Третьего не дано

Калугин откровенно залюбовался ее красотой. Женщина оценила этот восхищенный взгляд и поняла его по-своему. Мишель поклонился с достоинством, каждым движением подчеркивая, что покорен обаятельной улыбкой женщины. Калугин скосил на него глаза и резким кивком отвесил поклон, прищелкнув каблуками. Лицо его стало совсем хмурым: он злился на себя за то, что проявил слабость.

– Здравствуйте, - почти пропел Мишель.
– Простите нас великодушно за вторжение, но виной всему - объявление в местной газете. Американский чемодангардероб, два малых кожаных чемодана и два морских сундука, согласитесь, такие вещи, нужные всякому отъезжающему, несравненно легче приобрести в Москве.

Но все же мы готовы услужить вам... Простите, не имею чести знать. Разрешите представиться - Жорж Роше.

Мой друг, - Мишель легким, изящным кивком и плавным движением руки указал на Калугина, - Андрей Свиридов.

– Валентина Владимировна, - назвала себя женщина все с той же очаровательной улыбкой.
– Прошу садиться. Я готова обсудить ваши предложения.

Калугин и Мишель подождали, пока она сядет в кресло, и лишь после этого воспользовались ее гостеприимством.

– Вы уже доставили вещи, которые я желала приобрести и их можно посмотреть?
– спросила Валентина Владимировна, и Калугин подумал о том, что улыбка служит этой женщине надежной маской, с помощью которой она скрывает свои истинные чувства.

– Нет, но мы готовы доставить в любое время, которое вы сочтете наиболее удобным, - ответил Калугин, с трудом осилив длинную непривычную для него фразу.

"Это, конечно, она, Никитина, - подумал он.
– Она не назвала фамилии, ловчит, но ничего, лиса, хитри, да хвост береги".

– Вы здешние коммерсанты или из дальних краев?
– поинтересовалась Валентина Владимировна, извлекая из табакерки карельской березы длинную папиросу с золотой каемкой.

– Из Москвы!
– выдохнули почти в один голос Мишель и Калугин.

– Вот как, - с наслаждением затягиваясь папиросой, томно произнесла Никитина, откровенно любуясь Мишелем и не в силах скрыть радости.

Калугин, чтобы ускорить ход событий, озабоченно и деловито сказал:

– Пардон, господа, но я позволю себе напомнить:

время не ждет.

"Ревнует, - обрадованно отметила про себя Валентина Владимировна. Какой он хмурый и нелюдимый.

Но в нем горит воля и скрытый огонь".

– Я думаю, - обращаясь к Мишелю, сказал Калугин, - пришла пора показать госпоже Никитиной образцы наших товаров.

Едва он произнес слова "госпоже Никитиной", как улыбка бесследно растаяла на ее лице.

– Откуда вы взяли, что я Никитина?
– с неприязнью спросила она.

– С вашего позволения я удалюсь ровно на две минуты, - сказал Калугин и вышел в переднюю.

Здесь он быстро вспорол подкладку пиджака и вытащил половинку визитной карточки с буквами "О. К".

Вернувшись в гостиную, он приблизился к Никитиной и молча протянул ей визитку. Никитина взяла ее, спокойно осмотрела и положила на стол, выжидающе уставившись на Калугина.

– Мы должны быть чисты, как голуби, - начал Калугин загробным голосом.

Мишель едва сдержался, чтобы не расхохотаться.

– И мудры, как змеи, - глубоким, грудным голосом пропела Валентина Владимировна, и прежняя улыбка засверкала на ее белоснежном лице.

– И все же...
– мрачно начал Калугин, притрагиваясь к половине визитной карточки.

– Понимаю, понимаю, - вспорхнула со своего кресла Никитина.

Пытаясь изобразить неловкость и смущение, она стремительно просунула узкую ладонь в разрез кофточки, и не прошло и секунды, как вторая половина визитной карточки была приложена ею к первой и в точности сошлась с ней.

– Вот теперь можно продолжить наш разговор, - удовлетворенно сказал Калугин.
– Штабс-капитан Жорж Роше изложит суть дела, ради которого мы явились к вам.

– Мы облечены доверием и высокими полномочиями Николая Сергеевича, начал Мишель воодушевленно.
– И мы рассчитываем с вашей помощью, милейшая Валентина Владимировна, осуществить свою высокую и чрезвычайно ответственную миссию с благополучием и успехом, какого жаждет каждый из нас, по воле своей решивший служить многострадальной святой Руси.

Калугин дивился, как это Мишелю удается плести такую нескончаемую вязь слов. А Мишель все плел и плел:

– Николай Сергеевич чрезвычайно высоко ценит и вашу мудрость, и ваш талант, и вашу волю.
– Мишель с удовлетворением отметил, что лесть пришлась ей по вкусу.
– Но согласитесь, координация действий московской и казанской организаций в столь решающий момент едва ли посильна лишь одному человеку, даже отмеченному печатью гения. И мы убеждены, что ни на йоту не принизим вашей роли, коль скоро решимся оказать вам ту помощь, которую вы соблаговолите принять от нас и которая будет основываться на точном соблюдении тех инструкций, которые нами получены от главного штаба.

– Главный штаб пребывает в добром здравии?
– будто мимоходом спросила Никитина.

– Московский штаб арестован чекистами, - мрачно пробасил Калугин, не зная, куда ему девать свои грубоватые руки.

– Весь штаб?
– в ужасе воскликнула Никитина, и лицо ее скрылось в облачке папиросного дыма.

– Ради бога, не волнуйтесь, - поспешил успокоить ее Мишель.
– Борис Викторович и его близкое окружение благополучно ушли из засады, и это вселяет в нас веру и надежду...

– Умоляю вас, какие еще в Москве новости? Вы и без того, господа, слишком долго испытывали мое терпение...

– Извольте, - приподнялся Мишель.
– Чека свирепствует, арестованы многие из наших лучших, надежнейших людей. Могу назвать несколько лиц из этой категории: Пинка, Виленкин, Аваев...

– О боже, боже!
– Валентина Владимировна старалась быть искренней, но не сумела скрыть нотки притворства и страха.
– Будем денно и нощно молиться, чтобы пламя арестов не перекинулось на Казань...

– Опасения такого рода не лишены оснований, - тоном человека, знающего больше того, что он только что сообщил, но не считающего возможным открывать это другим, заверил Мишель.
– Однако мы верим, что любой из арестованных скорее предпочтет чекистскую пулю, нежели согласится выдать своих единокровных братьев по оружию. Разумеется, многое будет зависеть и от того, насколько совершенна конспирация в казанской организации.

– Боже, у нас много путаницы, червь неверия и отчаяния разъедает слабые души. Нужно поднять настроение людей.

– Лучшее средство: немедленное вооруженное выступление, - рубанул Калугин, отводя угрюмый взгляд от Валентины Владимировны.
– Солдат в обороне слабеет духом и телом. А в наступлении он герой!

Он тут же отметил про себя, что Никитина пока еще не сказала ничего нового по сравнению с тем, о чем сообщала в письме.

– Вашими устами глаголет истина, - горячо поддержала его она по-французски.
– Какое счастье, что нам скоро предстоит крещение огнем, не правда ли?