы, как: «Ты жульничаешь!», «Я тебя выведу на чистую воду!» и «Даже не надейся!» Рядом на мостовой, под все тем же столбом, валялись карты, мелкие монеты и фляга с вином. Люди вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть столь необычную картину, но поглощенные очередной партией игроки не обращали на них ни малейшего внимания.

Проблема заключалась в том, что буквально за полчаса Кентон умудрился обобрать меня до нитки.

– Ты жульничаешь! – в очередной раз возмутилась я.

– Как можно сжульничать в «верю – не верю»? – отозвался он. – В этом сама суть игры.

– Вот именно, ты прирожденный жулик! Когда я буду писать статью про карточных шулеров, непременно возьму у тебя интервью.

– Нет, только не это! – воскликнул Кентон. – Хочешь, я проиграю тебе прямо сейчас? Хотя, не скрою, это будет тяжело…

– Не задавайся. Лучше скажи, в чем секрет. Как тебе удается все время выигрывать?

– Даже не пытайся! Думаешь, начнешь меня интервьюировать, а я даже не замечу?

Остановившийся в десятке ярдов от нас мальчишка, опустившись на корточки, принялся скатывать в ладонях комок грязи. Кентон как бы невзначай извлек из-за пояса кинжал и принялся поигрывать им в руке. Мальчишка погрустнел и быстро ретировался.

– Ты лишил меня всех денег, – пожаловалась я. – На что я теперь буду играть?

– Надо подумать, – протянул Алисдейр. – На раздевание?

– Сейчас, размечтался! – отрезала я. – Может, еще вокруг столба сплясать?

– Ладно, давай на что-нибудь другое, – не стал возражать он. – Есть предложения?

– На интервью? – хитро прищурилась я.

– Так и знал, что ты предложишь что-нибудь непристойное! – возмутился Кентон.

– Что ты тогда сам предлагаешь?

– Ну, например, на поцелуй.

– До чего же интересно, – восхитилась я. – То есть если я проигрываю, то ты целуешь меня, а если я выигрываю, то я целую тебя? Мне даже страшно подумать, что происходит в случае ничьей!

– Не хочешь на поцелуй, давай на что-нибудь еще, – пожал плечами Кентон.

– Нет, отчего же! Больше, кажется, все равно не на что. Но с условием: один поцелуй только за три выигрыша подряд.

– Годится.

Стоит ли уточнять, что этот шулер обыграл меня три раза подряд без малейшего труда?

Поджав губы, я недовольно стрельнула в него глазами.

– Можешь расплатиться как-нибудь в другой раз, – отмахнулся Кентон, принимаясь снова сдавать карты.

– Ты что же, считаешь меня неплатежеспособной?

Я почувствовала, что начинаю злиться.

Отложив карты в сторону, Кентон посмотрел на меня с видимым интересом.

– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

– Вовсе нет! – воскликнула я. – Но проигрыш в карты – это вопрос чести. К тому же я терпеть не могу влезать в долги. С них потом набегают проценты. Более того, ты можешь поставить свой выигрыш на кон в игре с кем-нибудь другим. И если проиграешь, мне придется целоваться совсем уж с первым встречным. А если он окажется какой-нибудь косой или кривой? Первые встречные всякие бывают, уж я-то знаю!

– Так и быть, на твой поцелуй я буду играть только с писаными красавцами, – язвительно пообещал он.

– Послушай, – в моем голосе прозвучала угроза, – либо ты берешь свой выигрыш прямо сейчас, либо можешь забыть о нем раз и навсегда.

Я, конечно, понимаю, что сегодня не в лучшей форме, но в конце-то концов, что у меня, рога на голове выросли, что ли?

– Так бы сразу и сказала.

Кентон перебрался поближе, положил руку мне на затылок, на мгновение заглянул в глаза, а потом коснулся моих губ своими. Интеллигентный человек, возможно, счел бы, что такой оплаты достаточно, но этот особой добропорядочностью явно не отличался. Поэтому он принялся закреплять успех, настаивая, завоевывая, захватывая то мою нижнюю губу, то верхнюю, то обе сразу… что же касается меня, то я поступила так, как если бы мы сыграли вничью. А что, это хоть как-то компенсировало уязвленную проигрышем гордость.

В тот час проходившие через главную площадь люди могли наблюдать возле позорного столба совсем уж странное зрелище.

– Теперь ты согласишься дать мне интервью? – спросила я, когда наши губы разъединились, но лица по-прежнему оставались очень близко одно к другому.

– Даже не надейся, – заявил он.

И снова принялся сдавать карты.

Первую партию я в очередной раз с треском проиграла. На второй к нам присоединился стражник, до тех пор неторопливо прохаживавшийся по площади. Заглянул в мои карты, потом в карты Кентона. Внимательно следил за ходом этой игры, потом следующей. Проиграла я в обеих.

– Неправильно, не шестерки надо было объявлять, а дамы! – горячо воскликнул он. – Вот давайте я с вами сыграю, – это он уже обратился к Кентону, – я точно выиграю!

– Э нет! – возмутилась я. – У нас уговор: пока я здесь, он играет только со мной!

– Ну всего один раз! – жалобно попросил стражник.

– Нет!

Я была неумолима.

– Хорошо, а если я ее отпущу, вы со мной сыграете? – спросил у Кентона стражник.

– Если отпустишь – сыграю, – милостиво согласился тот.

Должна сказать, что я впечатлилась. Шутки шутками, а чтобы Алисдейр сел играть в карты с простым солдатом?! Однако он даже виду не подал, что такой выбор партнера нарушает все существующие нормы, разве что так, слегка поморщился.

Обрадованный стражник перерезал веревку, связывавшую меня со столбом. Я принялась торопливо развязывать узел, чтобы освободить от обрывка руку, но веревка никак не поддавалась, лишь портила ногти. Кентон извлек из-за пояса все тот же кинжал, оттянул веревку и перерезал, аккуратно просунув лезвие между ней и моей кожей.