Три года счастья

В голове вертится «Свобода», а прощение давно кануло в никуда.

Устала прощать.

Устала бороться и быть лучше, если она такая же, как и тысячелетний монстр Клаус Майклсон.

Вчера случилось самое страшное социопатия взяла верх. Она ушла в себя.

Клаус Майклсон очень желает жить, поддерживать, любить, быть свободным и наслаждаться каждым прожитым днем. Он может свободно дышать, когда ему лучше, когда пытается склеить свою разбитую душу и не лишать счастье родственников. Социопатия может дремать, но она просыпается. Поэтому Хейли Маршалл, как Клаус Майклсон.

Под этими туманными небесами сама по себе

“Потеряй контроль, поднимись, выше выше, поднимись, выше выше.

Он отпустил ее и все.”

Отпустил, смотрел ей вслед, а кровь капала с его подбородка.

Смотреть, как волчица исчезает в густом смоге нависшем над городом.

Она одна.

Густой, серый смог.

Никакой кристальной белизны.

Только алая кровь.

Он понял, что сейчас она свободна, может бежать куда пожелает.

Может бежать в горы или укрыться в холмах.

А кровавые следы исчезнут с асфальта еще до наступлением рассвета.

Дьявол освободил ее истинную сущность с этим багряно-золотым рассветом.

Пришел меня проведать?

— Хочешь, чтобы я убрал объедки?

— Не осуждай, Элайджа. Я повела себя не хуже, чем обычно ведет себя Клаус.

Встает, ступает на холодный пол и кажется ей совершенно наплевать на то, что совершенно нагая.

Стоит перед ним, заледенела, в сердце больше нет боли, как и крови, которую она смыла.

Все ушло с убийством последней ведьмы, труп которой она притащила в особняк и теплой ванной.

Встала перед ним.

Вода стекает с волос на грудь, капает на живот, собираясь под ногами маленькими лужицами, и даже полотенца нет на ней, чтоб прикрыться. Она изгибает бровь, передергивает плечами — не от озноба или раздражения, а словно инстинктивно.

Ей наплевать, а он прекрасно научился маскировать эмоции.

В ней не осталось ничего от маленькой испуганной беременной от его брата волчицы, что когда-то нашла защиту у него. И все же глаза скользят по коже, останавливаясь на каждом изгибе, каждая капля и блики солнца. Он ненавидит себя за это, но не может совладать с инстинктами, хоть всегда славился контролировал эмоции.

Пусть Хейли уходит, а не стоит тут перед ним нагая, идеальная и желанная.

Знает, что нельзя ее желать и это нужно принять.

За тысячу лет Элайджа научился прятать эмоции, маскируя учтивостью все, что не следовало видеть посторонним.

Грехи прячет за красной дверью.

Любовь и похоть, Кетрин Пирс за черной.

Вот кто она — посторонняя. Он должен перешагнуть, подать белое махровое полотенце выбросить из головы уйти.

Уйдет она.

— Я бы хотел, чтобы ты равнялась на кого-то получше, чем Никлаус.

— Я теперь гибрид. У меня нрав оборотня и жажда вампира. Эти ведьмы хотели убить моего ребенка, они годятся только для еды. Дай пройти.

Задевает плечом. Она как яд, как отрава, — стучит в голове.

Она со временем сумеет заглушить совесть.

Если бы она знала, что значит для него, но сейчас Хейли наплевать. Сейчас Хейли Маршалл должна справится с эмоциями, в сердце пустр и вернуть свою дочь, а на остальное ей наплевать.

Ей наплевать на него.

Ему не наплевать.

*** Мистик Фоллс. 2014 год. ***

Она продержалась две недели.

Они знают и если бы она могла отмотать время назад, то Кетрин Пирс бы не сходила с ума, не плакала.

Все же недостойна счастья.

Она желала получить все: дочь, Стефана Сальваторе и жизнь о которой всегда мечтала.

Все так ждали, чтобы она сдалась и плакала.

Она всего на секунду замечталась о счастливой, новой жизни

« Дорогой дневник, я люблю свою жизнь. Серьезно, быть Еленой Гилберт лучшее, что когда-либо случалось со мной. Наконец у меня есть все, чего я хотела: я молода, здорова, красива. Все меня любят. Но самое лучшее то, что я снова вампир. И теперь, когда я исправила твою единственную ошибку, которую ты когда-либо совершала, любовь к Деймону Сальваторе, я собираюсь вернуть обратно то единственное, чего я всегда хотела.»

Ей всегда и всего мало.

Кетрин Пирс желает получить Стефана Сальваторе.

Кетрин Пирс, кажется перестала думать и ослеплена любовью к Стефану Сальваторе.

У нее уже намечен план по соблазнению Стефана Сальваторе на несколько недель вперед.

Но все рушится.

У нее ничего не получится.

Кажется Метт Доновон прав. Он был в подобной ситуации у него тоже непутевая мать, которая всегда будет врываться в жизнь, как ни в чем не бывало. Мать, которую он всегда прощал, только потому что она его мать.

Все равно не так.

Сидеть друг напротив друга и разговаривать.

Сидят лицом к лицу.

Метт добивает ее, но он прав и ему было так же больно и он знает, каково это.

— Ты прошла через все эти неприятности, чтобы спасти свою маму, но она интересуется только Стефаном.

— Это Кетрин. Я и не ожидала мамо-дочкиных пьяных завтраков.

— Да, но чего-то ты же ждала.

— Ты будешь играть в карты или что?

— Послушай. Я был в такой же ситуации, что и ты. Моя мать постоянно исчезала на несколько недель, а потом объявлялась, как гром среди ясного неба, словно ничего не было. Пока ты узнаешь, я побуду у плиты и зажарю ей сыр.

— Это не так.

— Нет? Она решает когда ты достойна её внимания, но знаешь что. Ты никогда не будешь интересна ей больше, чем очередной парень, с которым она захочет переспать.

— Мэтт, ты скажешь что угодно, чтобы помочь Елене. Я не идиотка.

— Ты идиотка если думаешь, что Кетрин выберет тебя, потому что она не выберет.

— А знаешь почему ты делаешь все эти сендвичи? Потому что в ту же секунду как твоя мать вернется в твою жизнь, ты забудешь все ужасные вещи, которые она сделала, потому что в конце концов она все еще твоя мама, и ты ее любишь.

Тот, кто ей нужен в не зоны доступа.

Ее дочь умирает от укуса Тайлера Локвуда и она знает, что ее не спасти.

Мир обрушился.

Это будет финалом истории и Кетрин Пирс поняла это, как две минуты назад.

Он больше никогда не ответит.

Ее дочь больше никогда не увидит рассвет.

Она и вправду ужасная мать и лучше бы Надя никогда ее не знала, а жила иллюзией о семье и хорошей матери.

Ее дочь больше никогда не откроет глаза и не легко принять это.

Принять боль и потерять единственного ребенка.