Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман

Встретивший их дворецкий с глубоким почтением поклонился обоим господам. Игоря он даже не приметил как следует – князь Завадский сразу же и без усилий затмил его одним своим появлением.

– Здравствуй, Иван, - сказал его светлость с небольшой благосклонной улыбкой. – А что, его сиятельство сейчас у себя?

– Изволят… ожидать вас в кабинете.

Старый дворецкий кашлянул и снова согнулся в поклоне. А потом с каким-то изумлением взглянул на Игоря. Это был вышколенный слуга, но сейчас он отчего-то не совладал со своими чувствами – неужели узнал в Игоре Морозове брата своего брата? Или разом припомнил безумные события последних недель?

Князь с небрежной грацией бросил слуге свою шляпу; Игорь с некоторым опозданием тоже отдал ему свою.

Не обменявшись больше ни словом, мужчины быстрым шагом направились в кабинет хозяина.

Лакей открыл им почти бесшумно – тяжелая ореховая дверь только чуть скрипнула, повернувшись на петлях. Игорь сразу ощутил запах табачного дыма, растекавшийся по этому дому, видимо, преимущественно отсюда. Здесь было накурено так, что Игорю пришлось сделать усилие, чтобы не чихнуть.

Князь был невозмутим.

– Ваше сиятельство, позвольте представить вам моего спутника, Игоря Исаевича Морозова. Возможно, вы не представлены друг другу? Прошу простить меня - я не смог предуведомить вас о том, что появлюсь вместе с товарищем.

Стоявший у окна спиною к ним граф, который начал поворачиваться при этих словах, замер вполоборота к обоим визитерам.

Потом резко повернулся и уставился на Игоря так, как будто тот явился один.

– Какого черта?..

Он покраснел. Граф Шувалов был из породы… полнокровных людей, которых раздражить мог любой пустяк. А сейчас он был далеко не в лучшем состоянии для беседы с братом Василия Морозова и мужем Евгении Морозовой.

– Ваше сиятельство, я пришел… по делу, - сказал Игорь, в последний момент проглотив недопустимое: “пришел потребовать”. – У вас сейчас сохраняется роман моей покойной жены. Прошу выдать мне его.

Граф несколько мгновений таращился на него так, точно ему предложили сплясать канкан.

– Какой роман?.. Вы в своем уме? Убирайтесь сейчас же вон!

У Игоря дернулась щека; он шагнул вперед, но тут князь Завадский ловко заслонил его собою.

– Граф, вы нас очень этим обяжете, - проговорил он с любезностью и вместе с тем с угрозой, которую едва можно было почувствовать. Но граф почувствовал. Он покраснел еще больше и рванул воротничок, точно тот душил его.

А потом его сиятельство вдруг как-то сник, точно отчего-то утратил задор – не то оробел, не то потерял желание ввязываться в драку.

– Какой еще роман? – угрюмо спросил он, опустив глаза. Граф побарабанил длинными красными пальцами по столу, и Игорь вдруг кожей ощутил: знает. Помнит, где… Но отчего-то тянет время… что за черт?

– Роман госпожи Морозовой под названием “Предвечное блаженство”. Рукопись, сшитая из нескольких ученических тетрадей, - пояснил князь Завадский с такою же угрожающей любезностью. – Прошу вас отыскать его и вернуть нам. Русская литература проиграет, если лишится этого произведения.

Граф Шувалов едва ли был большим любителем русской литературы, как и литературы вообще; но спорить он не стал. Однако и отвечать – тоже. Просто угрюмо сел в кресло, не предложив сесть своим гостям.

– Я не могу вам его… вернуть, - проговорил он, словно бы с презрением; но больше с усилием. С насилием над собой. Лицо его сиятельства пошло красными пятнами.

Князь нахмурился и подался вперед; это уже не походило на упрямство ради упрямства, здесь было что-то другое.

– Почему не можете, граф?

Граф Шувалов пронзительно взглянул на него своими зелеными глазами, которым, однако, всегда словно бы не хватало жизни.

– Я бросил его в камин. Еще неделю назад.

Игорь пошатнулся, как будто его ударили; хотя до сих пор он даже не задумывался о важности Жениного труда. Князь побледнел.

– Сожгли? – сказал он.

Граф кивнул, не поднимая глаз.

– Да. Сжег, - отрывисто сказал он. – Вы можете потребовать с меня компенсации.

“Но почему?”

Ответ был очевиден обоим. Добиваться более подробных оправданий от человека, который был сейчас хуже, чем вдовец, было унизительно и для его дворянского достоинства, и для достоинства его гостей. По вине Морозовых, по вине этого романа граф стал мужем сумасшедшей, которую, возможно… до сих пор любил.

– Нет, компенсации не нужно, - проговорил князь. Он посмотрел на Игоря, взглядом приказывая ему держать себя в руках. Но тот уже достаточно укрепился, чтобы сохранять свое достоинство, каких бы усилий это ни стоило.

Они поклонились и молча вышли.

Уже за дверью особняка, в саду, Игорь нашел в себе силы заговорить. Наедине с графом у него будто челюсти онемели.

– Ну, вот и все. Кончено.

Князь улыбнулся грустно и светло.

– Я склонен верить, Игорь Исаевич, что ни одно дело на земле не гибнет. Творения духа неуничтожимы, как неуничтожим сам дух.

Игорь склонил голову.

– Прощайте, князь, - угрюмо сказал он.

– Нет, - возразил тот со спокойною уверенностью. – До свидания – до свидания, когда вы осознаете истину. И сейчас я непременно доставлю вас домой.

Игорь не стал возражать; но мысленно он со своим спутником уже простился. Дорога от графского особняка была довольно длинной, но весь этот путь они промолчали – каждый заключившись в себя.

Князь молчал терпеливо. Время, думал он, вот что нужно каждому семени, чтобы прорасти.

========== Эпилог ==========

Анна Николаевна опять мучительно плохо спала. Несколько раз она вскрикивала во сне, а один раз проснулась и зарыдала. Уже в третий раз фельдшерица, дежурившая за стеной изолятора, в который поместили ее сиятельство, прибежала к Анне Николаевне и стала ее успокаивать.

– Полноте, голубчик Анна Николаевна. Спите спокойно, никто вас тут не тронет…

– Ах, нет… Вы ничего не понимаете…

Графиня нисколько не обижалась, что к ней обращаются вот так запросто. Напротив, казалось, если бы кто-нибудь назвал ее “ваше сиятельство”, она вздрогнула бы от ужаса; графине становилось легче от ласки этой простой женщины, но страх ее не покидал. Она не находила покоя.

– Он придет за мной, придет. Мне негде спрятаться, - плакала Анна Николаевна, обхватив руками колени, вокруг которых сбилась ее длинная полотняная белая рубашка. Белокурые волосы графини, которые некому было больше завивать, растрепанными прядями ниспадали на сгорбленные плечи.

– Никого злого мы до вас не допустим, миленькая Анна Николаевна, - ворковала фельдшерица, гладя больную по плечу. – Вот увидите. Я слово такое знаю: как скажу, вся нечистая сила разбежится.

– Правда?