Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли

О том, что в заветную школу мы все-таки попадаем, мы узнали уже в августе, почти потеряв надежду. Когда принесли документы, стало понятно, что нас определяют в класс, который весь сформирован из таких же, попавших в последний вагон. Вопрос о том, чтобы познакомиться с учителями, посмотреть им в глаза, выбрать того, кто пришелся по сердцу, не стоял. Однако уже сразу после зачисления до нас дошел слух, что нам повезло вдвойне. Мы попали не только в одну из лучших школ Москвы. У нас и учитель Лучший в потоке. Назовем ее Марьиванна. О ее достижениях писали в родительском чате, подтверждали некоторые родители, которые привели к учителю уже вторых своих детей. Да это просто бросалось в глаза, стоило посмотреть на то, как нежно общались с нашей учительницей и директор младшей школы и завуч. Ура! Радовались мы. Лучший учитель. Очень хорошей школы. О чем еще мечтать?

Все-таки нужен личный контакт, решила я и еще в конце августа сходила к учительнице познакомиться, рассказать о сыне, о том, какой он, о том, что я всегда на связи и готова вместе с ней решать любые вопросы. После встречи остался какой-то осадок. Вроде бы ничего особенного я не увидела. Но видимо я также не увидела того, чего хотелось бы – энтузиазма, горящих глаз, желания со мной контактировать. Обычная учительница, в возрасте, со стажем. Немного уставшая для сентября, но скорее это было похоже на общую усталость от профессии. Совсем не смотрит в глаза, только вниз, на свои руки. Пыталась выглядеть и звучать доброжелательно, но было видно, что именно пыталась. Резануло высказывание, про то, что хорошо, что у нас мальчик, а то девочки пошли «такие, ух! Да и мамы тоже. Слишком борзые. Вся эта эмансипация до хорошего не доведет. Все-таки девочки должны оставаться девочками, а мальчики мальчиками». Ладно, подумала я, пусть остаются. Вопрос ориентации в любом случае в ближайшие четыре года не встанет, с этими скрепами вполне можно уживаться, если все в школе будет хорошо.

Дальше все было почти безоблачно. Сын к школе относился ровно, делал, что нужно, хотя и часто жаловался на скуку и однотипные занятия. Зато очень полюбил учителя, полюбил сокамерн…, пардон, одноклассников.

Уже скоро прозвенели звоночки, которые заставили меня задуматься, действительно ли сын в нужном месте.

Первое – диалог с ребенком примерно 5 сентября.

– Мама, нас учат, что, когда учитель заходит в класс, она говорит: «Здравствуйте, дети».

– А вы наверно в ответ хором «Здравствуйте, Марьиванна»?

– Нет, а мы не хором, мы должны кивать головкой.

– Эммм, а если вдруг вырвется?

– Нет, надо головкой.

– А почему?

– Не знаю, может это слишком шумно?

Ладно, ерунда, решила я. Странно, но перевариваемо. Может и правда шумно? Все-таки Лучший учитель Самой хорошей школы. Может, ей для ежедневного волшебства нужна полная сосредоточенность.

Второе – в конце осени в классном чате с характерным названием «Ешкины болтушки», пошли жалобы нескольких родителей на то, что опоздавших детей при входе в класс выставляют к доске и требуют объяснить опоздание. Это же первый класс, возмущались родители. Они же опаздывают из-за нас. А у нас пробки, ночные совещания, «Игра престолов» наконец. Причем тут дети? Это же лучшая школа, мы все едем издалека. Тут же в чате появилась куча тех, кто возмутился в обратную сторону. Не нравится – уходите. Это вам не пансион благородных девиц. Дисциплина должна быть. В других классах за дверь выставляют. Так мол хотите? Нечего опаздывать.

Переписка меня взволновала, неожиданно «Ешкины» набрали миллион моих личных просмотров. А пока я следила за перепалкой, в один прекрасный день и нашего сына, в первый раз в жизни опоздавшего на четыре минуты, выставили к доске. Это было в октябре. Переживал тяжко. Страх быть снова выставленным к доске приравнялся примерно к позору быть отчисленным из пионеров в мое время. Ребенок начал вскакивать среди ночи, ставить будильник на 5 утра, лишь бы приехать вовремя.

Так не пойдет, решила я. Пообщалась с возмущенными родителями. Что, говорю, делать будем? Быстро выяснилось, что активно – ничего. Только возмущаться в чате. Пошла к Марьиванне одна. Можно ли, говорю, с нашим сыном по-другому? Излишне ответственен, чувствителен, да и не его вина. Это единственное опоздание было из-за нас, мы же его возим. Вы говорите мне, ругайте меня. Чего ему перед классом краснеть? Марьиванна сделала неприятное лицо «лезут-тут-всякие», но выдавила из себя, что да, мол, ребенок более воспитан и более чувствителен, чем другие, да и не опаздывает никогда, пожалуй, с ним так не стоит. Инцидент был исчерпан.

И жили мы дальше безоблачно. Облака появлялись периодически в связи с одним мальчиком, ведущим себя агрессивно. Назовем его Вовочка. Вовочка пару раз всколыхнул «Ешкиных» тем, что дал девочке в лицо, потом доставал мальчика и раз хотел спустить его с лестницы. Чат единодушно заголосил, что слышим, мол, каждый день про Вовочку. Начала я спрашивать Ярослава. Вовочка действительно – герой класса, житья от него нет. Ну пока решили, что обычный хулиган, коих много в любом классе. Дальше Вовочка периодически возникал в ежедневных обсуждениях школьных дел. То пристанет, то стукнет, то сломает конструкцию из Лего. Ребенок сдачу не давал, так как Марьиванна сказала, что Вовочка особенный и его трогать нельзя. Не критично, решили мы. Да еще и в унисон Марьиванне провели ребенку лекцию о том, что действительно бывают особые дети и толерантность наше все.

В апреле Вовочка поселился в нашей семье на ПМЖ. Все стало происходить как-то очень часто и очень остро. Ребенок рассказывал не охотно, но со слезами на глазах, отмахивался, что не надо обращать внимания, но приблизительную картинку можно было сложить. Одновременно несколько мам написали мне личные сообщения следующего содержания: «В курсе ли Вы, что Вашего ребенка третируют каждый день? Не видите ли Вы в этом проблемы? Дети дома рассказывают, что издевательства над Ярославом сродни тюремным. Защищать боятся, так как боятся Вовочку, плюс Марьиванна ругает, если Вовочку тронуть». Одна из мам призналась, что у них проблемы тоже остро стояли полгода назад, потом рассосались. Вторая мама поделилась, что одновременно с нашим ребенком третируют и ее дочь, причем, включая совсем жуткие истории с прижиманием к полу и требованием снять трусы (детям по семь лет!). Также все отмечали, что Вовочка тиранит детей в основном в отсутствии учителя или в гардеробе в конце учебного дня.

Обратились мы с мужем к Марьиванне. Услышали, что Вовочка и правда проблемный, что про диагноз никто не признается никогда, даже если он и есть, в семье проблемы тоже есть, но мама адекватна. На маму ни в коем случае не надо выходить. Вовочка наблюдается у психологов и неврологов, со 2 сентября по нему регулярно собирается педкомитет. И вроде бы даже есть улучшения. Услышали, между прочим, что по версии Марьиванны, проблемы есть и у девочки со злополучными трусами, потому что она провокатор и манипулятор (ну как все девочки), а наш сын постоянно ее пытается от Вовочки защищать. И если бы не защищал, то проблем бы не было. А раз пишут другие родители, это уже вопрос не Марьиванны, а администрации, и нужно идти к директору младшего блока, назовем ее, Комиссарова Роза Марковна.

Роза Марковна на встрече сделала вид, что про Вовочку ничего не знает (а как же педкомитет?), выслушала все, что беспокоит, записала, обещала все расследовать. При этом про упомянутую девочку тут же пустилась в ее характеристику, как провокатора и манипулятора (странно, про нее знает и вторит словам Марьиванны, а про Вовочку не слышала). Настойчиво хотела имен тех, кто мне писал-звонил. Не получив, попросила хотя бы передать, что открыта к разговору с другими, и они могут прийти. Очень попросила не выносить на весь класс и не приводить толпу.

Про открытость директора я писавшим мне мамам передала. Дальше мамы организовали подобие селекторного совещания, пригласив туда еще мам, и страдающих, и сочувствующих. Собрались мы в парке недалеко от школьного двора. Кто-то был лично, кто-то на телефоне. Все звучали очень заинтересованно и возмущенно. У всех были какие-то истории с Вовочкой. Идти к директору никто не захотел. Идти вместе было нельзя, она же меня просила без толпы. А я тогда еще очень уважительно относилась к школьной администрации и слово свое держала. Решили писать письмо. Все по разным причинам. Кто-то откровенно хотел Вовочку вон из класса. Кто-то был убежден, что с письмом факт будет зафиксирован, если этого не сделать, администрация пустит на тормоза, а так, при очередной агрессии Вовочки, да если еще с травмой, хотя бы нельзя будет отказаться, что проблема была известна. Я решила подписать, честно говоря, по довольно странной причине. Не давала покоя история про девочку-провокатора с трусами и ее трактовка в устах Марьиванны и Розы Марковны. Удобная версия, хотя звучала не правдоподобно. Стало очевидно, что могут просто зацепиться за эту версию, сделать девочку изгоем, а проблему не решить. В тот момент я даже подумать не могла, что изгоем в итоге станет мой сын. Вот абсурд всей ситуации. Я присоединилась даже не совсем из-за своего сына, а в основном из-за несправедливости в связи с девочкой. Мне показалось, она страдает даже сильнее моего сына. Письмо получилось довольно конструктивным, перечислили все имевшие место случаи агрессии, ни словом не обмолвились про учителя (понимаем, что делает все, что может), просили одного – принять меры по обеспечению безопасности детей и нормализации атмосферы в классе. Перечислили варианты решения – от тьютера для ребенка до как минимум мини-тренингов с детьми. Просьбы отчислить абьюзера из класса в письме не было. Тех, кто этого особенно хотел, все вместе убедили, что это и не толерантно (как я теперь не люблю это слово) и не законно. Письмо понести все отказались. Понес мой муж. Видимо именно поэтому нас впоследствии причислили к зачинщикам революции.