Тоскуя по ней

Покраснев, Уиллоу повернулась к нему лицом.

— Разве ты обычно не наслаждаешься видом здесь? Иначе зачем вообще нужно такое место?

Его улыбка была нехарактерно задумчивой.

— Возможно, потому, что я уже чувствовал себя обособленным, и это место позволяло мне также чувствовать себя… на вершине. Отсюда я всегда мог смотреть сверху вниз на свою добычу.

Она шагнула ближе к нему, протянула руки и прижала ладони к его груди.

Киан накрыл одну ее руку своей, зацепив пальцем другой ее за подбородок, чтобы поднять лицо.

— Это печаль по мне, маленькая смертная?

— Я знаю, каково это — жить в двух разных местах и чувствовать себя нежеланным в обоих.

— Ах, Фиалочка, — прохрипел он, отпуская ее руку, чтобы обнять ее.

Уиллоу улыбнулась, проведя ладонями по его плечам и запустив пальцы одной руки в его длинные белые волосы.

— Я всегда буду желать тебя.

Он прижался своим лбом к ее и закрыл глаза. Какое-то время он обнимал ее, одновременно нежно и собственнически, прежде чем тихо сказал:

— Я хочу тебе кое-что показать.

Открыв глаза, он отступил назад и взял ее за руку. Уиллоу последовала за ним через гостиную, мимо безупречно убранной кухни, где она не заметила ни единой посуды, кастрюли, сковородки или электроприбора, кроме микроволновой печи и огромного холодильника. Они продолжили путь в коридор с несколькими закрытыми дверями по обе стороны — все, что неудивительно, черные. В тусклом освещении эти двери казались почти внушительными, усиливая таинственность того, что находилось за ними.

Он остановился у последней двери справа. Она выглядела так же, как и все остальные, но когда он потянулся к ручке, Уиллоу могла поклясться, что заметила фиолетовое пятно на металлическом замке.

Дверь открылась в темную комнату. Занавески пропускали лишь немного света, превращая все в комнате в неясные тени. Она вошла следом за Кианом. Сияние его глаз падало на близлежащие предметы, но его света было недостаточно, чтобы показать что-либо вокруг. Казалось, что комната заполнена мебелью, накрытой простынями.

Затем он включил свет. Глаза Уиллоу расширились, когда она ошеломленно оглядела комнату.

Остальная часть его квартиры была полностью черно-серой, но здесь был цвет. Так много цвета. Картины покрывали почти каждый дюйм стен, а мольберты, некоторые с полотнами, обернутыми тканью, стояли по всей комнате. Брезент, расстеленный на полу, был забрызган краской всех мыслимых цветов, а большой стол, на котором стояли десятки баночек и тюбиков с краской, кисти и палитры, выглядел немногим лучше.

Но по мере того, как Уиллоу изучала картины и впитывала то, что видела, ее удивление только усиливалось.

Многие работы были угрюмыми, темными, отдавая предпочтение оттенкам красного, черного и серого, были ли они абстрактными или содержали какие-то образы. Некоторые были светлее, с зелеными, синими и желтыми тонами. Тут и там были разбросаны пейзажи. Знакомый силуэт под ночным небом, видимый с холма, куда он ее водил. Изрезанная береговая линия во время шторма. Река, текущая по каньону. И еще несколько мест, которые были слишком прекрасны, слишком чужды, чтобы быть реальными. Места со слишком чистыми красками, с белыми деревьями и цветами, непохожими ни на что, что она когда-либо видела, с небом, которое, казалось, впитывалось в кристально чистую поверхность озера под ним.

Уиллоу легонько провела пальцами по одной из этих картин.

— Это…?

— Воспоминания из-за Завесы, — ответил он. — Пустые попытки воссоздать пустую красоту этого царства.

— Они замечательные. Волшебные.

Он мягко рассмеялся.

— И они же — самое близкое, что я хочу иметь к Тултирасу.

Она оглянулась на него и обнаружила, что он не прошел дальше в комнату.

— Ты действительно никогда не хотел вернуться?

— У меня есть все, что мне нужно, прямо здесь, Уиллоу, — его глаза были прикованы к ней, не оставляя сомнений относительно того, что он имел в виду.

Ее сердце забилось быстрее, и шепот удовольствия пробежал по телу. Она отвела глаза от обжигающего пристального взгляда, глубоко вздохнула и заставила себя вернуться к картине. Картины Эвергардена были такими сюрреалистичными. Как яркие, несбыточные мечты.

По мере того, как она продвигалась дальше в комнату, фиолетовый цвет становился заметнее на все большем количестве картин.

Она обвела взглядом стены, следя за очевидным развитием событий. Сначала абстрактные пурпурные тона с вкраплениями зеленого. Постепенно появилось больше цветов, и фигура начала обретать форму — фигура, которая была ей поразительно знакома. Женщина с лавандовыми волосами и зелеными глазами.

Губы Уиллоу приоткрылись в изумлении.

Она видела себя в самых разных позах, при разном освещении, на самом разном фоне. Видела себя запечатленной в захватывающем реализме и страстной стилизации. Но на каждой картине она была яркой, даже когда в ее глазах была явная грусть.

Каждый штрих был нанесен с такой тщательностью, с такой вдумчивостью. С такой целенаправленностью. На нескольких картинах она была изображена в том самом платье, что на ней сейчас. Другие показывали ее в нижнем белье — примерно в том же нижнем белье, которое она надела на будуарную фотосессию много лет назад, — или в ткани, со вкусом накинутой на ее интимные части тела, в то время как еще на нескольких она эротично обнажала все. Она узнала моменты, которые разделила с Кианом на некоторых картинах, хотя его не было ни на одной из них. Моменты, когда она смеялась, улыбалась или задумчиво смотрела вдаль.

На каждой картине, в каждой позе она была… прекрасна.

Она смотрела на себя глазами Киана.

Уиллоу уставилась на последнюю картину. Это было самое большое полотно в комнате, оно стояло на мольберте рядом со стеклянной дверью, ведущей на террасу. В нем она стояла на мосту возле Центрального бульвара, ветер трепал ее юбку и волосы, отраженные огни делали темную реку внизу похожей на дорогу, вымощенную звездами. В ее глазах был намек на печаль и боль. И все же, каким-то образом, этот образ вселил в нее чувство надежды. Ощущение возможности.

Это было похоже на то, что Уиллоу на картине могла спрыгнуть на эту звездную дорожку и следовать по ней к счастью, к своей судьбе. Туда, куда она хотела попасть.

На том мосту они с Кианом впервые заговорили. Именно там она приняла импульсивное решение, которое, как предполагалось, ничего не значило, но которое все изменило. Решение, которое привело их к этому моменту.

— Киан… — она повернулась к нему. — Здесь везде я.

Он кивнул и, наконец, прошел вглубь комнаты. Его взгляд остановился на более ранних картинах в последовательности, более абстрактных в фиолетовых тонах.