Торнсайдские хроники

– А кто тебе сказал, что он не пошел? – откликнулся Люк. – Именно так он первым делом и поступил. А там ему уже популярно объяснили, что лучшего друга и протеже Рейвена никто и пальцем трогать не собирается. И ни перед каким судом, кроме Страшного, он не предстанет, да и там может сработать какая-нибудь протекция. Вот после этого Алисдейр отправился беседовать с Майлзом лично. Исход этой беседы вам уже известен.

– А дальше?

– А дальше Майлз побежал жаловаться к папочке. А тот уже отправил к дому Алисдейра целый отряд. Кентона силой приволокли на площадь и запихнули в колодки. Барон, с точки зрения графа, – личность неприкосновенная.

– На сколько часов его приговорили? – спросила я.

– Понятия не имею. Не уверен, что цифра вообще прозвучала.

– То есть сейчас он на площади?

– Да.

– Эй, Абигайль, ты куда? – нахмурился Брендан.

– У меня возникло непреодолимое желание сыграть в карты, – хмуро ответила я.

Думаю, мой ответ правильно поняли все, кроме самого Брендана.

На то, чтобы дойти до площади быстрым шагом, потребовалось меньше десяти минут, и около половины пятого я уже была на месте. Было еще светло, как и обычно в такой час в это время года.

Кентона я увидела сразу, но зрелище это, должна признать, не доставило мне ни капли радости. Одежда Алисдейра была измята и разорвана в нескольких местах, на лице темнела струйка запекшейся крови, которая когда-то сочилась из рассеченной губы. Шея и руки были помещены в специальные прорези в деревянных колодках, крепившихся к позорному столбу. При этом для того, чтобы сделать наказание более мучительным, колодки крепились сравнительно низко, и приговоренному, если он не был совсем уж маленького роста, приходилось стоять, согнувшись в три погибели.

Я сглотнула. Мое собственное наказание, из-за которого я не так давно была готова чуть ли не бежать из графства, казалось сейчас детским лепетом. Сделав глубокий вдох, а затем резко выдохнув воздух, я направилась к столбу с жизнерадостной улыбкой на лице.

– Извини, в карты с тобой сыграть не смогу – руки заняты, – первым заявил Кентон, помахивая в знак подтверждения торчащими из колодок кистями.

Выглядел он устало, но держался хорошо. Надо сказать, намного лучше, чем я в свое время. Впрочем, на то они и аристократы: их чуть ли не с рождения учат сохранять самообладание в любых обстоятельствах. Чувство собственного достоинства – в первую очередь, все остальные эмоции – даже не во вторую, а в третью. Однако тем большим испытанием на прочность должно было явиться подобное наказание…

– Я и не думала играть с тобой в карты, – многообещающе возразила я. – Я планирую использовать тебя совершенно по-другому.

– Только не говори, что собираешься взять у меня интервью, – простонал он. – Все что угодно, но только не это. Можешь даже надо мной надругаться.

– Надругаться над тобой я всегда успею, – возразила я. – У меня есть совершенно другая идея. Видишь ли, когда я работаю над статьями, мне бывает нужно зачитывать кому-то вслух свои черновики. Но никто почему-то не хочет слушать, все в ужасе разбегаются. А ты ведь сейчас разбежаться не сможешь. Вот и будешь моим слушателем.

Я самодовольно потерла руки.

– Абигайль, откуда в тебе столько садизма? – поморщился он. – Я ведь даже уши заткнуть не смогу.

– На это-то весь и расчет, – радостно сообщила я.

В процессе разговора я извлекла из сумки флягу с водой и шагнула к Кентону поближе.

– Не положено, – тут же заявил стражник, до сих пор в разговор не встревавший, но не без интереса следивший за его ходом.

Еще бы ему не следить, ведь волей-неволей он был бы вынужден стать вторым слушателем моих гипотетических черновиков.

Я молча извлекла из кармана серебряную монету и молча же сунула ее в привычно подставленную ладонь.

– Пойду прослежу, чем там ребятня голубей кормит, – деловито произнес стражник. – А то некоторые так и норовят вместо хлеба камушков подкинуть.

– Очень благородное занятие, – похвалила я, поднося ко рту Кентона флягу и наклоняя ее под соответствующим углом.

Он сделал несколько жадных глотков. Затем я налила немного воды на платок и принялась аккуратно вытирать с лица Кентона запекшуюся кровь.

– Тебе совершенно необязательно со мной возиться, – заметил он, прикрывая глаза.

– Не надейся от меня отделаться. Я не собираюсь так легко выпускать из рук безвольного слушателя.

– Я всегда знал, что от тебя следует ожидать всего самого худшего.

– На сколько тебя сюда поставили?

– Понятия не имею. Они не сочли нужным сообщить.

– Как давно ты уже здесь?

– Час или полтора. Кстати, откуда ты узнала?

– У меня особые источники информации. Хоть и нет своих людей в охранном отделении.

Я задумалась. Если час или полтора, значит, вернее всего, половина наказания уже позади. В колодки надолго не заключали, как правило, часа на два-три. Максимальный срок, о котором мне доводилось слышать, – это шесть часов, но то был беспрецедентный случай. Человека потом в буквальном смысле слова унесли с площади: держаться на ногах он не мог.

Между тем стражник поспешно возвратился к столбу и оттолкнул меня себе за спину. В чем дело? Я огляделась. Как раз вовремя, чтобы заметить, что со стороны центральной улицы на площадь вышел добрый десяток людей. Впереди шагали Рейвен с Майлзом, за ними – многочисленные телохранители. Правая рука у барона безвольно висела на перевязи. Радуясь предусмотрительности стражника, я до времени отступила в тень.

Граф и барон остановились непосредственно напротив столба, недвусмысленно продемонстрировав, что прибыли на площадь именно за этим.

– Распакуй его, – велел стражнику Рейвен, и тот принялся торопливо проворачивать ключ в запирающем колодки замке.

Оказавшись на свободе, Кентон моментально, хоть и не без труда, разогнулся и застыл, меряя графа тяжелым взглядом.

– Теперь ты понял, кто хозяин в Торнсайде и кому здесь нельзя идти наперекор? – спокойно спросил Рейвен.

Кентон промолчал.

– По-моему, он ничего не понял, – заявил Майлз. – И это меня не устраивает. Слушай, ты, ублюдок! – Он шагнул вперед, подходя к Кентону почти вплотную. – Либо ты сейчас встанешь передо мной на колени и поцелуешь мои сапоги – и тем покажешь, что хорошо усвоил сегодняшний урок, либо пеняй на себя. Я жду!

Я схватилась руками за голову. Реакцию на такое предложение несложно было предвидеть. Ну же, Кентон, не глупи! В конце-то концов, ничего от тебя не отвалится!

Но нет, разумеется, нет.