Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок.

Произнеся эти слова, Пене взглянул на своих слушателей, и, хотя в наступивших сумерках он не мог различить выражения лиц, ему показалось, что он видит на некоторых из них признаки горестного смущения.

– Так вот, сеньор дон Хосе! – воскликнул каноник, смеясь и торжествуя.- Статуя, которая с точки зрения вашей философии и вашего пантеизма кажется вам столь смехотворной,- это наша богоматерь-заступница, покровительница Орбахосы. Жители города настолько почитают ее, что готовы растерзать каждого, кто посмеет сказать о ней хоть одно дурное слово. История и летопись, сеньор мой, свидетельствуют о тех чудесах, которые она совершила, да и по сей день мы постоянно убеждаемся в ее покровительстве. Кроме того, не мешало бы вам знать, что ваша уважаемая тетя, сеньора донья Перфекта,- прислужница при святой деве и что одеяние, столь смешное на ваш взгляд, да… да… одеяние, показавшееся столь смешным вашему неблагочестивому взору, сделано в этом доме, а панталоны младенца Иисуса – произведение искусных рук вашей кузины Росарито, благочестивой девушки с чистым сердцем, которая сейчас слушает вас…

Пене Рей смешался, а донья Перфекта, не проронив ни слова, поднялась и направилась к дому в сопровождении сеньора исповедника. За ней поднялись остальные. Обескураженный молодой человек хотел было извиниться перед сестрой за резкие слова, но увидел, что она плачет. Бросая на брата взгляды, полные дружеского, нежного упрека, девушка воскликнула:

– Как ты мог!..

В это время послышался взволнованный голос доньи Перфекты, звавший: «Росарио, Росарио!» – и она побежала к дому.

ГЛАВА X РАЗЛАД НАЛИЦО

Смущенный и растерянный, Пене злился на других и на себя, пытаясь понять причину разногласий, возникших помимо его воли между ним и тетушкиными друзьями. Задумчивый и печальный, предчувствуя ссору, готовую вот-вот разразиться, он какое-то время сидел в беседке на скамье, повесив голову, нахмурив брови и опустив руки. Ему казалось, что он один.

Вдруг до его слуха донеслась напеваемая кем-то опереточная ярия. Взглянув, он увидел в противоположном углу беседки Хасинто.

– Ах, сеньор де Рей,- неожиданно произнес юноша,- нельзя безнаказанно оскорблять религиозные чувства большинства нации… Припомните, что произошло в первую французскую революцию…

Жужжание этого насекомого еще больше рассердило Пене. Он не испытывал ненависти к юному доктору. Просто тот надоел ему, как назойливая мошка. Рей почувствовал раздражение и, словно отмахиваясь от настырной осы, ответил:

– Что общего между французской революцией и одеянием пресвятой девы Марии?

Он встал и направился к дому, но не успел пройти и нескольких шагов, как рядом послышалось все то же жужжание:

– Сеньор дон Хосе, я должен поговорить с вами об одном деле. Это касается вас и может причинить вам некоторые неприятности…

– О деле? – спросил Пепе, останавливаясь.- О каком деле?

– Вы, наверное, догадываетесь,- сказал юноша, подходя к Пепе и улыбаясь с тем выражением, какое обыкновенно бывает у деловых людей, занятых чем-то очень важным.- Я хочу поговорить с вами о тяжбе…

– О тяжбе?.. Друг мой, вам, как хорошему адвокату, везде мерещатся судебные процессы и гербовая бумага.

– Как!.. Вы ничего не знаете о своем деле? – удивился Ха-спнто.

– О моем деле?.. Честное слово, я никогда ни с кем не судился.

– Тем более я рад, что предупредил вас… да, сеньор, вам предстоит судиться.

– Но с кем?

– С дядюшкой Ликурго и другими владельцами земель, расположенных рядом с так называемыми Топольками.

Пепе Рей изумился.

– Да, сеньор,- продолжал адвокат.- Только что между мной п сеньором Ликурго состоялась продолжительная беседа. Будучи другом этого дома, я хотел посоветовать вам поторопиться, если вы хотите все уладить.

– Но что, собственно, я должен улаживать? И чего хочет от меня этот прохвост?

– Кажется, какая-то речка, берущая свое начало в ваших владениях, изменила свое течение и заливает черепичный завод Ликурго и мельницу другого владельца, принося им значительные убытки. Мой клиент… он настоял, чтобы я помог ему в этом затруднительном положении… мой клиент, повторяю, просит вас восстановить старое русло и таким образом избегнуть новых потерь, а также возместить ему те убытки, которые он претерпел нз-за нерадивости владельца соседнего имения.

– Владельцем коего являюсь я?.. Если я приму участие в процессе, это будет, пожалуй, первый плод, который принесут знаменитые Топольки, ранее принадлежавшие мне, а теперь, насколько я понял, всем, потому что Ликурго и другие крестьяне из года в год постепенно прирезывали себе мою землю, и мне предстоит немало хлопот, чтобы восстановить прежние границы.

– Это совсем другой вопрос.

– Нет, не другой. Дело в том,- сказал инженер, не в силах больше скрывать своего негодования,- что я сам возбужу процесс против этих негодников. Они, вероятно, хотят так надоесть мне, чтобы я вышел из терпения и, послав все к черту, предоставил им возможность владеть награбленным добром. Посмотрим, существуют ли здесь адвокаты и судьи, которые осмелятся защищать позорные махинации этих деревенских законодателей, живущих судебными процессами и, как червь, подтачивающих чужую собственность. Молодой человек, я чрезвычайно признателен вам за ваше предостережение относительно опасных намерений этих негодяев, которые, очевидно,- сущие черти. Должен лишь заметить, что этот самый черепичный завод и мельница, на которые претендует Ликурго, принадлежат мне…

– Надо проверить, действительны ли еще ваши свидетельства о собственности, быть может, срок их действия уже давно истек,- возразил Хасинто.

– Какие там сроки!.. Я не позволю этим негодяям насмехаться надо мной. Надеюсь, судебные органы Орбахосы достаточно честны и справедливы.

– О, вне всякого сомнения! – не без хвастовства воскликнул молодой адвокат.- Судья превосходный человек. Он бывает в этом доме каждый вечер… Странно только, почему вам ничего не известно о претензиях сеньора Ликурго… Вас еще не приглашали в суд и не предлагали пойти на мировую?

– Нет.

– Должно быть, пригласят завтра… Мне очень жаль, что поспешность сеньора Ликурго лишила меня удовольствия и чести защищать ваши права, но что поделаешь… Ликурго так просил помочь ему в этом затруднительном положении. Но я обещаю вам изучить дело со всей тщательностью. Хитроумные законы землевладения – самое трудное в юриспруденции.

Пепе вошел в столовую в самом скверном настроении. Донья Перфекта беседовала со священником, а Росарио сидела одна, устремив глаза на дверь. Без сомнения, она ждала брата.

– Иди-ка сюда, бесстыдник,- обратилась к нему сеньора, не очень искренне улыбаясь,- ты обидел нас, великий грешник, но мы прощаем тебя. Я нисколько не сомневаюсь, что мы с дочерью невежды, не способные достигнуть тех вершин знания, где обитаешь ты, но, может быть… в один прекрасный день ты на коленях будешь умолять нас обучить тебя закону божьему.

Пепе ответил туманными, ничего не значащими любезностями и выразил свое раскаяние.

– Что касается меня,- вставил дон Иносенсио, придавая своим глазам ласковое, кроткое выражение,- то если в ходе наших праздных споров я и сказал что-нибудь могущее обидеть сеньора дона Хосе, прошу простить меня. Мы все тут друзья.