Традиции & авангард. Выпуск № 2
Шрифт:
Света трогала нож. Она прошла в комнату прямо в пуховике. Старший сказал, что в доме не холодно. Он закрыл шторы. Это были идеальные условия. Света принялась вытаскивать нож. Старший подошёл к ней, стянул с неё пуховик и принялся целовать пухлыми своими губами, громко дыша ей в уши. Старший раздел её дальше, разделся сам и привел её к кровати. Света успела бросить пуховик рядом. Дальше она более всего удивилась себе: что не стеснялась, не производила неуклюжих движений и не страдала от боли или отвращения. И Старший удивился кровавому подарку и пару раз серьёзно сказал, что придется жениться. Они полулежали под одеялом, под постерами с голыми женщинами. Голова Старшего находилась на Светином животе. Лоб его уткнулся в мягкие Светины складки. Её крупные, белые, с синими венами груди, дышащие как отдельные звери, сидели у него на голове. Через занавеску пролезло лезвие луча. В Свете ещё осталась ненависть.
Когда они вышли во двор, солнце уже сбежало, но люди по-прежнему сидели за столом, покрытым кожей машины Светиного дедушки. Ушел один из мальчиков и сальноголовый, но остальные были тут. Старшего и Свету встретили как молодоженов – ласковым улюлюканьем. Свету усадили, накрыли ещё какой-то курткой, налили ей и вложили в ладонь бутерброд. Старший прошептал Свете, что она теперь его тёлка. Она поняла, что забыла в квартире шапку, но ей не было холодно. Младший брат и его ровесники показывали фокусы – как можно продать куклу телефона и изобразить при этом его звонок и вибрацию. Все гоготали. Света тоже улыбалась, но чувствовала, как разогнанная по всему телу ненависть тихо заново скапливается в её животе. Она гладила рукой обивку из своего детства и выдыхала изо рта сигаретный дым – Старший зажёг ей сигарету. Дубы урчали листьями от ветра. Небо белело невестиным платьем. Левой рукой Света потрогала лезвие. Голову хороводило от смеси табака с алкоголем. Света увидела, что дубы окружают их со всех сторон, услышала, как по-железному они зазвенели листьями. Старший нагнулся к ней, сказал, что она у него совсем запьянела. И засмеялся.
Внезапно двор накрыл хоровой мужской крик, свист и очередь матерных ругательств. Вскочил самый старый, почти двадцатитрехлетний человек в зелёной куртке и сделал то, о чём мечтала Света последние три часа – вытащил из кармана нож. Вскочили все остальные и сделали то же самое. Только Света осталась сидеть за столом, держась левой рукой за лезвие, правой рукой за сигарету. Вокруг дрались люди: те, с которыми она сегодня проводила день – Братья и их друзья бились с какими-то пришлыми. Пришлые нападали, братья с друзьями отбивались. Пришлых количеством было больше. Воздух напитывался матом, стонами и потно-кровавым запахом. То и дело в разных точках дворового пространства красными маками прыскала кровь – от удара ножа или кулака. Света крутила головой по сторонам, потом устала и просто застыла на месте, держась обеими руками за копейкину обивку и не отрывая от неё глаз. Где-то закричала немолодая женщина, та самая, которая растит или уже вырастила ребёнка. Света поняла, что всё скоро закончится, потому что в дело вмешаются взрослые женщины.
Всё и правда затихло. Света подняла голову и оглянулась. Пришлые утаскивали своих раненых. Вокруг стола валялись нестарые мужские тела. Рядом лежал Старший с круглой темно-красной раной в щеке. Глядел своими бирюзовыми кристаллами в небо. Неподалёку валялся человек в зелёной куртке с порванным рукавом, с полусодранной – от запястья до локтя – кожей. Света видела теперь торчащую плоть и сухожилия и понимала теперь, как происходит сдирание кожи. Дальше у дуба, свернувшись в колесо, валялся Младший брат. Среднего не было видно. На ухо заорали:
– А ну вставай, б…!
Света вылезла из-за стола, зацепившись коленом за гвоздь, порвала шерстяные колготки. Перед ней раскачивался от ненависти юный человек с кровавой марлей глаз. Света удивилась, что враг Братьев почти ничем не отличался от них внешне. Такой же светлый, коротко стриженный, голубоглазый, женственно-большегубый.
– Ты его телка, что ли? – закричал он снова. – Я видел, как вы сидели, голубки, б…!
Света посмотрела на рану-мак в щеке Старшего брата и ответила: «Да» – будто её обвенчали с этим мёртвым женихом. Клон нацелился на неё ножом.
Вдруг его руку остановил другой пришлый человек, похожий на него самого, и на всех Братьев, и на их друзей.
– Ты чё, ты её видишь?! Как это может быть его телка?!
Рядом сиреной заголосила женщина.
– Надо съё…ся на ху…! – договорил другой пришлый. – Б…, мы же вообще мимо пройти собирались!
Человек с кровавыми глазами сунул нож в карман. Спотыкаясь о тела поверженных, пришлые убежали в сторону дубового леса. Хотя какие они пришлые, если они тоже с Седьмого. Голосящая женщина в фартуке и тапках качала на руках мальчика – друга Младшего брата. На месте битвы стали появляться другие женщины. Подъезжала скорая. Света медленно двинулась в сторону города. Осторожно обходя лежащих людей, она беспрепятственно покинула двор, чуть, правда, не споткнувшись
о Среднего. Прошла сквозь милые малоэтажные кварталы Седьмого участка, мимо дубовых рощиц и снова встретила женщин с колясками, которые растили своих детей, чтобы те потом пускали друг из друга кровавые маки.Света переступила одноколейку обратно, и тут всё сделалось совсем узнаваемо. Голова замерзла, и пришлось надеть капюшон. Цвета снова стали прежними – из тропических вернулись в русские, серые. Ненависти в Свете не осталось вовсе, вся она перетекла в пришлых, которые собирались просто пройти мимо, но вдруг напали на Братьев и их друзей. Дома была мама, она смотрела телевизор и не заметила ни пропажи шапки, ни порванных колготок, не унюхала запахов табака, водки и первого дочериного секса.
Несколько последующих недель Света не со страхом, а с интересом ждала, когда к ней придёт милиция, которая, скорее всего, нашла шапку у Братьев дома и опросила свидетелей. Или кто-нибудь с Седьмого. Но никто не являлся. Света проверяла локальные, областные, федеральные новостные сайты, покупала ежедневно местную газету – все молчали. Макового побоища будто никогда не случалось, а если и произошло нечто подобное, то, видимо, в совсем другом мире, за одноколейкой. От Светиной многоэтажки до дома Братьев пешком – полчаса, от дедушкиной пятиэтажки до дома Братьев – пятнадцать минут.
Света, к удивлению всех, кроме дедушки, очень хорошо сдала ЕГЭ. К удивлению всех, кроме дедушки, она выбрала совсем другой институт и город для учебы. Потом, к удивлению совсем всех, она уехала учиться и работать в другую страну. Местные жители там носили значки в виде маков, когда вспоминали своих погибших на войне. Света тоже вспоминала всех своих.
Она занималась в университете биохимией. Похудела, остригла косу, по-прежнему носила только юбки. «I’m not a tomboy», – объясняла она. Очки не надевала. Отрезок от копейкиной трагедии до макового побоища Света вспоминала как собственное временное безумие, удивлялась, что способна была таскать в себе такую сильную ненависть. Выработанный тогда для Старшего взгляд пригодился. Особенно когда она бросила временно университет и переехала в мегаполис, в самую недорогую его, восточную часть. Несколько лет спустя поэт назовёт этот район «Восточным Мордором». Тут было страшнее, чем в Седьмом. Чудная помесь лихорадочного интереса, жалости и обеспокоенности во взгляде часто срабатывала: поговорив со Светой, люди просто уходили. А потом она переехала в Crouch End. Дальше и вовсе вернулась в небольшой университетский город на севере страны.
Света не знала, что три недели спустя после макового побоища двенадцатилетний Младший вышел из больницы. Его друг тоже выжил, просто лишился глаза. Пришлым всем было к двадцати, они не тратили силы на детей. У Младшего быстро затянулись две его раны брюшной полости. Он слышал тогда Светино «да» и был восхищен её неотказом от Старшего брата перед лезвием. Он захотел найти её, поговорить с ней, даже жениться на ней через несколько лет. Имени девушки он не знал, понимал только, что она была с другой стороны одноколейки. Он неплохо соображал – недаром его так любил Старший, делал на него ставку. Очевидно, что невеста Брата (так он её называл) не училась в хреновой второй школе (туда ходил даже кто-то с Седьмого, хоть и она и находилась уже по ту сторону железной дороги). По внешнему виду невесты Брата Младший понимал, что она не могла учиться в самой престижной третьей. Оставалась первая.
Младший пару недель подежурил у школы по утрам. Не каждый день, но через каждые два дня: нельзя было надолго бросать Седьмой. Невеста Брата не показывалась (Света долго болела гриппом). Младший уже почти отчаялся, но вот наконец увидел её утром в том же черном пуховике и серых колготках. Он замерз, вымок под снежным дождем, но всё же дождался невесты Брата после уроков. Она свернула не в ту сторону, откуда пришла, а отправилась налево, в условную сторону Седьмого. Младший шел за ней, не решаясь догнать или окликнуть. Почти в центре города девушка зашла в крайний подъезд пятиэтажки. Младший соображал, что делать дальше, но невеста Брата быстро показалась на улице с каким-то стариком. Они обошли дом и отправились на кустарную автостоянку. Остановились перед накрытой грязной тряпкой красной тачкой. К ним подошел полноватый взрослый мужик. Ждали. Мужик принялся звонить. Света топталась на месте – мерзла даже в шерстяных колготках. Через минут семь-восемь подъехал эвакуатор. Когда тачку погрузили, с нее соскочила тряпка, и Младший узнал «жигули». Это он тогда уговорил братьев раскурочить красное старье. Старший его любил и всегда поддавался. Было очень весело. Днем и в центре полугорода, и никто не мешал. Младший понял, что эта приходила тогда не как невеста, а как ангел смерти, искала их с братьями, чтобы отомстить, и нашла.