Третье рождение Феникса

Из динамика полилась новая песенка, но Ева уже ее не слышала, она вся погрузилась в мысли и догадки.

–  Приехали!
– радостно сообщил водитель, открывая в улыбке все зубы.
– Этот дом, что ли?

–  Ага… - рассеянно пробормотала Ева, сунула ему деньги, не глядя, и побежала к знакомому подъезду.

–  Эк припекло барышню!
– хмыкнул водитель.

Он развернулся, выехал со двора, все еще посмеиваясь над незадачливой пассажиркой - добежит или не добежит?

Ева не стала дожидаться лифта и ринулась по ступенькам вверх. У двери остановилась, дыша, как после рекордного забега, нажала на кнопку звонка. Ничего… Она оглянулась в недоумении, нажала кнопку еще раз. Только сейчас до нее дошло, что нет света - потому и лифт, и звонок не работают. Она изо всех сил застучала в дверь кулаком, не ощущая боли.

Мария Варламовна открыла, впустила ее в тесную полутемную прихожую.

–  У нас света нет.

–  Я знаю, почему вы сбежали со старой квартиры!
– выпалила Ева, не давая ей опомниться.
– Люди склонны повторять свои поступки и тем разоблачать себя. Вы сбежали из Кострова, потому что убили Вершинина! Вы сбежали от Степаниды и спрятались здесь под именем Людмилы Дроновой, потому что убили Мартова! Не отпирайтесь. В квартире покойного Феликса Лаврентьевича повсюду обнаружили отпечатки ваших пальцев.

Госпожа Симанская попятилась.

–  Идемте, сядем, - сказала Ева, беря ее под руку.
– Нам необходимо поговорить.

–  Да… - прошептала Мария Варламовна, покорно давая гостье увести себя в гостиную.
– Вы правы. Я убила их обоих.
– Она заплакала.
– Но я не хотела этого… не хотела. Почему так получилось?

–  Я не то имела в виду. Не вы их убили. Их убило… перо Феникса.

–  Перо?.. Какое перо? Вы говорите о ноже? Бандиты, кажется, называют нож «пером»…

–  Нет, нож тут ни при чем, - заявила Ева.
– Вы садитесь на диван, а я в кресло, напротив. Не возражаете?

Симанская молча села, не сводя с гостьи горящих глаз. Она была испугана и подавлена. В гостиной тоже царил полумрак, как и в ее душе - полумрак безнадежности. Напрасно она бежала из Кострова, судьба везде догонит.

–  Перо Феникса из вашей сказки смертоносно… - вкрадчиво продолжала Ева.
– Оно убивает, а не вы! Что такое вы рассказали Вершинину на вечеринке?

–  Н-ничего… клянусь вам!
– Мария Варламовна прижала руки к груди.
– Мы действительно ссорились… и все. Я сказала правду!

–  А что вы рассказали Мартову?

–  Тоже ничего… хотя постойте… я увидела у него портрет Кати Жордан…

–  Вы знали Катю?

Симанская отрицательно покачала головой.

–  Нет. С семьей Жордан переписывался мой отец. Они присылали свои фото - Катя на них была еще девочкой, но она очень похожа на свою мать, Мишель Жордан. Папа читал мне их письма, показывал фотографии. Он говорил, что семья Жордан - французская ветка наших родственников.

–  О чем эти люди в них писали?

–  Да ни о чем таком… особенном… Они были эмигрантами и породнились с нами через потомков мужа тетушки Англес, кажется. Жили в Дижоне.

–  Что за тетушка?
– спросила Ева.

–  Не знаю… Отец так ее называл. Он иногда рассказывал о ней всякие небылицы, немного неприличные. Разумеется, она никак не могла быть теткой никому из нас, потому что давно умерла.

–  У вас сохранились письма и фотографии Жордан?

–  Скорее всего нет, - вздохнула Симанская.
– Во время того… ограбления нашего дома в Кострове большинство писем и фото пропали: воры пытались разжигать ими печку. Мне потом мама об этом сказала, когда разбирала оставшиеся бумаги. Она решила сжечь все! И правильно сделала.

Мария Варламовна закашлялась. Ева обдумывала следующий вопрос. Мысли мелькали, путались, противоречили одна другой.

–  А что Мартов говорил о Кате?

–  Он был приятно удивлен… даже поражен. Оказывается, они с Катей любили друг друга, потом она погибла. Феликс Лаврентьевич начал расспрашивать меня о семье Жордан… мы разговорились. Он собирался писать статью в память о Кате, связанную с какой-то их семейной легендой.

–  Какой легендой?

Симанская пожала плечами.

–  Не знаю. Он не вдавался в подробности, а мне было не интересно. Феликс… Лаврентьевич ухаживал за мной, оказывал знаки внимания. А статья, связанная с семейной легендой Кати Жордан, должна была стать его прощанием, послужить памяти об ушедшей любви. Он даже возил меня в Марфино, показывал загородный дом. Мрачное строение! Мартов говорил, что дом - это тоже память о Кате. Якобы нечто похожее, судя по ее словам, было у них недалеко от Дижона - такие же средневековые развалины.

–  По-моему, дом в Марфине - вовсе не развалины, - возразила Ева.

–  Вы там бывали?

–  Пришлось…

–  Это я образно выразилась - про развалины, - вымученно улыбнулась Мария Варламовна.
– Похожее жилище принадлежало семье Жордан. Во Франции, особенно на окраинах городов, полно очень старых домов, многие из которых похожи на развалины средневековых построек. Вот Феликс и соорудил коттедж, чтобы продлить свои воспоминания о Кате. У него была романтическая натура. Там, в Марфине, он рассказал древнюю историю о женщине благородного происхождения - она убила себя, ударила ножом в грудь… из мести своему мужу. Он увлекся другой… в общем, сентиментальная чепуха.

Ева оторопела. Перед ней возникло видение, сон, который испугал ее в загородном доме, - женщина в старинном наряде спускается по лестнице, а в груди ее зияет рана…

–  Я приняла ее за одну из жен Синей Бороды, - прошептала она.

–  Что?

–  Ничего… это я так… болтаю чепуху, - растерялась Ева.
– Та женщина, она убила себя в том самом доме, о котором говорила Катя?

–  Если верить Феликсу, да, - подтвердила ее худшие опасения Мария Варламовна.
– В большом зале того дома над камином была выбита надпись: «Трижды прольется кровь, и тогда Феникс возродится из пепла». Ужас! Я бы в своем жилище ничего подобного не позволила.

–  К-как вы сказали? Феникс возродится из пепла? Но что это значит?

–  Понятия не имею, - развела руками Симанская.

У Евы вылетели из головы все вопросы, которые она собиралась задавать Марии Варламовне. Лихорадочно соображая, кто же может быть третьим после Вершинина и Мартова, она в смятении молчала.

–  Что вы знаете о Фениксе?
– ляпнула Ева наугад первое, что пришло ей на ум.

Симанская заволновалась. Ее прекрасное лицо напряглось, покрылось красными пятнами.

–  То же, что и все… Феникс - это какая-то мифическая птица, которая возрождается вновь и вновь. Больше я ничего добавить не могу. При чем тут вообще Феникс? Вы мне не верите?
– с усилием спросила она.
– Но почему? Вот вы интересовались, о чем я рассказывала Мартову? А что я могла ему рассказывать? Он - хозяин, я - домработница. Относительно Кати Жордан… скорее сам Феликс Лаврентьевич посвятил меня во многие подробности. Для него оказалось потрясением, что мы с Катей хоть и дальние, но родственницы. После этого его чувства ко мне стали более бурными, он даже пытался объясняться… в любви. Я приношу мужчинам несчастье, если можно так назвать смерть. Поэтому и решительно отказала Феликсу. Но это его не спасло.