Третья версия

Нечаянно обернувшись, Кругов увидел пылающее не­истовым гневом лицо Пуховой. Речь его сделалась од­носложной, прерывистой.

— Нет, не думаю... Хорошо, я узнаю... Не стоит так волноваться... Уверен — все будет в порядке...

Ирина вырвала трубку, хотела что-то крикнуть неви­димой сопернице, но аппарат уже издавал протяжные гудки.

— С кем это ты так мило ворковал? — Высокая грудь Ирины бурно вздымалась, она тяжело дышала. — Опять с ней? С этой пигалицей писклявой? С этой желторотицей?

Глаза Крутова растерянно блуждали. В мозгу снова и снова вспыхивала навязчивая картина: удар головой... сползающее по стене тело... и этот стон...

«Неужели все-таки?.. И она лежит там мертвая... в пустом доме. И никто не знает... А Таня приедет только через неделю. Что делать? Что делать?»

— ...Если я еще раз услышу! Если ты хоть раз еще посмеешь!..

До Крутова наконец-то дошел смысл слов, которые истерично выкрикивала Пухова. Он вскочил с дивана, схватил ее за плечи и стал бешено трясти.

— Прекрати сейчас же! Мне осточертела твоя дикая ревность. Я буду жить, как считаю нужным. Ходить, куда хочу, встречаться, с кем хочу. И довольно об этом. Хватит! Надоело!

19

Дом, где жила Соколова, Лихарев нашел быстро — когда-то он был здесь частым гостем. Дверь открыл Феликс — худощавый длинноногий подросток с жи­выми умными глазами.

— Дядя Юра! — обрадовался он. — Как давно вы к нам не заходили! Почему?

Юрий Глебович не ответил, и Феликс, интуитивно догадываясь, что эту тему затрагивать не стоит, больше вопросов не задавал.

— Проходите, пожалуйста. Мама скоро будет, она уже звонила.

В гостиной со стены смотрел прямым открытым взгля­дом отец Феликса — Кирилл Родионович Соколов. Под портретом была прикреплена красная подушечка с ор­деном Красной Звезды, полученным посмертно.

Юрий Глебович сел в кресло, Феликс пристроился рядом.

— Ну, друже, как успехи в школе? Ты ведь в вось­мом?

— В девятом, дядя Юра.

— Ах, да! — хлопнул себя по лбу Лихарев. — Из­вини, совсем замотался.

— Так много работы?

— Видишь ли, наш труд оценивается по результатам. Много, мало — не те критерии.

— Понимаю. У вас, как в задачнике: то уравнение с одним неизвестным, то — с двумя.

— С двумя — еще куда ни шло, — улыбнулся Юрий Глебович.

— Могу представить, как все это сложно. У нас, если не получается, можно подсмотреть решение в конце.

— Вам хорошо, — позавидовал майор. — У нас от­вет не подсмотришь, все надо решать самим.

— Но ведь рано или поздно вы находите этого не­известного?

— Как правило, да.

— А бывают исключения из правила?

— Бывают. В виде исключения, — скаламбурил Ли­харев. — Что-то долго нет твоей мамы.

— Ой, совсем забыл! Я же обещал приготовить ужин. Она придет усталая, голодная. Дядя Юра, поможете?

— Что за вопрос? — Юрий Глебович снял пиджак. — Руководи, куховар, я — в твоем распоряжении.

Они прошли на кухню. Феликс снял с гвоздя два фартука, один отдал Лихареву, другой повязал себе.

— Если хочешь порадовать маму, давай испечем кар­тофельные драники. Лады?

— Лады, — согласился Феликс.

Мальчишка принялся чистить картошку, Лихарев на­тирал ее на терке. Когда миска наполнилась до краев, роль шеф-повара взял на себя Юрий Глебович.

— Муку! — скомандовал он.

Феликс достал из стенного шкафчика банку с мукой.

— Сыпь в миску! Так! Еще! Хватит! Теперь щепотку соды, соль. Готово! Где подсолнечное масло? Так! До­ставай две сковороды, посмотрим, у кого оладьи полу­чатся пышней и румяней.

Состязание началось. У Юрия Глебовича было больше опыта, у Феликса — кипучего рвения. Опыт, естественно, перевешивал. Дождавшись, пока оладьи подрумянятся с одной стороны, Лихарев ловко подкинул вверх ско­вородку. Оладьи в воздухе перевернулись и шлепнулись обратно другой стороной.

— Здорово! — восхитился Феликс. — Научите, дядя Юра!

— Это же совсем просто. Смотри — раз! — Лихарев широким блинным ножом поддел оладьи. — Два! — С особым вывертом подкинул сковороду. — И три! — Снова поставил сковороду на огонь.

Феликс попробовал проделать тот же трюк — и, конечно же, оладьи очутились на полу.

— Вот всегда так, — приуныл паренек. — Вчера кот­леты сжег.

— Попало от мамы?

— Немного. Вместо ужина пили молоко. С вареньем. Дядя Юра, а вы откуда знаете, что картофельные оладьи — любимая мамина еда?

— Да уж знаю. У нас в студенческом общежитии это блюдо называлось «Пища богов». Ставь тарелку с оладьями в духовку и будем накрывать на стол.

Они снова перешли в гостиную. Пока Феликс серви­ровал стол на троих, Юрий Глебович просматривал се­мейный фотоальбом. Не отрываясь от дела, Феликс ком­ментировал снимки.

— Это мы с папой на рыбалке. Папа двух окуньков поймал, а я — щуренка. Во-от такого! А это мы все на озере в Мещёре. Целый месяц в палатках — пред­ставляете? А это папа — на водных лыжах. Он и меня хотел научить. Не успел...

Феликс замолчал. Лихарев перевернул несколько ли­стов, надеясь отвлечь мальчика от грустных воспоми­наний. Но отовсюду на него смотрели счастливые, смею­щиеся лица отца, матери, сына...

— В следующее воскресенье, — осторожно начал майор, — мы всей секцией выезжаем на Клязьму. Пое­дешь с нами?

— Ладно, — вяло откликнулся Феликс. И вдруг за­говорил быстро, горячо, взволнованно. — Дядя Юра, как погиб папа? Маму я не спрашиваю, ей и так не­легко. Но вы... вы были папиным другом, вместе учи­лись. Расскажите! Я хочу знать все! Вы были с ним в тот день?

— Был, Феликс.

— И что? Неужели нельзя было как-то помочь? Лихарев поднялся, стал ходить по комнате.

— Сотни раз задавал я себе тот же вопрос. Веришь, я бы все отдал, чтобы в тот миг быть рядом, перехватить руку бандита... Прошло уже больше двух лет, а я все еще не могу осознать до конца... Мы с твоим от­цом преследовали опасного преступника. Кирилл был сильней, выносливей меня. Он вырвался далеко вперед, настиг беглеца, заставил его поднять руки. И вдруг тот обхватил живот, скорчился, застонал. Кирилл накло­нился к нему, чтобы узнать, что случилось, может быть оказать помощь. И в этот момент бандит снизу нанес удар ножом в грудь.