Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок.
Шрифт:
Беспокойство все больше и больше овладевало Пепе Реем.
Мысль о том, что его взгляды, к сожалению, расходятся со взглядами тетушкиных друзей, огорчила молодого человека, и он замолчал, опасаясь, как бы в конце концов он и сеньор Иносенсио не запустили друг в друга тарелками. К счастью, удары церковного колокола, призывавшего священника к такому важному занятию, как церковная служба, помогли гостю выйти из затруднительного положения. Благочестивый муж поднялся и попрощался с Пене так ласково и любезно, будто их связывали узы самой близкой и долголетней дружбы. Священник уверил молодого человека в своем желании быть ему полезным и
ГЛАВА VIII
НА ВСЕХ ПАРАХ
Через несколько минут картина в столовой изменилась. Дон Каетано, обретя отдых от благородных трудов в сладком сне, крепко спал в кресле. Донья Перфекта занялась домашними делами. Росарито сидела у окна, выходившего в сад, и смотрела на брата. Взгляд ее, казалось, говорил: «Брат, сядь со мной рядом и скажи все, что хочешь сказать мне».
Пепе Рей, хотя и был математиком, понял ее.
– Дорогая сестренка,- сказал он.- Тебе, вероятно, наскучили наши сегодняшние споры? Видит бог, я не хотел щеголять своими познаниями. Во всем виноват сеньор священник… Знаешь, он произвел на меня очень странное впечатление…
– Он превосходный человек! – возразила Росарито, радуясь возможности сообщить брату все необходимые сведения.
– О да, он превосходный человек. Это сразу видно!
– Когда ты с ним познакомишься поближе, ты увидишь…
– …что ему нет цены. В конце концов раз он друг вашей семьи, значит, он и мой друг,- заметил молодой человек.- И часто он к вам заходит?
– Каждый день. Он очень добр и ласков! И любит меня!
– Ну если так, мне начинает нравиться этот сеньор.
– По вечерам он заходит играть в тресильо,- продолжала девушка.- Когда смеркается, у нас собираются местный судья, прокурор, секретарь епископа, алькальд, сборщик налогов, племянник дона Иносенсио.
– А! Хасинтито, адвокат.
– Да, да. Он такой кроткий, смиренный. Дон Иносенсио души в нем не чает. С тех пор как Хасинтито вышел из университета в своей докторской шапочке… ведь он доктор двух факультетов и получил превосходный аттестат… Иносенсио часто бывает у нас вместе с ним… Маме он тоже очень нравится… Он прилежный и серьезный, по вечерам не ходит в казино и рано возвращается домой вместе с дядей, не играет и не проматывает денег. Он работает в адвокатской конторе дона Лоренсо Руиса, лучшего адвоката Орбахосы. Говорят, Хасинтито со временем станет крупным адвокатом.
– Дядюшка не слишком превозносил его,- заметил Пепе.- Мне очень жаль, что я болтал тут всякую чепуху об адвокатах. Не правда ли, мои замечания были очень неуместны, дорогая сестренка?
– Оставь, пожалуйста, на мой взгляд, ты во многом прав.
– Но, признайся, я был не совсем?..
– Нет, нет…
– Ты словно камень сняла с моей души!.. Я и не заметил, как вступил в этот досадный спор с почтенным священнослужителем. Мне искренне жаль…
– Я думаю,- сказала Росарито, ласково глядя на брата,- тебе будет трудно с нами.
– Что ты имеешь в виду?
– Не знаю, сумею ли я тебе хорошо объяснить, но мне кажется, тебе будет трудно привыкнуть к суждениям и взглядам жителей Орбахосы.
Но это только мое предположение.– О нет! Я уверен, что ты ошибаешься.
– Ты явился из других краев, из другого мира. Там люди очень умны и образованны, у них изящные манеры, остроумный разговор, да и весь их облик… Вероятно, я не смогу тебе хорошо объяснить, ты много знаешь… У нас нет того, что тебе необходимо: нет ученых, нет выдающихся личностей. У нас все слишком обыденно, Пепе. Мне кажется, тебе здесь очень скоро надоест… надоест до смерти, и ты уедешь.
Печаль, омрачившая лицо Росарито, в эту минуту показалась Пепе такой глубокой, что его охватило внезапное волнение.
– Ты заблуждаешься, дорогая сестренка. У меня и в мыслях этого нет. Да и мой характер и мои взгляды не отличаются от здешних. А если даже и так, то…
– То…
– То я совершенно убежден, что у нас с тобой, дорогая Росарио, не будет разногласий. В этом я не могу ошибиться.
Росарито покраснела и, пытаясь скрыть свое смущение под улыбкой, сказала:
– Только не выдумывай. Но ты прав, если хочешь сказать, что мне всегда будет нравиться то, что ты думаешь.
– Росарио! – воскликнул юноша.- Как только я тебя увидел, душу мою переполнила радость… и я почувствовал раскаяние: я должен был приехать в Орбахосу раньше.
– Ну уж этому я не поверю,- сказала девушка, стараясь за притворной веселостью скрыть свое волнение.- Так скоро?.. Не делай комплиментов, Пене… Ведь я всего-навсего простая деревенская девушка, говорю об обычных вещах, не знаю французского языка, плохо одеваюсь, почти не играю на фортепьяно, я…
– О Росарио! – страстно перебил ее молодой человек.- Я и раньше предполагал, что ты совершенство. Теперь я убежден в этом.
Тут вошла донья Перфекта, и Росарио, не зная, как ответить па последние слова брата, и чувствуя, что должна что-то сказать, взглянув на мать, проговорила:
– Ах! Я совсем забыла покормить попугая.
– Не беспокойся об этом. Почему вы сидите в комнате? Пригласи брата пройтись по саду.
Донья Перфекта улыбнулась с материнской нежностью и указала племяннику на видневшуюся сквозь стекла тенистую аллею.
– Пойдем туда,- сказал Пене, вставая.
Росарито, как птичка, выпущенная на свободу, метнулась к стеклянным дверям.
– Пепе очень образован, он, наверное, знает толк в деревьях,- заметила донья Перфекта.- Пусть он объяснит тебе, как делают прививку. Интересно, что он скажет по поводу тех маленьких груш, которые мы собираемся пересадить.
– Идем, идем,- нетерпеливо звала Росарио уже из сада.
Донья Перфекта подождала, пока они вдвоем исчезли среди
листвы, и занялась попугаем. Меняя ему корм, она приговаривала:
– Какой бесчувственный! Даже не приласкал бедненькую птичку.
Затем, надеясь, что ее услышит деверь, громко спросила:
– Каетано, как тебе понравился племянник?.. Каетано?
Глухое ворчание красноречиво свидетельствовало о том, что
антиквар постепенно возвращается в этот жалкий мир.
– Каетано…
– Да… да…- сквозь сон пробормотал ученый,- этот юноша, должно быть, как и все, ошибочно утверждает, что статуи Мундо-гранде остались еще от первого финикийского переселения. Однако я докажу ему…
– Но, Каетано…
– А, Перфекта… Хм! Ты опять будешь утверждать, что я спал?
– Нет, милый, могу ли я утверждать такую глупость! Скажи же, как тебе понравился этот юноша?