Тот, кто убил лань

Вновь воцарилась тяжелая, тревожная тишина.

Негромко и вкрадчиво зазвучал голос Алыбея.

"Мои родные, несчастные сородичи! — заговорил он. — Если бы только вы могли понять, как тяжело мне видеть вашу скорбь, слезы ваших жен, матерей, детей!.. Я не могу больше так жить! Я предвижу, что скоро высохшие от горя и нищеты груди матерей не смогут больше давать детям молока. Поймите, я хорошо знаю урусов, их ненависть к нам, абхазам, их жестокие законы. Вы все погибнете здесь! А там, на берегах Турции, под покровительством великого падишаха, вы найдете новую родину! Я хочу вам только счастья. Спешите же, пока не поздно! Ни одного дня больше вы не должны оставаться здесь. Ведь и я буду там вместе с вами. Порукой в этом мое княжеское слово!"

Хиб Шоудыд обернулся и прочел в глазах людей, что их сомнения начали рассеиваться...

"Мы верим тебе, Алыбей", — сказал он, стал собирать пожитки и звать за собой своих родных.

Зашевелились и остальные, следуя его примеру. Но вдруг откуда-то издалека раздался зычный голос:

"Остановитесь, люди! Куда вы? На позорное скитание в Турцию? К чужеземцам? Давно их не видели? Соскучились? Хотите оставить Апсны на произвол судьбы?"

Все повернули головы в сторону возвышавшегося на краю поляны бугорка и увидели там Тейба. Крестьяне знали его: Тейб был одним из тех, кто смело обличал князей и не раз обращал в бегство их наемников.

Голос Тейба зазвучал еще сильнее: "Не надейтесь найти мирного приюта на чужбине! И помните: нет для нас земли и неба прекраснее, чем земля и небо Апсны! Алыбей обманывает вас. Он — не белая ворона среди черных, а такой же князь, как и другие, и он погубит вас!"

"Не то говоришь, Тейб! — взвизгнул Маф. — Пойми, оставаться здесь бессмысленно! Иди и ты с нами! Знай, иначе тебе несдобровать..."

"Кто не боится смерти, тому не страшны угрозы", — ответил Тейб.

Люди снова замерли в нерешительности. Кто же прав? Тейб или Маф с Алыбеем"? Обманщик или избавитель князь Алыбей?

"Маф! Адгур! Дамей! — вдруг позвал своих подручных князь. — Где моя старая мать? Где мои дети? Приведите их сюда!"

И когда князя обступила его семья во главе с седой княгиней, князь взял на руки детей и поднял их высоко над головой.

"Вы не верите мне? — воскликнул он. — Так пусть же моя мать и дети мои первыми укажут вам путь на новую родину!"

И он передал детей своим людям, а те на глазах у всех понесли их к лодкам. Туда же, опираясь на палку, направилась и старая княгиня.

Этот неожиданный поступок князя сломил колебания махаджиров, и они снова стали собирать свои пожитки.

Но когда люди подошли к морю, внезапно над толпой прозвенел пронзительный детский голосок, услышанный всеми:

"Не пойду! Пусти меня! Не хочу я! Не пойду!"

И все увидели мальчугана лет одиннадцати — двенадцати с котомкой за плечами. Его изо всех сил тянул за собой дряхлый старик, а мальчик, отчаянно упираясь, продолжал вопить: "Пусти! Не хочу я к туркам!"

"Почему не хочешь? — быстро приблизившись и мальчику, спросил Хиб Шоудыд и обратился к старику: — Это твой внук?"

— "Нет, — сказал старик. — Этого непослушного мальчишку поручил моим заботам его отец перед тем, как умер. Совесть не позволяет мне оставить его здесь, а он ни за что не хочет плыть со мной в Турцию".

"А как звали его отца?"

"Арыш Камлат из села Ткварчал".

"Почему ты не хочешь ехать туда, куда все едут, мальчик?" — спросил Хиб Шоудыд.

"Не поеду! — упрямо ответил тот. — Я хочу учиться в школе урусов".

"Ты помешался, не иначе, — набросился на него старый опекун. — Ведь твою школу сожгли. Где же ты будешь учиться?"

"В Сухуми! — ответил мальчик. — Мне сказали, что урусы открыли там новую большую школу".

"Весь мир перевернулся вверх дном, наступил конец мира, а он хочет учиться! — рассмеялся старик злым отрывистым смехом. — Это совсем как в пословице: "Войска воевали, а Азамат землю пахал..."

"Пусть он пахал, — хмуро уставившись в землю, пробурчал мальчик. — А я буду учиться!.."

"В гроб меня вгонит этот несносный мальчишка! — вскричал старик и схватил маленького упрямца за плечо. — В последний раз говорю тебе, Шарах: на фелюгу! Без разговоров!"

"Не дам! Не трогай!" — Шарах отчаянно вцепился в свою котомку.

К спорящим приблизились Шоудыд и Тейб.

"Перестань, малыш, — ласково сказал Тейб. — Ну, кому нужно твое добро? Подумаешь, богатство!"

"Хо! Богатство! — усмехнулся старик. — Одна чоха в прорехах, дырявые чусты да книга!"

"Книга? — переспросил Шоудыд. — Зачем она ему?"

"А ты у "его спроси! Этот упрямец только тем и занят, что от восхода и до захода солнца, уткнувшись в книгу, бормочет разные слова".

"На языке урусов?" — живо спросил Тейб.

"Да нет же, на нашем, абхазском..."

"На абхазском? — удивился Шоудыд. — Разве есть на свете книга на нашем языке?"

"Есть. Она у него здесь, в котомке".

Тейб заволновался: "Что же ты молчишь, Шарах? Покажи нам эту книгу!"

Мальчик исподлобья недоверчиво взглянул на Шоудыда, но не издал ни звука.

"Послушай, дружок, — сказал Тейб, все более волнуясь. — Ручаюсь своим словом, никто не посмеет отнять у тебя твое сокровище. И разве ты не слышал? Я тоже не хочу в Турцию. Поверь, я, как и ты, не прочь учиться и сам с радостью пошел бы в школу урусов. Дай нам поглядеть на твою книгу!"

Почувствовав, что слова Тейба идут от сердца, мальчик стал развязывать котомку. Столпившиеся вокруг них люди с интересом наблюдали, как Шарах, вынув книгу, протянул ее Тейбу. Это была небольшая книжка с красивым рисунком на переплете.

Тейб осторожно взял ее, осмотрел с обеих сторон, раскрыл, бережно полистал, закрыл и снова открыл.

"Дай и мне посмотреть, Тейб!" — воскликнул Шоудыд, и книга перешла к нему в руки.

...Шхангерий Бжаниа прервал свой рассказ и с минуту пристально смотрел в пространство, словно вглядываясь в далекое прошлое.

— Вот тогда-то, — произнес он наконец, — эта первая абхазская книга и побывала в моих руках.

И с увлечением продолжал:

— Никогда, никогда мне ее забыть этого! Сам посуди: я был тогда моложе, чем ты сейчас, и о многом хотел узнать, многое понять... Тебе-то хорошо, ты родился в другое время и уже в молодые годы смог стать ученым. А мы тогда жили в потемках и тянулись к свету, как рыбаки в ненастную ночь к огням маяка. Но его закрывали от нас наши хозяева-князья. На нашей земле жили и турки, и персы, и греки, и армяне, и грузины, и урусы. Некоторые из них умели писать на своем родном языке и читать свои книги. А у нас не было ни письма, ни книг, ни единого грамотного человека. Подумай об этом, и ты лучше поймешь волнение несчастных махаджиров, когда они увидели первую книгу на их родном языке. Они все теснее обступали Шараха, толпа прибывала, и отовсюду слышались просьбы показать книгу, дать хотя бы прикоснуться к ней. Она переходила из рук в руки, а Тейб и Шоудыд, обращаясь к каждому, кто брал ее, предостерегали: