Третья версия

Майя Борисовна тихо окликнула:

— Пеньков!..

Юноша остановился удивленный, медленно повер­нулся.

— Вспомнили? Через три года...

Соколова привела парня в кабинет, усадила, сама села напротив.

— Рассказывай!

Пеньков поднял на следователя налитые обидой глаза.

— Да что, Майя Борисовна, никуда не берут. Как из колонии вернулся, стал устраиваться на работу. И вот уже третью неделю мыкаюсь.

— Деньги-то хоть есть?

— Пока есть, заработал в колонии. Но надолго ли хватит? Прихожу в кадры на ремзавод, начальник — сама разлюбезность. «Проходите, садитесь, где бы вам хотелось потрудиться?..» Сажусь, предъявляю ксивы. Глянул в документы — стоп-машина, приехали. Фи­зиономия — кислей лимона, аж скулы сводит. «Да, ко­нечно, люди нам нужны, но вот по вашему профилю...» Словом, от ворот поворот. Что ж я теперь — навек клей­меный? Зря, выходит, меня на слесаря учили в колонии?

Майя Борисовна встала, прошлась по комнате.

— Что тебе сказать, Леша? По-человечески я могу понять кадровика. Значит, были случаи, когда люди, ко­торых принимали с открытой душой, срывались, вновь пускались во все тяжкие.

— И вы! И вы тоже! — Пеньков вскочил со стула, закричал, захлебываясь словами. — Я же завязал, мо­жете понять? Напрочь, навсегда!

— Тихо, без истерики! — приказала Соколова. — Сядь на место, не маячь перед глазами.

Пеньков послушно сел. Следователь сняла телефон­ную трубку, набрала номер.

— Петр Иванович, здравствуйте! Соколова из проку­ратуры... Ну, насчет «очень приятно» позвольте вам не поверить, разговор у нас будет крутой. Опять на вас жалобы — не берете людей, отбывших наказание... Да, знаю... Да, и этот факт мне известен... Но нельзя же всех мерить одним аршином. Петр Иванович, Пеньков такой же гражданин, как мы с вами, с теми же правами... А вы рискните!.. А вы еще раз!.. Короче — Пенькова вы на работу примете, иначе разговор будет продолжен в других инстанциях. А теперь дайте мне телефон секретаря комсомольской организации. Хорошо, я подожду...

В кабинет, постучавшись, вошел Лихарев. Майя Бори­совна прикрыла трубку рукой.

— Здравствуй, Юра! Есть новости? Майор покосился на парня.

— Надо посоветоваться.

Соколова прислушалась — кадровик все еще искал телефон.

— Видишь, Юра, я сейчас занята, зайди минут через сорок... Или нет, иди прямо ко мне домой, я скоро буду. Там Феликс, он откроет.

Лихарев вышел, следователь снова приложила ухо к трубке.

— Как вы сказали фамилия секретаря?.. Ветлугин... Неосвобожденный, работает токарем. Ясно. Итак, Петр Иванович, завтра с утра Пеньков будет у вас... Ну-ну, побольше оптимизма! И веры в людей... Ошибаетесь! Профессиональная черта следователя — именно дове­рие. До свиданья!

Майя Борисовна положила трубку, перевела взгляд на Пенькова. Тот во время телефонного разговора от­сел подальше и теперь, волнуясь, нещадно мял в руках кепку.

— Подсаживайся поближе, Леша. Разговор у нас будет долгий. И откровенный.

11

Курсант Николай Белухин сидел в отведенной ему комнате и терпеливо листал регистрационные журналы. Молодая женщина с быстрыми бедовыми глазами под­носила все новые и новые пачки. На столе места уже не было.

— А эти куда складывать?

Белухин, просматривавший очередной журнал, отве­тил, не поднимая головы:

— Валите их на пол, Глашенька!

У притолоки маялся, переминаясь с ноги на ногу, здо­ровенный парнище.

— Глаш, ну скоро ты? — канючил он. — Дома ужин стынет, Вовка орет — не уймешь. Третий раз одну и ту же сказку ему рассказываю. Сколько же можно?

— Степа, ну где твоя гражданская сознательность? — урезонивала мужа востроглазая Глаша. — Мы тут с то­варищем Колей из ОБХСС раскрываем серьезное пре­ступление, а ты...

— Дык восемь же часов! — засучив рукав до плеча, тыкал в циферблат Степан. — Что ж ты тут, ночевать собралась?

— А что, может и придется, — пальнула глазом в сторону Белухина бойкая молодица. — Как товарищ из ОБХСС скажет, так и будет.

— Ну нет, не бывать тому! — Грозный муж засучил и второй рукав. — Я не погляжу, кто такой этот товарищ Коля. Враз накостыляю! — Степан решительно шагнул к столу. — Слышь, товарищ, — тряхнул Белу­хина за плечо, — ты по какому праву мою женку за­держиваешь?

— Кто, я?.. — Курсант непонимающе моргал воспа­ленными от недосыпания глазами. — Нет, что вы, она может идти. Спасибо, Глаша, идите, я сам управлюсь.

Глаша разочарованно фыркнула и стала шумно соби­раться. Степан сразу остыл, спросил миролюбиво:

— Слышь, друг, неужто всю ночь будешь бумажки мусолить?

— Пока не найду, — вздохнул Белухин. — Что гово­рить — унылая работенка.

— Да уж, не позавидуешь, — посочувствовал Степан и, подхватив жену под руку, направился к выходу. У по­рога обернулся. — Счастливо оставаться!

— До свиданья, Коленька! — стрельнула глазками Глаша и, подталкиваемая могучей дланью мужа, выпор­хнула из комнаты.

18

Крутов гостил у Ирины Пуховой. По-хозяйски закинув ноги на спинку углового дивана, он лениво пролистывал «Огонек». Все, все приедается, в том числе острота и проблемность. Конечно, кто-то еще кидается на свежую прессу, взахлеб поглощает последние откровения эконо­мистов и публицистов. Но он, Крутое, уже порядком устал от словесной эквилибристики, которая ровным сче­том ничего не меняет. У него, Крутова, свой, особый взгляд на жизнь и судьбу. И вообще — нам бы ваши заботы...

Зазвонил телефон — длинно и требовательно. Олег Аркадьевич снял трубку.

— Алле! Вас внимательно слушают... Ирину Влади­мировну? Она вышла, скоро будет. А кто спрашивает, что передать?.. Таня?.. Танечка, извини, дорогая, не уз­нал, очень плохо слышно... Как я здесь оказался?.. Ну, Танечка, это же совсем просто. Мы с Ириной готовимся к отчетному концерту, приходится много репетировать... Ну конечно! Нет, нет, все это гнусные сплетни! Не слу­шай никого, верь мне одному!.. Если бы ты знала, как я по тебе соскучился. Иссох и зачах! Нет, кроме шуток. А ты? Ты, надеюсь, тоже скучаешь? Что, что?.. Много работы? Некогда скучать? Ну, знаешь, это не оправда­ние. У меня работы не меньше, и все же я нахожу время, чтобы думать о тебе. Вернее, я не перестаю думать о тебе ни на минуту. Я люблю тебя, Танечка! Беззаветно и безоглядно! Тебя одну, одну тебя, никого, кроме тебя! Когда приедешь? Через неделю? Так долго?..

Вернулась из похода по магазинам Ирина. Стояла, одетая, в дверях с каменным выражением лица. Ничего не слыша, никого не замечая, Крутов разливался со­ловьем.

— Нет, нет, я не выдержу нашей разлуки, я приеду к тебе. Завтра же. Нет, сейчас же, скажи только адрес!.. Ну, хорошо, хорошо, я подожду... Что, что, говоря громче, ничего не слышно... С мамой?.. — Тон Крутова сразу изменился — из развязно-интимного стал каким-то тревожно-неуверенным. — А что с мамой? Ничего, все нормально. А что может быть? Что, что?.. Ты ей зво­нила? Не отвечает? Странно... Ну, не знаю, может в от­пуск уехала. Она ведь собиралась. Когда видел? По­стой, дай сообразить. Сейчас вспомню... Позавчера! Нет, нет, в воскресенье. Видел и говорил. Да, разговор был нелегкий. Но я на все готов, лишь бы...