Тренировочный День 5
Шрифт:
В отличие от Риты, которая и не поняла толком что случилось — она пережила собственную смерть. И замерла на месте, не в силах пошевелится, встала столбом и могла только смотреть, как Виктор бросается на эту гранату сверху и кричит что-то страшным голосом, она и подумать не могла что он может так кричать… стыдно самой себе признаться, но когда он упал на дорожку, она… она обрадовалась? Испытала облегчение? Ей совершенно точно стало легче, это она помнит. И даже не потому, что она не умрет, в то время она как-то не задумалась над этим. А потому что своим поступком Виктор как будто снял с нее тяжесть ответственности. Ведь рядом с дорожкой, посыпанной белым гравием стояла не только она. Совсем рядом с Володей Лермонтовичем стояла как вкопанная Ритка-комсорг, дура, которая дергает людей за руки когда в них может быть… граната например. Тут же стояла, поджав одну ногу под себя и опираясь на свою коллегу по команде эта несносная Лилия
Так что, когда Виктор бросился на зеленый, рубчатый корпус и придавил его своим телом — она испытала облегчение. Теперь все зависело не от нее. Да, она тут старшая, и да, она тут единственная партийная, так что, наверное, и спрос с нее больше, чем с других, но об этом она тогда не думала. Просто испытала облегчение и стыд. Стыд — из-за того, что испытала облегчение.
— … никогда не будет забыт славный трудовой подвиг сотен тысяч простых советских людей! — заканчивает она свою лекцию и обводит присутствующих взглядом. Володя Лермонтович и его приятель Никита Тепляков сидят прямо и едят ее глазами, просто-таки пример для подражания и самые примерные школьники на всем белом свете. Понимают, что после случившегося нужно себя вести «святее папы римского». Стараются загладить свою вину. Альбина знает, что Виктор убедил Риту не поднимать шума и замять происшествие и сперва Рита не соглашалась, потому что «это же чэпэ!» и вообще, она комсомолка и более того — школьный комсорг, как она может что-то от начальства скрывать. Но после того, как он вскользь заметил, что такое вот «чэпэ» отрицательно скажется и на ее личной карьере, и на итогах социалистического соревнования — она задумалась. И сказала, что никакого ущерба никто не понес, а значит можно с виновниками провести «воспитательные мероприятия» и «разъяснительную беседу». Провести беседу о том, что таскать гранаты в карманах неприемлемо для пионера и вредит карме — взялась сама Рита. Так что после этой лекции все пойдут купаться, загорать и играть в пляжный волейбол до обеда, а эти двое будут выслушивать страдающую Риту, которая и сама бы лучше купалась и загорала.
Альбина вздохнула. Как говорит сам Виктор — «больше в лагерь ни ногой». Она и так все утро старательно игнорирует тот факт, что практически от всех школьников с утра перегаром несет, красные глаза и мятые физиономии. Она искренне надеется, что никто за вчерашнюю ночь не забеременел, хотя ставки на это она, пожалуй, не стала бы делать. Вон, четверка Нарышкиной подозрительно тихая сегодня… значит вчера были очень веселые. Альбина спохватывается и тут же уводит свои мысли в другую сторону, пока ее мозг не начал выдавать яркие картинки что именно могли вчера ночью вытворять пьяные школьницы. Не надо этого, у нее слишком развитое воображение… лучше подумать о том, что вчера вытворял Виктор с этой своей несносной Лилией, которая вовсе не цветочек, если так посмотреть, а скорее кактус — зеленая и с колючками. И ядовитая. Она ее одним взглядом только окинула и ей все ясно стало. Во взгляде этой стервы даже высокомерия не было, она на Альбину посмотрела, как на предмет, как на пустое место.
— Итак. — она откашливается и встает прямо, созерцая грустные лица школьников, которым не терпится побежать на пляж: — давайте обсудим наш сегодняшний урок. Что мы узнали за вчера и сегодня?
— Что только идиот в кармане гранату будет таскать. Даже учебную. — подает голос с места Артур Борисенко, и Альбина вздыхает. Трения между Борисенко и Лермонтовичем никуда не делись, а с учетом ситуации даже усугубились.
— Слышь, ты! — вскакивает было с места Лермонтович, но под ее взглядом тут же тушуется и садится обратно.
— Действительно. — говорит она, лишь бы что-нибудь сказать: — правила безопасности написаны кровью и могло случится всякое. Спасибо, Артур. Кто-нибудь еще? Баринова? Просыпайся.
— А?! Я НЕ СПАЛА! НЕ СПАЛА! ПРОСТИТЕ ВИКТОР БОРИСОВИЧ!! —
— Что? — Альбина аж вздрагивает от крика Яны.
— И я не спала! Только не трогайте меня там! — вторит Бариновой вторая девушка, Оксана Терехова, вскакивая с места.
— Заткнитесь дуры! — повышает голос Лиза Нарышкина: — чего орете как на базаре?!
— С вами все в порядке? — осторожно спрашивает Альбина, разглядывая покрасневшие глаза и мятые физиономии «Дворянского Гнезда»: — может вам к медсестре сходить, в медпункт? Выглядите вы не очень здоровыми…
— С нами все хорошо. — бодро рапортует Нарышкина: — ничего с нами не произошло. Мы здоровые и веселые. У нас все хорошо. Мы сидим и не спим на уроках. Особенно Баринова.
— Я не спала!
— Вот видите. — разводит руками Лиза: — все с ней в порядке.
— А… почему она так дрожит? — спрашивает Альбина и Нарышкина пожимает
плечами, мол кто его знает почему Баринова так дрожит, может съела чего-то не того на завтраке.— Она так дрожит, потому что заснуть теперь боится. — подает голос Инна Коломиец, у которой в покрасневших глазах пляшут веселые чертики: — и, честно говоря, я теперь тоже побаиваюсь. Особенно на уроках Виктора Борисовича. Особенно после вчерашнего у меня перед глазами такие яркие картинки встают…
Вот оно что, думает Альбина, бедные девочки. Понятно почему у них глаза красные, понятно почему они вчера не спали. Они же рядом там были, когда граната упала. У девочек, наверное, как и у нее — развитое воображение, они сразу же себе представили ту же картинку, что и она, получили психологическую травму. И наверняка это все усугубилось чувством вины перед Виктором, который всех спасать бросился, а они все — просто стояли и смотрели, ну совсем как у нее. Потому они теперь и хотят стать лучше, хотят показать ему что слушаются его, заполучил Виктор авторитет среди школьников, и она не может сказать, что незаслуженно. Но что до девчонок, то нужно им сказать что-то успокаивающее, поработать с ними… облегчить им травму. В конце концов она же учитель и она сама в такой же ситуации, так что она сможет подобрать нужные слова. Для начала нужно дать им понять, что они — не одиноки и что такая реакция — естественная. Все боятся смерти, ничего постыдного тут нет.
— Я вас понимаю. — говорит она: — после вчерашнего у меня тоже в голове… яркие картинки встают. — говорит она: — и я испытываю такие же чувства.
— Серьезно? — хлопает глазами Лиза Нарышкина: — и вы тоже, Альбина Николаевна? Но вы же… учитель!
— И что? Учителя тоже люди и мы тоже испытываем чувства. В этом нет ничего стыдного. — говорит она: — абсолютно все на вашем месте такие эмоции переживали бы.
— Ну… не знаю. — говорит Лиза Нарышкина: — мы все по-разному переживаем. Барыня вон вообще в шоке…
— Я не в шоке! Мне… просто страшно! Я… я не думала, что это так выглядит! Страшно! С живым человеком такое вот! — оправдывается Яна Баринова.
— А я… мне нормально. — продолжает Лиза: — Виктор Борисович оказывается такой сильный! И так долго может! Как паровоз! Раньше я думала, что не хватит его на всех, а он оказывается такой… он всех может…
— Да, я понимаю твои чувства, Лиза. — кивает Адьбина. Бедная девочка, думает она, эта травма слишком глубока, воспоминания слишком яркие, не успели еще забыться. Она искренне считает, что Виктор сможет всех защитить. К сожалению, взрослая жизнь совсем другая и никакой, даже самый сильный физрук не защитит тебя от партийного собрания или одинокой пятницы… хотя, наверное, в случае с Виктором он-то как раз в состоянии от этого защитить… взять сильной рукой и прижать к стенке перед учительской и так вот за волосы ее…
Она мотает головой, прогоняя яркие картинки и сосредотачивается на настоящем. Ей нужно поговорить с девочками, пока эмоциональная травма еще не укоренилась окончательно, ей нужно дать им понять, что они не одни и что испытывать страх — это нормально. Пока они сами себя не съели.
— Я понимаю твои чувства. — повторяет она: — но все проживают эмоции по-разному. Яна вот так, а ты — вот так. Конечно, со стороны ситуация кажется смешной, но на самом деле все было довольно серьезно. И я в свою очередь восхищаюсь поступком Виктора Борисовича и считаю это подвигом. Говорят, что в наше время не осталось места подвигу, но на самом деле это не так. Герой — это не медаль на грудь, это состояние души. И дело тут не в том, что он один раз упал на гранату, думая, что спасает нас всех, а в том, что он продолжил работать так же как и всегда — с полной отдачей себя самого процессу.
— Так вы тоже видели?! — чему-то удивляется Нарышкина: — как он… процессу отдавался?!
— Конечно. — кивает Альбина. Виктор, при всех его недостатках все же был хорошим учителем, в этом она отдавала ему должное. И дети его любят и слишком запанибрата он им быть не позволяет, в целом — таким и должен быть физрук. Однажды она слышала от своего преподавателя на кафедре педагогики о том, что физрук в школе обязан занять место значимой мужской фигуры, место отца для всех мальчиков и девочек, растущих в неполных семьях. И Виктор — именно такой, каким она бы хотела видеть своего отца. Или старшего брата. Веселый, но в то же самое время — надежный. И если в обычное время она могла не придавать значения его существованию, но когда Давид оторвал ей пуговицы с ее любимой белой блузки с итальянскими рукавами — она знала кто именно сумеет ее защитить. Наверное, она тоже испуганная девочка, которой нужен рядом вот такой мужчина — с грубоватым юмором и сильными руками. Спокойный и не реагирующий на ее подначки, не ведущийся на все ее женские штучки и капризы, но протягивающий руку помощи тогда, когда она в этой помощи реально нуждалась. Так что она смело может сказать, что видела Виктора во всех ситуациях и знает какой он.