Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли

Шрифт:
1. Зачем я написала эту книгу
История травли – это мое личное. Я умудрилась не столкнуться с ней, когда училась в обычной советской школе. Хотя у меня были все шансы. Я была круглой отличницей и домашней девочкой, что сразу лишает звания звезды класса. Педагоги были типичные советские, авторитарные, совершенно равнодушные к нам, детям, к тому, что нам интересно, любопытно и важно. Некоторые мои одноклассники стали наркоманами, некоторые сидели в тюрьмах. Кого-то уже нет в живых. Школа выпала на девяностые, когда уровень агрессии зашкаливал. Но при всех этих неблагоприятных входных данных, мне повезло. Мне удалось как-то прожить десять лет без унижений, обзывательств, тычков.
А моему сыну не повезло. Я узнала, что такое травля в благополучные сытые годы, в московской рейтинговой школе, в классе, где большинство родителей были, что называется, не простые,
Маленький принц. Так часто называли его взрослые. За светлые кудряшки, большие глаза, за то, что он весь такой романтичный, живет в музыке, живописи, поэзии. В восемь лет Маленький принц не хотел жить.
Тогда я пообещала себе собрать и написать эту книгу-многоголосие. В ответ на слова, которые вы слышали гораздо чаще: «ваш ребёнок все выдумал», «дети так играют», «это нормально, мы все через это прошли, сейчас модно говорить про травлю», «ребёнок сам виноват, пусть изменится», «не нравится у нас, уходите», «учитесь дома, раз вы такие нежные», «школа ничего не может сделать, все из семьи». Удивительно, фильму «Чучело» почти сорок лет, а мы до сих пор проглатываем травлю, оправдываем ее, считаем нормой жизни, предпочитаем не замечать.
История сына здесь самая первая. И, пользуясь авторским правом, я оставила ее максимально подробной. Мне важно было показать, как с легкой руки учителя, который вроде бы даже ничего специально не делает, жертва травли становится фантазером и сама все придумывает, а родители жертвы превращаются в агрессоров, как против жертвы и ее семьи, не побоявшейся защищать свои права перед школой, встает большинство родителей. Я написала ее в мельчайших деталях, чтобы, если вы столкнулись с травлей, вы понимали, чего вам ждать. С момента начала вашей борьбы жизнь станет сюрреалистичной. Все перевернется с ног на голову.
С истории сына начался мой путь по созданию книги. Это не исследование, не научный труд, даже не методичка с рекомендациями. Все подобные книги уже написаны на разных языках. Бери и читай. Моя книга – сборник историй реальных людей. Это люди, которые пережили травлю, травили сами или жили в токсичной буллерской среде и каждый день боролись со своим страхом: а вдруг меня? Это люди, которые уже не боятся говорить о пережитом стыде, боли, бесконечном чувстве вины и собственной ничтожности. Большинство прошли долгие годы терапии. Некоторые впервые рассказали об этом чужому человеку, мне. Каждый подарил мне частичку себя, своего детского или родительского горя. Я обещала быть очень аккуратной с этим. Я прошу об этом и вас. Не судите никого из них, даже тех, кто расскажет, как травил, тех, кто скажет, что жертва всегда виновата сама. Все они, все мы – часть единой системы, менталитета, одной большой национальной травмы, одной уже не существующей страны, пережившей много горя и ужаса и привыкшей, что правильно быть сильным, а слабым и уязвимым не правильно.
Еще одна история, которая очень сильно отозвалась в моем сердце и тоже подтолкнула к созданию книги – история Элины Гаджиевой, ушедшей от нас в апреле 2019 года прямо в школе. Я прочла все, что было в СМИ. Я пообщалась с ее матерью. И после всего этого вопросов осталось еще больше, чем ответов. Поэтому она сохранена в оригинальном виде, в формате интервью. В этой истории столько белых пятен, что кажется, что виноваты в ее уходе абсолютно все. Самое страшное, что ни друзья, ни близкие не могут точно сказать, что происходило с девочкой, что случилось такого, что четырнадцатилетний ребенок решает сделать этот шаг за грань. Сама Элина не ответит уже никогда. А сколько их, этих детей, ушедших и не оставивших нам никаких ответов. Я решила искать ответы у тех, кто выжил.
Книга писалась в довольно странное время – на карантине во время глобальной самоизоляции, когда собственно школьной травли не было, потому что не было школы. С одной стороны, это облегчало мою работу. Ни у кого из собеседников даже не встал вопрос об очной встрече. Раньше я бы и подумать не могла, что такие личные вещи можно рассказывать посредством видеосвязи, без предварительного осторожного установления контакта за чашкой чая. С другой, стороны, в этот период люди и так были напуганы, растеряны. Разговоры о болезненных ситуациях из детства ложились на уже израненную почву. Почти все плакали. Даже те, у кого все кончилось хорошо. Я плакала после каждого интервью.
Зачем я это делала? Сначала мне хотелось разобраться в механизмах. Как запускается травля, как охватывает детский коллектив, как в ней существует
ребёнок, как ведут себя окружающие, какой след она оставляет в детской душе. Первым делом я собирала истории из ближнего круга. А потом сделала пост о книге в социальных сетях, и люди начали мне писать. Некоторые писали, очевидно желая хоть кому-то рассказать, но так и не решились дать интервью, стать частью книги. Но многие рассказали. И чем больше людей меня находило, тем больше я понимала, что уже во всем разобралась. Все истории имеют схожие черты. Выводы напрашиваются сами собой. Но я уже не могла остановиться. Мне казалось, я возвожу памятник детским неуслышанным слезам, невысказанным чувствам. Мне не хотелось никого пропустить. Даже если вам покажется, что в историях много одинакового, прочитайте их все. Думаю, это и есть миссия моей книги. Показать именно это – схожее, одинаковое, возникающее с лёгкой небрежной руки авторитарного или, наоборот, не вовлечённого взрослого. Рассказать без сложных психологических терминов, без теории о том, что такое травля и как ее можно остановить.История Ярослава, 2016 – 2018 годы (7 – 8 лет), г.Москва.
Рассказано мной, имена сотрудников школы изменены, наши с сыном сохранены
Как это ни странно, свою историю, нашу с сыном историю, я написала последней, хоть в книге она и первая. Очень тяжело было вспоминать все эти подробности, слезы, отчаяние. Благо, я многое записала тогда сразу, как только все закончилось. Была уверена, что пригодится. Оставалось только причесать. Но все равно откладывала до последнего. Именно поэтому я так благодарна всем моим собеседникам, тем, кто поделился своими историями. Все они признавались, что это не легко. И я так понимаю тех, кто отреагировал на мой запрос, признался, что травили, но рассказывать в деталях не стал. Некоторые потом еще долго что-то писали, какие-то эпизоды все-таки раскрывали, но на интервью не шли. Было очевидно, что хотят это проработать, но в зону ретравматизации заходить не готовы.
До того, как я начала писать книгу, мне казалось, что нашу историю надо обязательно заносить в учебники по политтехнологиям. Она – ответ всем думающим людям, которые живут в не самых демократичных условиях, озираются вокруг, смотрят на происходящее вопрошают: «Как? Как такое возможно, что все это поддерживает большинство?» Так мне казалось до книги. После общения с десятками человек, я поняла, что наша история травли мало чем отличается от остальных по своему развитию. Все они, как под копирку. Все они случились, потому что травлю поддержало большинство, а виноватой выставили саму жертву. Завершение у всех историй разное. Какие-то кончились печально, оборвались вместе с жизнью пострадавшего. Какие-то так и не кончились и продолжают загонять пострадавшего даже в сорок лет и даже с успешной карьерой в угол собственной низкой самооценки и глобального недоверия к миру. Какие-то оставили глубокий шрам, но чему-то научили жертву, например, тому, что родители всегда будут за тебя, что верить нужно им и себе, а не улюлюкающей толпе, готовой тебя съесть. Я очень надеюсь, что именно так кончилась наша с сыном история.
Ярослав поступил в первый класс очень крутой рейтинговой школы города Москвы. Если быть более точной, он поступил в младшую школу крупного образовательного центра. Это важное уточнение, так как далее среди действующих лиц будут и директор младшей школы, и директор всего центра.
Я в эту школу откровенно рвалась. Муж был более равнодушен, считая, что мы сами проучились в обычной школе (а мы одноклассники), но тем не менее нашли себя в жизни. Но то было в провинции. Я считала, что так работает механизм переехавшего провинциала, от безысходности он пашет в хвост и в гриву, поэтому становится успешным. В Москве, считала я, когда ребенок сразу родился в достатке и благополучии, ты не можешь ему искусственно наделать проблем, которые он решит и станет победителем. Совсем другие исходные данные. Важно сразу попасть в нужное общество. И данная школа для нашего сына как раз будет таким первым «правильным» обществом. По двум мифологическим причинам. Первое, там дадут хорошую базу, и тогда будет проще идти в хорошую среднюю школу. Второе, нас ждет психологически здоровая атмосфера без дерущихся и курящих за забором детей. Я ошиблась в обоих случаях. По факту, когда все кончилось, и мы перевели Ярослава из одного класса в другой, оказалось, что подготовка все два года была довольно слабой. По крайней мере, в сравнении с новым классом. Мы два месяца подтягивали сына по всем базовым предметам, при том, что до перевода он считался одним из лучших учеников. Что касается дерущихся детей, Ярослава сильно не били. Но морально изуродовали.