Тот случай между Илаем и Гвен

— Нравится, она мне очень нравится, — ответил я, остановившись недалеко от машины и наблюдая, как Гвиневра и ее отец разговаривают о чем-то.

Он притянул ее к себе и обнял одной рукой. Конечно же, она не могла долго сердиться на него, хотя и очень старалась быть обиженной.

— Да, мэм. На самом деле нравится. Не уверен, что именно рассказала вам Гвиневра, но мне лучше сразу открыть все карты. Это с моей невестой сбежал ее жених. Будете ли и вы меня мучить после этого?

Она улыбнулась.

— Думаю, время покажет. И потом, вы же здесь на все выходные?

Я не был до конца уверен, во что ввязался.

Гвиневра подошла ко мне.

— Я прошу прощения за него, просто… ну, в общем, он такой. Мы можем ехать. Ты когда-нибудь ездил в открытом кузове грузовика?

— Все нормально, и нет, я там никогда не ездил.

Что бы ее отец ни задумал против меня, мне было все равно.

Гвиневра

— Ух ты! — шептал Илай по мере нашего удаления от аэропорта Сайпресс.

Мой дом, как и большинство здешних домов, находился в лесу. Дорога с обеих сторон была окаймлена толстыми, покрытыми мхом ситхинскими елями. Он смотрел на них, задрав голову так, будто мы путешествовали в каком-то необычном параллельном мире. В некотором смысле это было правдой. Солнце находилось над верхушками деревьев, и все вокруг сияло. Это было…

— Место абсолютного покоя в мире хаоса, — произнес он, не отрывая взгляда от неба.

— Только что хотела тебе об этом сказать. Как ты узнал?

— Однажды ты сама сказала об этом в одном из интервью. — Он оглянулся на меня. — Это было написано в статье для «Форбс». Тебе задали вопрос, нравится ли тебе Нью-Йорк, и ты ответила, что нравится. Но ты все равно скучаешь по Сайпресс, потому что для тебя Сайпресс — это место абсолютного покоя в мире хаоса. Я тогда этого не понял, но теперь не могу не согласится.

— Илай, то интервью было почти четыре года назад.

— Да, — он усмехнулся, больше над собой, взял мою руку и замолчал.

Я пожала его руку и улыбнулась.

— Я так и вижу, как ты гуглишь мое имя.

— Нет, тогда мной двигало не желание преследовать. Это было после нашей дискуссии в Нью-Йоркском Университете. Я видел, что все студенты были буквально влюблены в тебя, и хотел понять причину. Потом ты показала мне свою галерею, и мне захотелось узнать, что думают другие.

— О, нет, — застонала я. — У меня было несколько по-настоящему ужасных отзывов.

— К черту Джефри Карлайла из «Нью-Йорк Таймс!» Только мужчина без сердца может критиковать твои работы.

Я захохотала.

— Это же слова мистера Д’Амура о тебе!

— Я не был критиком, я был только… — он пытался подобрать слово.

— Критиком?

— …необразованным, и ты вряд ли можешь винить меня за это. Как только я научился отличать кисточку для рисования от холста, понял, что ты реально талантливая… И не надо так довольно лыбиться.

Он наклонился ко мне, хохоча, и положил голову мне на колени.

— Если хочешь правду: впервые увидев твои картины, я был эмоционально взволнован, и ты до сих пор заставляешь меня испытывать сильные эмоции.

— Эй, куда это подевалась его голова? — заорал отец.

Илай тут же выпрямился, а мне захотелось выпрыгнуть из машины.

— Пап!

— Извините, сэр. — Илай удержал меня на месте, когда я уже хотела повернуться к мужчине, сидевшему на переднем сиденье и посвистывавшему, как ни в чем не бывало. Как будто не он только что убил момент прекрасной душевной близости.

— Это было плохой идеей, — пробурчала я.

— Почему? Ты думаешь, что я сломаюсь? — спросил он, когда мы остановились. — Не беспокойся об этом, Гвиневра. Что бы он ни замышлял против меня, я выстою. Вдобавок к остальному, посмотри на это лицо, ну как его можно ненавидеть?!

Закатив глаза, я встала. Илай выпрыгнул из кузова первым и протянул мне руку.

— Она выпрыгивала из таких грузовиков с пеленок, ей не нужна твоя помощь, городской мальчик, — выкрикнул мой отец, спуская Тайги с поводка.

— Это называется быть джентльменом, папа, — ответила я ему, самостоятельно выпрыгивая из машины.

— Это называется быть…

 Мама выразительно посмотрела на отца, и он не решился закончить свою мысль, к счастью.

Илай забрал наши сумки из машины. Я повернулась к нему и быстро проговорила:

— У тебя все еще есть время дать деру. Аэропорт лишь в девятнадцати километрах отсюда, что для тебя раз плюнуть.

— Я не собираюсь сбегать от твоего отца, Гвиневра, после небольшой словесной перепалки. Между прочим, твой дом великолепен! — Он сделал шаг вперед, чтобы лучше охватить его взглядом.

Это был огромным бревенчатым дом на правом конце озера. И только стоя на краю озера, можно увидеть остальные дома. Горы как будто нависали на заднем фоне. Глубоко вздохнув, я наслаждалась теплом.

— Гвен!

Я отпрыгнула назад, когда трое здоровенных мужиков в клетчатых рубашках и горных ботинках подбежали ко мне и подхватили меня на руки.

— Парни! Быстро! Отпустили! — завопила я на них, когда они удумали подбрасывать меня вверх.

Они заржали, поймали меня и поставили на ноги.

Брови Илая плавно ползли вверх, пока он рассматривал каждого из них.

Хотелось бы мне прочитать его мысли.

— Илай, это…

— Не обращайте внимания, парни, на этого городского пижона. Заходите, ужин готов, — заорал отец уже в дверях.

Мне лишь оставалось помолиться небу: «Убей меня прямо сейчас!»

— Городской пижон, удачи! — мужчины похлопали его по плечу и направились в дом.

— И они?.. — Илай указал на них.

— Скорее всего, мой отец пригласил их, чтобы тебе жизнь медом не казалась. Давай, я быстренько введу тебя в курс дела: парень с длинными блондинистыми волосами — Джереми Лоуренс. Ему двадцать три, и он был первым парнем Стиви. Не затевай разговора о ней при нем, потому что он до сих пор сохнет по ней. Теперь он работает в городе механиком. Малик Вашингтон — парень с короткими афроволосами. Ему столько же, сколько и мне. Он работает в полиции Сайпресс. Последний и самый важный — это Рой. Мой отец пытается свести меня с ним со времен нашего детства. Он преподает фотографию в старшей школе, — закончила я, выдохнув. Илая, казалось, ничто не смущало.