Третий не лишний

— Да. Глупо звучит, да? Но я просто не чувствовал, что меня ценят. Я был как будто помехой. А когда я ушел, то смог хоть немного помочь своей семье. Им тогда тоже трудно было. Но самое главное произошло, когда я вернулся.

— Вы вернулись?

— Да. При этом в самый нужный момент — и у меня получилось даже спасти Гарри — убрать его с линии огня. Хоть в этом не было особо моей заслуги, просто повезло, но Гарри оценил. Но главное — это все-таки Джин. Знаете, как она на меня тогда посмотрела? Так, будто я не просто вернулся, а весь мир спас, — Рон смущенно улыбнулся. — И потом тоже...

Он помрачнел.

— Был теракт. Там погиб мой брат. Мы думали, что все погибнем. И вот тогда, когда я отчаялся и не хотел жить, она меня поддержала. Просто была рядом. Она смотрела на меня так, как будто это я был героем, а не Гарри. А когда все закончилось, она ухаживала за моей мамой и все время была со мной, забыв даже про своих родителей. Но они были далеко, им ничего не угрожало. Я не уверен, что сейчас у нас с ней получится сохранить семью, но в самые худшие моменты я вспоминаю, какой она была тогда, и цепляюсь за это воспоминание. Когда я сижу до трех ночи, пытаясь добить министерский заказ; когда я готовлю ей ужин; когда я наконец беру выходной, а она проводит этот день на своей работе; когда она в очередной раз говорит мне, что я все делаю неправильно, а она все делает правильно, потому что работает в министерстве, — я вспоминаю, какой она была тогда. Понимаете?

Гарри молчал. Почему-то слышать это было тяжело. Он давно научился абстрагироваться от историй клиентов, но сейчас просто не мог этого сделать в полной мере. Возможно, зря он согласился их вести. Может, стоило передать их другому специалисту — все же он слишком лично воспринимает то, что они рассказывают. Но нет, сейчас уже поздно. Надо держаться и работать дальше.

— Кажется, я вас понимаю. Вам не хватает поддержки вашей супруги.

— Да! Она считает, что я занимаюсь игрушками и только ее работа важна. А как по мне, то дарить радость другим важнее, чем министру сопли подтирать.

— Думаете, таким образом невозможно дарить радость? — пошутил Гарри.

Рон подозрительно посмотрел на его лицо.

— Но не министру же! Лучше дарить радость детям... студентам... студенткам, — Рон понял, что сказал, и сам захохотал. Гарри улыбнулся, узнавая наконец легкий характер приятеля: как быстро тот переключился! Конечно, те события были давно, но все равно в его голосе была слышна боль — Гарри не был уверен, что Рон научился с ней жить. Гарри не был до конца уверен, что сам научился.

— А вы не думали, что она так себя ведет, потому что ревнует? — аккуратно поинтересовался он.

— Вы что, серьезно? Да к кому? — Рон фыркнул.

— Я имел в виду студенток, которым вы хотите дарить радость, — Гарри едва сдерживал язвительные нотки.

— А... это, — Рон заметно смутился. — Ну, мне, конечно, приятно, что они ко мне приходят и строят глазки... Но я серьезный женатый человек! Моя жена не из тех, кто ревнует по такому глупому поводу, как флирт с покупателями. Я же делаю все это в память о Гарри.

— В смысле? — только и смог произнести мистер Уайт.

— Ну... Он, можно сказать, пожертвовал собой, чтобы мы жили хорошо. Ну и я вроде как делаю эту жизнь, этот мир счастливее. Веселее. И у меня получается! Понимаете? Я больше не просто лучший друг героя, я сам герой, меня хвалят, меня приглашают на вечеринки, про меня печатают в газетах. И дело вовсе не в той нашей внештатной деятельности... Дело в том, что я совладелец крупного магазина, который приносит людям радость. Фейерверки там, игры, розыгрыши — полностью безопасные, между прочим! Детские игрушки... А еще у нас есть и серьезные заказы, для... полиции. И иногда для министерства. Джин однажды сама их приняла и оценила. Значит, действительно хорошие. И мне нравится все это придумывать, понимаете? И продавать тоже нравится. Я думаю, что Гарри бы мной гордился.... Как вы думаете?

Гарри кивнул. Похоже, Рон действительно нашел свое место и свой путь.

— Да, я тоже так думаю. Но почему вы не расскажете о своих чувствах вашей супруге?

— А... не знаю, — смутился Рон. — А вдруг она не поймет?

— А вы вспомните ее такой, какой она была раньше, как вы говорили. Это ведь все еще она. Неужели она — да не поймет?

В кабинете повисла тишина. Гарри смотрел на Рона и гадал, что тот ответит. От этого зависело многое: можно ли спасти брак, и, главное, хочет ли он на самом деле его спасать. И в тот момент, когда тишина стала уже неприличной и Гарри начал продумывать новые стратегии, его размышление прервал твердый, уверенный ответ:

— Да. Она — поймет.

* * *

Шли дни. Ходить на сеансы встреч Рон и Гермиона стали через день. И говорили, говорили. Что-то прояснялось, что-то наоборот. Странно: то, в чем Гермиона была когда-то уверена, теперь не казалось таковым. Однажды ей стало совсем трудно, но тогда мистер Уайт снова угостил ее чаем и — вот удивительно! — начал говорить сам. Рассказал какую-то странную фантазию о том, что по тому или иному поводу мог бы думать Гарри или как бы он мог поступить, а ей оставалось только кивать, если ее мнение по этому поводу совпадало. И Гермионе стало немного легче. Ведь она помнила, как часто Гарри сомневался в себе, и ничего — жил. Почему же ей нельзя? Не привыкла? Так время еще есть... Не хотелось, правда. Но ведь Гарри-то — мог!

После этого сеанса она всю ночь думала о том, что сказал ей мистер Уайт... Возможно ли все исправить? Может ли Рон выслушать ее и наконец услышать и понять?

Под утро она приняла решение поговорить с мужем, а потом, просматривая на работе бумаги и привычно выверяя каждое слово и каждую букву — впервые в жизни они показались ей скучными! — она его поменяла. А после обеда поменяла еще раз, обратно.

Смогут ли они остаться вместе? Или нет?

Ее родители всегда делили одну спальню и кровать, даже если серьезно ссорились.

Родители... И после потери памяти они остались так же близки, любили друг друга. Это было видно так четко, так явно, что ей на секунду стало завидно... Почему у нее никак не складывается?

Только под вечер Гермиона решила составить план, и стоило ей засесть за него, как тут же стало легче. Пункт первый: прибраться в квартире. Ей не сложно, Рону приятно, наверное, да и самой... Она ведь тоже тут живет, верно? Оборвав ненужные мысли, Гермиона перешла к пункту второму: еда. Путь к сердцу и главная мужская слабость. Это точно про ее супруга. Хотя, сама-то она разве что-нибудь потеряет, если приготовит вкусную еду? Ах да, время. Так выбрать то, что вкусно и быстро — так же тоже бывает, и она знает это! И, наконец, пункт третий: встретить Рона в прихожей. Вообще встречать, когда он приходит. Мама всегда так делала, и папа тоже, если мама вдруг задерживалась — может, секрет успешной семьи еще и в этом?

«Только не в три часа ночи», — сказал внутренний голос, и она кивнула, молча с ним соглашаясь.

* * *

Едва Рон зашел в квартиру, он понял, что что-то не так. И, кажется, восхитительно не так.

Во-первых, его ноздри защекотал изумительный запах жареного мяса и, кажется, клубничного пирога. Он сглотнул мгновенно набежавшую слюну.

Во-вторых, в доме было чисто. По крайней мере, в прихожей. Не так чисто, как будто тут давно никто не жил, а по-настоящему, по-живому. Блестел пол, с вешалки исчезла лишняя одежда вроде легких мантий, обувь аккуратно расставлена и оставлена только та, что была по сезону.