Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

Эпоха – не просто промежуток времени. Это своеобразный отрезок времени, явно отличный от других. С моей «колокольни», на статус эпохи претендуют периоды, когда страну возглавляли Сталин, Хрущев, Брежнев – Черненко, Горбачев, Ельцин, Путин.

Даже в странах, имеющих вековую демократическую «выслугу лет», тот или иной отрезок истории часто связывают с именем конкретного человека (чаще всего первого лица). Тем более это типично для России. Еще в детстве я услышал поговорку: «Каков поп, таков и приход». Прошедшие с тех пор шесть десятков лет эту закономерность не опровергли.

Своеобразие эпохи диктует поведение не только власти, но и находящегося под ней человечества, критерии отбора в ряды политической и хозяйственной элиты. Я не могу себе представить самостоятельного, язвительного, яркого оратора Анатолия Собчака реальным политиком первого уровня не только в эпоху Брежнева, но и в эпоху его ученика Путина. Его временем были перестройка Горбачева и молодая Россия начала 1990-х… В то же время, мало кого из нынешних лидеров по их харизме, послужному списку, публичности я вижу в роли оппонентов и победителей ГКЧП…

Как вам, с точки зрения социалистического реализма, картина: «Сергей Миронов на танке у Белого дома»?

Лично я тут солидарен с К. Станиславским: «Не верю».

В автобиографической книге неразумно пытаться дать системную картину той или иной эпохи, попытаться оценить ее. На это я не претендую. Я ставлю себе задачу более узкую и менее ответственную: дать мое, личное восприятие эпох, внутри которых протекала моя жизнь, через отдельные эпизоды, прежде всего личного характера.

Характеризуя знаковые точки того или иного периода, я не могу не использовать такие неприятные слова, как «предательство», «страх», «недоверие», «осторожность», «фальшь», «лицемерие», «угодничество», «блат»… Соответственно, у читателя может создаться впечатление, что именно эти явления составляли атмосферу моей жизни. Это не так.

Несмотря ни на что, в стране повышался уровень жизни, строились мосты и дороги, были радости детства и юности, любовь, друзья, интересные книги и фильмы, спортивные победы. Было удовлетворение от профессиональных успехов, удовольствие от доступных по тем временам земных радостей: грибной охоты, собственного автомобиля, Черноморского побережья Кавказа и даже иностранного туризма…

А как же атмосфера?

Когда молодой и здоровый человек в пасмурную погоду идет со счастливого свидания по грязной, ухабистой дороге, ему может быть хорошо? Вполне. Но еще лучше, если под ногами у него зеленая трава и солнце над головой.

Так что все было довольно неплохо. За одним исключением: когда из-за «погоды» «свидание» отменялось. У многих – навсегда.

Сталин и Мао слушают нас [37]

Для меня эти слова из песни, звучавшей в начале 1950-х годов почти так же часто, как и гимн Советского Союза, воспринимаются как позывные сталинской эпохи. Мало того, что в одной строчке пока еще мирно соседствуют два символа коммунизма XX века, они же нас еще слушают. Учитывая, что великие вожди и так все знают и в общении со мной не нуждаются, глагол «слушают», на фоне многочисленных послевоенных «дел», воспринимался исключительно как «прослушивают».

37

«Москва – Пекин». Музыка Вано Мурадели, слова Михаила Вершинина.

Моя сталинская эпоха началась, когда Иосиф Виссарионович уже десять лет вел нашу страну в светлое будущее. По причине дошкольного возраста собственных довоенных воспоминаний и восприятий в памяти почти не осталось. Но некоторые события 1937–1939 годов вернулись эхом после ХХ съезда КПСС, и именно они определили своеобразие этой эпохи.

В первой главе в рассказе об отце цитируется выдержка из мариупольской заводской многотиражки 2007 года: «…ильичевцы П. Кравцов, С. Сапиро и И. Чернышов впервые в СССР смогли изготовить крепчайшую сталь «Готфильд»… П. Кравцов был главным инженером завода, руководителем этой работы. Отец – начальником мартеновского цеха. Кем был И. Чернышов и какова его дальнейшая судьба, к сожалению, не знаю. За освоение промышленного производства стали «Готфильд» Кравцов был награжден орденом Ленина, нарком С. Орджоникидзе подарил ему автомобиль «Бьюик». Отцу вручили автомобиль «ГАЗ-А» («фордик») и представили к награждению орденом Трудового Красного Знамени.

А потом пошло-поехало. В конце 1936 года за продажу иностранным разведкам секрета новой марки стали (обязан уточнить: впервые разработанной на Западе!) арестовывают Кравцова. Отец попадает в число подозреваемых, но пока остается на свободе. Далее начинается чистка работников НКВД, под которую попадают как минимум два следователя, которые вели это дело. В этой суматохе перед своей смертью С. Орджоникидзе успел «разбросать» остальных авторов «Готфильда» по другим заводам. Отец был переведен на Макеевский металлургический завод – и уцелел.

Беда обошла его стороной еще раз – в 1952–1953 году, когда набирали обороты «дело врачей» и «дело Еврейского антифашистского комитета» и начались аресты «видных» евреев не только самой гуманной профессии… В 1956 году отец получил телеграмму от Кравцова, в которой говорилось, что все эти годы он был на севере нашей, тогда еще Молотовской, области, сейчас освобожден и через несколько дней будет проезжать через Чусовой.

Прожил он у нас неделю. Каждый вечер они закрывались с отцом вдвоем до глубокой ночи и говорили, говорили.

Поколение моих родителей было напрочь отучено от обсуждения подобных тем. Но кое о чем, после многократных предупреждений «держать язык за зубами», отец мне рассказал. Талантливый организатор Кравцов и на зоне был замечен, прошел все ступеньки лагерной иерархии и последние годы был, фактически, заместителем начальника управления по общим вопросам.

Абстрактно к этой теме я был готов: весной 1956 года нам, еще студентам, зачитали доклад Хрущева на ХХ съезде о культе личности Сталина, о репрессиях. Но узнать все это по отношению к конкретному, талантливому, абсолютно невинному человеку – было потрясением. Тем более что до публикации «Одного дня Ивана Денисовича» А. Солженицына оставалось еще шесть лет. Когда меня назначили мастером стана «550», его начальник во время инструктажа мимоходом сообщил, что шесть человек из моей смены имеют судимость. Через год началась реабилитация осужденных по политической 58-й статье. Оказалось что два «врага народа» из моей смены получили свои не малые сроки в 1944 году. Один – за то, что нарисовал игральные карты, нарезав их из плотной бумаги, на которой был напечатан портрет Сталина.

Другой – за анекдоты. В это время им было по 15 лет, они были эвакуированы на Урал из Белоруссии вместе с ремесленным училищем.

Года через два «анекдотчик» поделился со мной своим творческим багажом. Три-четыре сюжета из рассказанных я запомнил. Когда заходит речь о моральном поощрении трудящихся, одним из этих анекдотов пользуюсь всю последующую жизнь.

Осень. Колхоз. Праздник урожая. Приехавший на праздник районный начальник объявляет с трибуны:

– За высокие надои молока доярка Грищенко награждается отрезом на платье!

Аплодисменты.

– За ударную работу на уборке комбайнер Шавло награждается сапогами!

Бурные аплодисменты.

– Бухгалтер Семко за учет и сохранность колхозного имущества награждается патефоном!

Бурные, долго не смолкающие аплодисменты.

– Ваш батько, председатель колхоза Роман Степаныч за досрочное выполнение плана по мясу, молоку и зерновым награждается (пауза) полным собранием сочинений товарища Сталина!!!