Тренировочный день 2

— Машка! Стой! Не буду я тебя больше Волокном называть, довольна? Вообще только по имени-отчеству буду, Мария Владимировна! — останавливает свою коллегу Алена: — и вообще, неформальное общение укрепляет командный дух, вот!

— Если ты меня не Волокно будешь называть, а нормальную кличку придумаешь, чтобы не стыдно было. Ну… — Мария кривит рот и смотрит вверх, задумавшись: — скажем Смертоносная Богиня Волейбола. Или там Мария Великая Связующая.

— Это долго! Клички короткие! Ну или рифмованные! Птица — Синица, видишь?

— Мария — Великая. Богиня Волейбола.

— Маша, я же комсомолка! Значит атеистка, я в богинь не верю!

— А придется.

Глава 17

Глава 17

В субботнем парке уже вовсю гремела музыка, а по асфальтированным дорожкам ходили парочки и семьи с детьми. Виктор отстоял очередь за мороженным, взял пломбир, потому что эскимо конечно же закончилось. Согласно табличке, которая стояла на тележке с мороженным — оно вообще существовало в природе, но где и когда именно — никто не знал. Он раздал девушкам по мороженному, так как по умолчанию было понятно, что это он тут как мужчина за все платит и вообще. Про себя Виктор заметил, что та же знаменитая Волокитина Мария в личном общении оказалась прямой и резковатой, вот прямо совсем. Даже грубоватой, наверное, но с отличным чувством юмора. Наверное, ее можно было назвать бесцеремонной, потому что она действительно не церемонилась и чувств окружающих не щадила, называя вещи своими именами и сочными эпитетами. Как сказала та же Маслова «вот потому тебя в высшую лигу и не взяли, Волокно, за язык твой поганый и характер говняный», цепляя ее за самую великую мечту всех региональных спортсменок — выйти в высшую лигу. Уехать в Москву, участвовать в союзных соревнованиях, а то и в международных! Об этом мечтала каждая из девушек любой команды области.

Хотя спортсменки вообще были откровенней и выражали свое мнение, не стесняясь в выражениях, все же профессиональный спорт накладывает свой отпечаток. Та же Айгуля, от которой Виктор подсознательно ожидал реакции типичной восточной женщины, однако она была намного более прямолинейная. И всегда вела себя немного с вызовом, шуточки отпускала на грани дозволенного и вообще, как будто это тут не женская волейбольная команда, а «эскадрон гусар летучих», с кавалерист-девицами в составе. Но даже среди своих подруг по команде Волокитина отличалась резкостью суждений и бесцеремонностью.

В отличие от нее Алена Маслова была очень живой и веселой, эдакой заводилой коллектива, много шутила и улыбалась, постоянно что-то придумывала. Это она и предложила на аттракционах покататься, недавно в парке запустили «Чертово Колесо» или если официально — колесо обозрения. Так что просто фланировать по парку, разглядывая праздный люд не получилось, ведь у каждого аттракциона или киоска стояла очередь — где-то небольшая, как у киоска «Союзпечати», а где-то и вполне солидная.

— Место дурацкое выбрали. — сказала Алена: — вот в других городах с такого колеса весь город видно, ну или какую-нибудь живописную его часть. А у нас что? И парк внизу расположен, возле слободы, да еще и не видно и черта, разве что сам парк и все. Или давайте в кафешку сходим? А то на лодках по пруду можно покататься… все равно нужно немного времени подождать пока танцевальная площадка откроется. Ну и потом, с восьми до десяти часов на танцах скукотища, нашу эстраду ставят. А вот после десяти начинается… там и нужно мужиков себе ловить.

— Это потому что ты — снайперша, Солидол. — говорит Волокитина: — тебе только пьяных и подавай, которые твою внешность в сумерках и не разглядят путем.

— Снайперша? — не понимает Виктор.

— Я — снайперша? — повторяет за ней Алена Маслова: — серьезно?

— Конечно снайперша. Я даже Холодка твоего трогать не буду…

— Не мой он!

— Хорошо, хорошо, не твой. Общественный. Так вот, загибай себе пальцы, Людмила Павличенко… этот твой художник от слова «худо», который в городском доме быта все стены изрисовал народами СССР на фоне ржаного поля и цветущих яблонь. Который в новогоднюю ночь напился и поверх дружбы народов голую бабу нарисовал, а лицо у нее вот точь в точь как у тебя было, Аленка! — говорит Волокитина и загибает себе указательный палец на левой руке: — что скажешь — не снайперша?

— Да почему снайперша-то? — шепотом спрашивает Виктор у Айгули: — что это значит вообще?

— Снайперша — значит выбирает беспроигрышные варианты. — так же шепотом сообщает ему Айгуля: — понимаешь, типа один верный выстрел вместо пулеметной очереди. На курок не жмет пока не уверена. Выбирает себе мужиков, которые железно не откажут.

— Не курок а спусковой крючок. — машинально поправляет ее Виктор и спохватывается: — а что, мужики еще и отказывать ей могут?! Алена вон какая… симпатичная. И спортсменка. И ростом не такая высокая, хоть и волейболистка.

— Ты мне Артура Михайловича не трогай! Он и правда художник был! А его заставляли мазню какую-то рисовать, а он человек Ренессанса! Микеланджело и Рафаэль! Он с меня красоту советской женщины писал!

— Вот я и говорю что ты снайперша. Какой же мужик не поведется если ты ему голой будешь три дня в неделю позировать по два часа кряду? — продолжает Волокитина: — легкая мишень.

— Не голой! В простыне хлопчатобумажной! — возражает Алена. Волокитина только рукой машет, отметая возражения.

— Под простыней — голой!

— Ты под одеждой тоже голая!

— … логично. — неожиданно успокаивается Волокитина: — ну хорошо. А этот, который председатель колхоза «Заветы Ильича»? В кепке-восьмиклинке и с какой-то вечной травинкой во рту? От которого так коровьим навозом и сеном несло, что я думала будто в деревне снова очутилась. Скажешь трудная мишень?

— Ой, да пошла ты Волокитина! Можно подумать ты умеешь с парнями обращаться!

— Да получше тебя. Тебя если в город одну выпустить ты за собой какого-нибудь донжуана или маменькиного сынка притащишь и опять будешь мне всю ночь плакать в жилетку, совсем как в тот раз, когда тебя Скворцов Никита бросил, а ты вместе с Наташкой Марковой и двумя бутылками паленого вина ко мне на хату завалилась и до утра рыдала как будто тебе аппендицит без наркоза вырезали! Мои соседи милицию вызвали, думали я кошку дом мучаю, утюгом прижигаю или там на кусочки режу. Ты ж слезокомбинат, Маслова, у тебя самообладания как у моей левой ноги, хотя и моя левая пятка не ревет как корова если ее какой-то бич бросит!

— Не ревела я! Ну… почти не ревела. Две слезинки проронила и все. А у тебя, Волокитина характер вредный и мужика ты себе никогда не найдешь!

— Подводя итог. — говорит Айгуля: — вы обе вредные стервы и обречены на одиночество.

— Ой, не лезь к нам сейчас, Салчакова. — прищуривается Алена Маслова, совсем позабыв про пломбир в руке, который уже начал подтаивать: — не лезь. Сама можно подумать…

— Я — свободная женщина востока и вообще не понимаю зачем современным девушкам мужчины. — отвечает Айгуля: — что с ним делать? Щи-борщи варить и дома сидеть? Так я не умею ни то ни другое. Детей рожать? Я еще карьеру сделать хочу. В высшую лигу может попаду еще. Ну или вон, заочку в институте закончу и на производство выйду.

— Правильно! — поддерживает ее Виктор: — к черту мужиков. Они все козлы и от них сплошной вред и расстройство.

— Берегись этого парня, Салчакова, — серьезно говорит Волокитина: — он смешной.

— У нас с Витькой исключительно рабочие отношения. — говорит Айгуля: — он мне помогает в тренировках ну и перед соревнованиями мы с ним сексом занимается.

— Пфхвхах! — давится мороженным Аленка Маслова, закашливается и выплевывает белую массу на асфальтированную дорожку. Проходящая мимо семейная пара с коляской — осуждающе смотрит на них.

— Чтобы результаты повысить. — объясняет Айгуля: — он же во всем разбирается. Так и так, говорит, для повышения спортивных результатов, гибкости связок и суставов, а также ради всего советского спорта — ложись-ка ты на спину товарищ Салчакова и ноги раздвигай. А я девушка простая, лежу и думаю, что так и нужно. Ради советского-то спорта.

— Полищук?! — Алена поворачивается к Виктору: — что, правда?!

— Как есть правда. — говорит Виктор: — вот меня и наняли помощником тренера к вам в команду, чтобы я всем результаты повысил. Правда опасаюсь, что не хватит меня на всех, но готов сгореть на работе, но не сдаться! Нам хлеба не нужно, работу давай!