Три холма, охраняющие край света

Драу смог уйти в стену, а я не смог. Поэтому он сразу же вернулся, чтобы мне не оставаться одному.

Значит, Лидочка тоже смогла уйти в стену. Но она оставила одну вещь…

Надо скорее отнести её хозяину. Рассказать-то что получится. Драу торопит. Скоро в доме будет очень плохо. Хорошо, что Лидочки там уже нет.

ГЛАВА 47

–  Да помню я вас прекрасно, сеньор Родриго!
– сказал кум Понсиано на своём кое-каком английском.
– Вы к нам ещё с двумя своими мальчишками приезжали. Игра удалась. Три - один, всё по-честному. Я тогда не музей охранял, а одного Паблито.

–  Да-да, - кивнул семнадцатый герцог Блэкбери.
– Я тоже помню вас, Понсиано. Хотя… Меня, вероятно, трудно было узнать?

–  Врать не стану, экселенц, даже для старой ищейки вроде меня это было нелегко…

В самом деле, вместо блестящего светского льва, спортсмена и оратора на колченогом табурете (единственном в квартире) сидел обычный тощенький бомжик в растянутой выцветшей футболке с эмблемой 350-летия города Малютина, каковой юбилей прошёл ещё чёрт знает когда. Довершало наряд лорда синее трико с пузырями на коленях.

–  Ну, проклятые припадки меня ещё и не в такие места заносили, - сказал герцог-папа.
– В Дарфуре было погорячей. Я там, оказывается, какие-то племена поднял, мне поклонялись и да же, кажется, приносили жертвы. Да, порой экстравагантность заводит нас слишком далеко… Не много пива, сэр?

Вера Игнатьевна в это время объясняла Кате и Катиной маме, кто такой их внезапный постоялец.

–  Он у себя в Англии очень большой человек. Знатный. Только он больной, а когда он больной, ему, Аля, кажется, что он вовсе не он, а другой, ещё неведомый изгнанник…

–  Пьёт в три горла, - понимающе кивнула Алевтина Анисимовна.
– Хуже!
– искренне воскликнула учительница.
– Книжек начитался! Как Дон Кихот. Только книжки были другие. А потом у них сын пропал, он и вообще с катушек съехал… Другого сына чуть не прикончил. Я про него в Сети читала, но вот не думала, что живьём увижу…

–  Жена-то как мучится, - пожалела малютинская алкашка далёкую британскую герцогиню.

–  И не говори, - махнула рукой Вера Игнатьевна.
– Во всём мире наше бабское счастье одинаково.

–  Я его в роще нашла, - сказала Аля Беспрозванных.
– Думала - мужики наши его вы рубили, раздели и бросили. Слышу - нет, вином не пахнет. Может, он диабетчик, думаю. Нет, ацетоном тоже не пахнет. Но не бросать же человека!

–  Жалостливая больно, - поджала губки Катя.
– Зверей без меня хватает, - хмыкнула мать.

–  Ой, нельзя мне вас так оставлять!
– воскликнула Вера Игнатьевна.
– Эти деньги у вас мигом вытянут. Нет, надо что-то придумать. Может, вам вообще отсюда уехать?

–  Да куда отсюда уедешь… - с великой тоской сказала Алевтина Анисимовна.
– Отсюда никуда не уедешь…

–  Вот так я себе всю жизнь и твердила, - вздохнула Вера Игнатьевна.
– Вот и просидела лучшие годики. А ты меня чуть не вдвое моложе, Алька! Слушай! Испанец-то мой - разведённый!

–  Не смотри, что из ментов, он по жизни безобидный и детей любит. Бери его за хобот, пока загранбраки опять разрешили… Только смотри - винища в Испании хоть залейся, и если ты снова начнёшь…

–  Не начнёт - она Муллианчика боится, - сказала Катя.
– А так - он правда симпатичный, толстый такой… Только чур Люську и Никифора мы с собой возьмём! Мама! Тётя Вера! Мы про Муллианчика забыли! Вдруг его уже продали иностранцам или учёным на опыты - ему нельзя! Ему даже креститься нельзя, не то что к учёным!

–  В самом деле, - сказала учительница.
– Девочка права. Только как же мы в таком виде в сиротский дом попрёмся? Психа нашего придётся взять с собой… Всё-таки герцог, так будет солиднее… Аля! Я, конечно, понимаю, что готовое платье - это ужасно, но где у вас ближайший магазин?

Тут раздался страшный, с треском, удар в дверь.

–  Это за мной, - сказал лорд Родерик Блэкбери и втянул голову в плечи.

ГЛАВА 48

«Терри, дядя Серёжа. Если вы меня слышите, значит, я ушла. Дядька, не устраивай, пожалуйста, самосуд. Тебя просто сразу пристрелят, и Терри за компанию. Никон тоже по-своему несчастный человек. Его хозяева куда страшнее.

Я вот всё не понимала, Дядька, за что ты не любишь власть. Я на нее ложила - и всё. А теперь понимаю. Они живут для того, чтобы всё испоганить. Как ты и говорил, больше они ничего не умеют делать ни головой, ни руками. Они живут для того, чтобы мы сдохли. У них такая задача. Поэтому они - власть.

И они давно, очень давно знают про Три Холма. И очень хотят, чтобы их туда пропустили. Они думают, что рисунок - это пропуск. Они будут его с тебя требовать в обмен на меня. Но теперь ты знаешь, что меня здесь нет. Надеюсь, что ты сожжёшь эту проклятую картинку, нарисованную неизвестно кем и неизвестно зачем. Три банана им в иллюминатор, а не Край Света.

Терри, успокойся. Ведь твой брат тоже пропал, но ты же веришь, что он вернётся? Скорее всего, мы с ним встретимся, и я скажу ему, чтобы шёл домой. Не грусти, герцог. Потерпи. Не суй никому в вербальник. Это Россия. Она сегодня вот такая.

Прости, что я над тобой смеялась, и вообще. Это я так люблю. Вообще-то я не хочу никуда уходить. Но ее ли так получается. Если жить не дают, то и не надо.

Мне говорили, что я предала Родину, раз уехала учиться за рубеж. Предала Родину, если не хочу добровольно отдать свои деньги. Предала, если не помогаю им заполучить эту картинку - провалилась бы она. Раньше я думала, что такие люди только в книжках Солженицына бывают. А их, оказывается, до фига. И у них всё по-прежнему.

Потом у них начался какой-то кипеж, и все разбежались. А меня заперли в покоях Дианы Потаповны.

Но я же не зря сказала, что сама могу нарисовать эту картинку. Есть чистая белая стена и куча разноцветной косметики.

Идиоты! Это не пропуск. Это сигнал бедствия. У меня должно получиться. Если я ушла - значит, я чего-то стоила. Я вернусь, когда смогу. Прощайте»

…Каждый день, о Юнекара, Очищайся от дурного! Каждый день, о Юнекара, Побеждай несовершенство! И тогда всё зло, что в теле Благородного ульвана, К сожалению, гнездится, Воплотится в чёрном драу - Ты же будешь бел и чист!