Тренировочный день
Шрифт:
— Старшеклассники зовут нашу Риточку — «Миледи». — доверительно делится «англичанка»: — потому что у нее волосы такие черные как смоль и вьются. И вам, Риточка такая кличка должна льстить. Вы же красивая девушка.
— И… ничего мне такая кличка не льстит! — возмущается Маргарита: — миледи же аристократкой была! Коварной женщиной, которая принадлежала к угнетающему классу дворян, они еще хуже чем буржуа были! Устоявшаяся система эксплуатации человека человеком! Правильно потом Французская революция произошла и все этих аристократов на гильотину направили! То есть — отправили!
— И волей иль неволей, да только в эти дни, бултых и прямо в Рону отправятся они… — напела «англичанка» песенку Тартарена из Тараскона: — а как по мне так вы, Риточка — вылитая Миледи. Тот же огненный темперамент, готовы всех на гильотину отправить… и вам еще повезло с кличкой. Знаете как за глаза называют нашего уважаемого
— Конечно знаю. — хмурится девушка: — правда не понимаю этимологии этого слова. Почему Попович?
— Весной по телевизору показали «Гостью из будущего», премьера была, — объясняет сам Виктор: — Все как с ума по этому фильму посходили. Так там у физрука кличка была «Илья Муромец». Но я еще молодой, а потому удостоился звания самого младшего из трех богатырей. Между прочим, Альбина Николаевна, как лингвист подтвердит, что кличка «Илья Муромец» на самом деле не может быть кличкой как таковой. Слишком сложно, два слова — Илья и Муромец. Клички так не образовываются. Вот у вас кличка — Миледи. Коротко и ясно, с отсылкой на особенности характера. Если бы физрук и в самом деле напоминал Илью Муромца, то его кличкой было… ну например «Муромец» или там «Ильюша». Вот и у меня, не «Алеша Попович», а просто — Попович. Если так пойдет дальше, то останется короткое «Поп».
— Или «Проповедник». За любовь читать проповеди. — поднимает вилку Альбина Николаевна: — а вот в английском языке в самой Англии — принято рифмовать окончания, а не как у нас. То есть, вот Виктора сперва назвали бы «Попович», срифмовали бы это с… ну не знаю «Родич». Нет! «Алеша» — «Калоша»! И в результате осталась бы только «Калоша» и никто уже и не знал бы почему.
— Как хорошо, что мы не в Англии. — отметил Виктор, поглядывая в угол, где перед тарелкой с картофельным пюре и серой котлетой сидела девочка в больших очках. Только сейчас он заметил, что перед ней — нет стакана с компотом.
Она никогда не могла есть, если не попьет сперва, думает он. Правда она никогда не любила столовский компот, в те времена, когда он ее встретил — она любила шампанское и виски с колой, она одевалась дерзко и на ее левом бедре был огромный шрам после того, как она упала вместе с мотоциклом и горячая выхлопная труба прижала ее к земле.
Он встал и взял со своего подноса два граненных стакана, поймал на себе удивленные взгляды «англичанки» и школьного комсорга.
— У девочки компота нет. — пояснил он: — а у меня с запасом. Целых три.
— А. — кивает Альбина, разом теряя интерес: — понятно, теперь она твоя подопечная. Заодно узнай у нее, правда она знакомая… то есть дочка твоих знакомых.
— Да, конечно. — на автомате отвечает он и идет к ее столу. Идет, чувствуя, как сердце рвется из груди. Она? Неужели? Нет, умом он понимал, что таких совпадений не бывает, ее имя, фамилия, возраст, внешность… умом он все понимал. Но сердцем не мог поверить.
Стоп, сказал он сам себе, даже если это в самом деле она… зачем он идет к ней. Ей сейчас тринадцать лет. В этом времени она еще не знает его, а он — не знает ее. И между ними не может быть ничего общего… как минимум пять лет еще. Она пока — просто девочка-подросток, вовсе не та роковая красавица, с которой он встретился уже после армии, в институте. Так что…даже если это она — он не имеет права влезать в ее жизнь. Не имеет права морочить ей голову. У нее своя жизнь впереди. Правда… короткая. Он стискивает зубы. Неужели он тут для этого? Исправить прошлое? Сделать так, чтобы она — жила дольше? Чтобы у нее была счастливая жизнь? Иначе зачем Вселенная, Господь Бог, Неведомое Разумное Существо и все боги вместе — засунули его именно в это время?
Господи, подумал он, она же тут совсем девочка еще… а ведь когда он в свое время встретился с ней — она показалась ему такой взрослой. Казалось, что она знала все… он сглотнул, вспоминая ее бледное лицо в гробу, запах благовоний… это был ладан?
Ваши пальцы пахнут ладаном
А в ресницах спит печаль
Ничего уже не надо вам
Никого уже не жаль…
Двадцать пять лет, слишком юный возраст для того, чтобы умереть, но говорят Бог забирает лучших. Они были вместе всего несколько лет, но какие это были годы! До самого конца жизни он вспоминал о ней, обращался к ней так, словно она была жива… вспоминая как она улыбалась.
Поцелуй и до могилы
Мы простимся, друг мой милый
Шепот сердца отовсюду
Посылать тебе я буду…
Он помотал головой, вспоминая ее тихий шепот, ее холодные пальцы, которые он держал в своей руке… неужели все это только для того, чтобы они могли увидеться вновь?
Он остановился у ее стола и она — доверчиво подняла свое лицо вверх, ее глаза за круглыми, большими очками — вопросительно остановились на нем. Это и правда была она.
— Заметил, что у тебя нет компота. — сказал он непринужденно и поставил оба стакана на стол, пододвинул стул и сел: — давай знакомиться, раз уж ты после обеда будешь моя подопечная. Меня зовут Виктор Борисович, я тут учитель. Физическая подготовка. А ты…
— Баринова Яна. — наклоняет голову девочка, явно смущаясь своей фамилии: — я… уже в восьмой класс перешла. И должна со старшей группой заниматься.
— В восьмой класс ты в сентябре пойдешь. — говорит он, чувствуя какую-то нереальность происходящего: — а пока считаешься в седьмом вроде как. Пей компот, после обеда пойдем с нами. Программу занятий тебе дали?
— Нет. — мотает она головой и пододвигает к себе стакан с компотом: — а за компот спасибо. Я не могу есть, если сперва не попила…
— Я знаю… — вздыхает он: — я знаю…
Глава 4
Глава 4
За то, что только раз в году бывает май,
за блеклую зарю ненастного дня,
кого угодно ты на свете обвиняй,
но только не меня, прошу не меня…
— А мир устроен так, что все возможно в нем, но после ничего исправить нельзя… — негромко звучит Алла Пугачева из репродукторов, пока идет переменка. Даже если на дворе каникулы, а школа используется как летняя площадка — это не повод менять расписание. Каждые сорок пять минут по коридорам школы раскатывался звонок и радиорубка начинала транслировать музыку.
Виктор остался сидеть в классном помещении, задумчиво перебирая в руке карандаш и не обращая внимания на звонок и последующую мелодию. Тем временем школьники дружной гурьбой выкатились в коридор, оставив в классе несколько человек, которые не разделяли всеобщего энтузиазма по поводу звонка. И конечно же среди этих нескольких — была и Яна. Виктор только головой покачал и вздохнул. Она никогда не любила делать то же что и все, всегда выделялась из любой толпы, всегда была не такой как все вокруг. Вот и сейчас — все убежали в коридор, откуда уже раздавался привычный для школы гвалт, смех и крики. Несмотря на все усилия школьного совета учеников, на дежурных, расставленных по коридору и строгие окрики учителей, с этим гвалтом ничего нельзя было поделать даже в течение учебного года, что уж говорить о каникулах.
Он бросил взгляд на девочку, которая осталась сидеть за партой и у него защемило сердце. Что же, подумал он, давайте мыслить логически. Как именно я тут оказался и почему именно в теле молодого школьного учителя — мы не знаем. Это все, так сказать, относится к той части задачи, где «дано». Сейчас дано — он и она. Он прожил свою жизнь и умер в весьма преклонном возрасте и ни о чем не жалел… разве что о том, что их пути пересеклись так ненадолго. Если бы он попал в свое собственное тело, то… даже тогда он не смог бы ничего исправить. Разве что во-второй раз он бы не совершил всех тех глупостей, что совершил в первый раз. Тех, глупостей и поступков, за которые ему до сих пор было стыдно. Да, он бы смог исправить это, но не саму причину смерти Яны. Потому что рак щитовидной железы неизлечим. Был неизлечим тогда, неизлечим в будущем, по крайней мере в том будущем, где он сам умер. И конечно неизлечим сейчас, в одна тысяча девятьсот восемьдесят пятом. Для чего он здесь? Он не может быть вместе с ней, слишком велика разница в возрасте… чуть позже это уже не будет проблемой, но она умрет в двадцать пять. Ровно такой срок отмерен улыбчивой девушке по имени Яна Баринова. Двадцать пять лет, четверть века. Потом — химиотерапия, больница, постепенное угасание, отчаянный побег на берег Байкала… «на небе только и разговоров, что о море». И холодный песок, и ее голова на плече, когда они встречали рассвет, зная, что этих рассветов осталось так мало. И ее худая рука с синими точками от инъекций и редкие волосы, выпадающие от химиотерапии, которые она подвязала желто-красным платочком, разом став похожей на худенькую бабушку с лавочки у подъезда. И он никогда не сможет простить себе то, что сперва не понял, что с ней, а она — так и не сказала. Только потом выяснилось… но было уже поздно для извинений. Он чувствовал себя последней скотиной, когда узнал… конечно сорвался с места и приехал, но уже на похороны. И конечно так и не простил себя. Он — не заслуживает прощения.