Тренировочный день

Разлитый по граненым стаканам, янтарного цвета — если вы поднимаете стакан и смотрите через него на просвет, на солнце, которое бьет в окна школьной столовой и цвета благородного коричневого дерева — если вы смотрите на стаканы сверху, пока они стоят на подносе. Казалось бы, ничего особенного, просто школьный компот, сухофрукты, прокипяченные в воде с сахаром, коричневая бурда, которую подают в любой советской столовой — от Калининграда до Владивостока и от Кушки до метеорологической станции на Таймыре. В любой советской столовой вы будете как дома, потому что и в аккуратных прибалтийских городках, и в вахтовом поселке, расположенном в суровой сибирской тайге и в депутатской столовой во Дворце Съездов КПСС — везде вас встретит одно и то же меню. Борщ, солянка, котлета с картофельным пюре или макароны по-флотски. Сладкий чай или компот. Везде вас встретит один и тот же запах советской столовой. И кажется — одна и та же повариха, необъятная в талии, с пухлыми и могучими руками, в белом фартуке и белой же поварской шапочке на голове. Теоретически на этом месте могла быть любая другая женщина, например такая как «англичанка» Альбина Николаевна, стройная и красивая, могла быть такая, как третья жена соседа Нурдина — маленькая и смуглая Гульнара. В конце концов, в СССР нет разделения на мужской и женский труд, за стойкой поточной линии столовой мог стоять и мужчина. Например, тот же Нурдин. Или такой как Виктор. Если приложить мысленные усилия — то может быть и такой как Леопольд Велемирович — старичок с седыми волосами, чем-то похожий на Эйнштейна. Однако суровая реальность разбивала эти теоретические мысленные построения и гипотезы как кувалда советского работника тяжелой металлургической промышленности — капиталистический хрустальный набор из шести винных рюмок. Бдзынь! И во всех столовых необъятной страны, гордо занимающей одну шестую часть суши на этом месте стоят женщины необъятные в талии с пухлыми руками, сложенными на груди или упертыми в бока, такие, про которых в народе говорят «проще перепрыгнуть чем обойти» и «если на бок повалить — сама покатится». Как так выходило — мистика и ненаучная фантастика.

Виктор проследил чтобы галдящая толпа его подопечных уселась по своим местам и подошел к поточной линии — поздороваться. Дело в том, что для учеников столы уже были накрыты, а вот учителя получили свою порцию на раздатке.

— Здравствуйте, Мария Владимировна. — говорит он женщине с необъятной талией и пухлыми руками, сложенными на груди: — уверен сегодня нас ждут деликатесы, достойные описания в исторических книгах. Как у Вальтера Скотта, он так любит описывать блюда в своих книгах. Или у Алексея Толстого… — «подавались ему обычные в трактирах блюда, как-то: кислые щи, мозги с горошком, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок…», или как у Онегина — 'Вошел и пробка в потолок,

Вина кометы брызнул ток;

Пред ним roast-beef окровавленный,

И трюфели, роскошь юных лет,

Французской кухни лучший цвет.

И Страсбурга пирог нетленный.

Меж сыром лимбургским живым

И ананасом золотым…'. — нараспев продекламировал он стихи классика русской литературы. И взял коричневый поднос из бакелита.

— Жрите что дают, — коротко ответствовала повариха, на ее лице не дрогнул ни единый мускул.

— Вы немногословны сегодня, Мария Владимировна. — покачал головой он, принимая свою тарелку с борщом и ставя ее на поднос: — и… котлетку с пюре. Спасибо. Можно взять два компота? Спасибо. —

— … хм. — ответила ему повариха, с размаху шлепнув черпаком с картофельным пюре по тарелке. Положила туда же темно-серую котлету и протянула ему.

— Что же. С вами как всегда приятно поговорить. — сказал он и не стал далее испытывать свою судьбу со Сциллой и Харибдой советского общепита в одном лице. Попросту подхватил свой поднос, положил на него еще три граненных стакана с компотом и поспешил за свой столик, стараясь идти ровно, чтобы не расплескать борщ. Вкус компота в советской столовой — это вкус, который объединяет миллионы людей. Вкус детства. Вкус юности.

Сев на место он сперва осмотрелся по сторонам. Его подопечные были заняты едой, как и положено детям, которые набегались на улице, пиная мяч или играя в бадминтон и волейбол.

— Виктор Борисович! — к его столику протиснулась девушка с резкими, сухими чертами лица с длинными черными волосами и в очках, она была в вельветовом пиджаке поверх белой блузке: — я с вами сяду, ладно?

— Конечно. — кивает он и чуть пододвигается, но она ставит свой поднос на стол и садится напротив.

— Виктор Борисович. Вы почему не сдали взнос на помощь трудящимся Кубы? С вас пятьдесят копеек. И, кстати, можно сразу и ежемесячный взнос заплатить в комсомольскую ячейку. — с места в карьер несется девушка, пододвигая к себе тарелку с супом: — а то мне потом достанется. Скажут, ты же председатель школьной комсомольской ячейки, почему у тебя такой беспорядок во взносах. А мне и ответить нечего.

— Сдам. — говорит он: — обязательно сдам. Как не помочь голодающим в Африке.

— Это на помощь трудящимся Кубы!

— Точно. Трудящимся Кубы. Но пасаран, как говорится. — ответил он, нацеливаясь алюминиевой ложкой на единственное белое пятно в борще — небольшой островок сметаны. Совсем маленький.

— Всем сердцем поддерживаю бескомпромиссную борьбу трудящихся Кубы с воинственным империализмом Соединенных Штатов Америки и капиталистической системой. Конечно, нужно поддержать трудящихся Кубы, они там сахарный тростник на голодный желудок рубят, а мы тут борщом наслаждаемся. С котлеткой. А ведь они — это форпост социализма в мягком подбрюшье Америки. А давайте рванем туда вместе, Маргарита Артуровна?

— Вам лишь бы шуточки шутить. — обижается девушка: — а вы знаете, что буржуазные слои Америки ввели экономическую морскую блокаду Острова Свободы, чтобы задушить экономику молодой социалистической страны? Вот то-то же! Сдавайте взносы. И прекратите ко мне по имени-отчеству уже обращаться! Как будто мне сто лет исполнилось.

— Ваша страсть просто неподражаема. Вашему будущему мужу очень повезет. Уже сейчас ему завидую. Но как же мне к вам обращаться? Риточка? Слишком фамильярно, не находите? Маргарита? Суховато и официально. Может… — в этот момент в школьную столовую стали входить старшеклассники Альбины Николаевны и сердце Виктора — пропустило удар.

Ее он узнал сразу же, как только она вошла и растерянно оглянулась по сторонам. Этот взгляд, это движение рукой, когда она — машинально подняла руку, заправляя за ухо выбившийся локон, ее неловкая улыбка…

— Этого не может быть… — прошептал он, чувствуя, как пересохло во рту.

— И я так считаю. — говорит девушка рядом: — давайте вы меня просто Рита будете звать, а я вас — просто Виктор. Идет?

— Да-да, конечно… — машинально отвечает он, провожая взглядом девочку-подростка в больших очках и с двумя заплетенными косичками. Девочка проходит вместе с остальными старшеклассниками, скромно садится за самый дальний столик. Одна. Смущенно осматривается по сторонам. Он — сглатывает. Неужели и правда — она? Нет, быть не может. Она же не училась в Колокамске. Или училась? Сейчас и не вспомнишь… но нужно узнать!

— Приятного аппетита, коллеги, — к ним подсаживается «англичанка» Альбина Николаевна: — о чем говорите? Риточка, этот краснобай вам на уши приседает? Виктор Борисович, вы у нас молодой специалист, холостой. А Риточка у нас красавица и комсомолка.

— Не понимаю, о чем вы, Альбина! — мотает головой девушка: — вы меня смущаете! Хватит! Мы же комсомольцы!

— Хм. — выдает Альбина и обращает свое внимание на Виктора: — что это с вами, Виктор? Привидение увидели?

— Да… так. Ничего. — усилием воли он заставляет себя отвести взгляд от девочки-подростка, которая сидит за столом, сложив руки на коленях и ничего не ест, уставившись взглядом в стену: — ничего. Просто показалось. Думал, что увидел знакомую… то есть дочку знакомых.

— Что? — Альбина обернулась: — а, ты про новенькую. Кстати, она после обеда к твоим архаровцам пойдет. Принимай пополнение. Она в седьмом классе учится, перешла в восьмой. Но пока никого не знает тут. Семиклассники — твоя епархия. Я сперва не поняла, она довольно высокого роста для своего возраста, вот я и подумала… а как поняла, ну поздно уже было. Все равно вы с утра на стадионе, а у нее с собой спортивки не было. Так что до обеда она с нами посидела, а после обеда — вся твоя. Вот и узнаешь, дочка она твоих знакомых или нет. Зовут ее Баринова. Баринова Яна. Уверена, что уже на завтрашний день все будут звать ее «Барыня». — она качает головой: — вечная проблема школьных прозвищ. Кстати, Риточка, а вы знаете как школьники зовут вас за глаза?

— Дурацкое прозвище! — тут же вспыхивает комсорг школы: — совершенно мне не подходит! Я не такая!

— И какое же прозвище у уважаемой Маргариты Артуровны? — делает вид, что интересуется разговором Виктор, лениво ковыряясь алюминиевой вилкой в картофельном пюре. Фамилия, думает он, имя и фамилия совпадают, не бывает таких совпадений, это — она. Вот так просто — раз и они встретились снова. Вот только на этот раз ей сколько? Двенадцать, тринадцать лет. А ему в теле Полищука Виктора Борисовича уже двадцать пять и до этого момента он считал что он слишком молод. Но сейчас…