Три холма, охраняющие край света

Кум Понсиано сказал:

–  Телефон он отключил и бросил в горный поток. Паблито надо знать. У него не только суставы титановые. У нас в Пиренеях иные ребята партизанили до тех пор, пока в Мадриде не сдох каудильо. А Мендисабали из этой же породы. Так что если девочку вычислят, то не по его вине.

–  Кстати, - сказала Вера Игнатьевна.
– Вот только рассветёт - и мы поедем к ней. Быстро нам тут адресок нашли… Всё-таки польза от нас будет… Правда, мы в тельняшках, зато нас мало, не напугаем…

…Шотландская парочка готова была уже покончить со всей малютинской преступностью разом, когда двери кабинета распахнулись и в штаб ворвался загнанный майор Одинцов.

Не говоря худого слова, он выхватил табельное оружие и выстрелил в потолок, потому что иначе на него не обратили бы никакого внимания до самого утра.

Дальше ему полагалось бы воскликнуть: «Запасайтесь, дьяволы, гробами!» - но майор не читал Зощенко.

–  Участковый Демидов доложил: девушку увезли в Китайскую Стену, - только и сказал он.

…«Горе! Горе!
– закричала Пенобёдрая Алкира,- Горе нам - с тех пор, как люди Вероломно убежали, Подло кинувши ульванов, Молоко, едва оставив Вымя козье иль коровье, В пищу боле не годится - Желчью сделалось оно!»

ГЛАВА 43

У-у-у, Чуня!

Разве это имя для бойца? Да с такой кличкой действительно можно провести всю собачью жизнь на диванной подушке.

Я знаю, что у меня есть настоящее имя, и оно записано в настоящем паспорте, и знаю, где хранится этот паспорт, но не умею читать. Собачьи глаза для этого не предназначены.

К сожалению, имя у меня такое длинное, что в жизни им пользоваться никак нельзя. Поэтому его сократили. Отсюда Чуня. Имя с бантиком.

Когда появилась Лидочка, жить стало веселее. Нет, раньше тоже было неплохо - лисы, волки, волчицы, погони, схватки. Этот взбесившийся медведь, скелет смердящий. Не спится ему, видите ли! Но всё равно его жалко. У него нет хозяина. Даже такого, как мой.

Поэтому моя главная забота - дом. Без меня хозяин давно бы уже сгорел, замёрз, задохнулся, околел от голода и утонул в бочке с дождевой водой. А следом за ним все эти цыплята, утята, поросята и кролики. Всё на мне. Хозяин иногда бывает хуже слепого щенка.

Часто он забывает, что собаке нужно чесать пузо. Собака, которая чешет пузо сама себе, выглядит противоестественно. У неё нарушается психика.

Лидочку я помню, хотя и не должен бы. Она была тогда маленькая, а я, считай, и вовсе чутельный. Но хозяин поверил мне, а не книжкам и кинологам. Я хищник. А хищники не сидят у людей на руках, хотя некоторым очень хочется.

Ещё веселее стало, когда появился Трорд. У него тоже был хозяин, но хозяин этот ничего не умел, а Трорд умел многое - глотать свет, глушить темнотой, катиться на растопыренных лапах и уходить от человеческого глаза. Сперва я думал, что они воры.

Хозяин Трорда кричал страшные слова, но на самом деле он не страшный, а больной, и несло от него болезнью. Трорд тоже воняет нестерпимо, но он-то здоров. Просто он так пахнет.

Нам понравилось бороться. Если бы Лидочкин Дюк не полез бы нас разнимать, мы боролись бы до света. Но Лидочка так перепугалась, что мне пришлось шугануть Трордова хозяина. Только не сильно, а чтобы мог вернуться.

Они и вернулись. Трорд не умел мне объяснить, что его хозяину нужно, потому что и сам не знал. Поэтому я отобрал у них сумку, чтобы показать своему хозяину - может быть, он поймёт, что и зачем. Но повозились мы на славу.

А на третий раз Трорд остался со мной, потому что от его хозяина перестало пахнуть болезнью и теперь он сам мог о себе позаботиться. А мой новый друг стал свободен.

Трорд лучше всяких кроликов и поросят, потому что он настоящий драу. С ним можно бороться, разменивать цыплят и вести умные беседы.

Я даже рассказал ему, что у людей тоже есть хозяин, только он живёт где-то в другом месте. Никто его не видел. Драу поднял меня на смех и сказал, что всё устроено совсем не так.

А как - я узнать не успел, потому что случилась беда с Лидочкой.

ГЛАВА 44

–  Я вас буду ждать, - сказал сержант-водитель.
– Тут район нехороший, вы сразу вниз, если что. Тут по пьянке убьют и не заметят. Лучше бы мне с вами пойти…

–  Спасибо, Алёша, - сказала Вера Игнатьевна.
– Не будем людей пугать. Всё-таки раннее утро…

–  Айм полисмен туу, - сказал кум Понсиано. Его не удивляли ни презервативы, свисающие с перил, ни хрустящие под ногами шприцы, ни чёрные провалы в ступеньках, ни граффити на стенах. Впрочем, один лозунг его спутница перевела:

–  «Власть рабочим. В крайнем случае - студентам!»

Сеньор Давила захохотал. От него шарахнулся спускавшийся вниз мужичок с авоськой. У кума Понсиано одна ляжка весила больше, чем весь этот мужичок.

Дверь искомой квартиры нашлась на четвёртом этаже, залатанная фанерой, без номера и без звонка.

На стук почти сразу же открыли. За дверью стояла девочка лет восьми, светленькая, маленькая, в белой застиранной кофточке и шортах.

–  А мамка не пьёт!
– радостно сообщила она первым делом.

–  Ты Катя Беспрозванных?
– спросила учительница.

–  Я! А вы матросы? Я рано встала. Я знала, что вы приплывёте…

–  Матросы!
– весело сказала Вера Игнатьевна.
– Я морячка - он моряк. Веди в дом, хозяйка, знакомиться будем…

–  Мамка скоро со смены вернётся, - сказала Катя Беспрозванных и сделала шаг в сторону, пропуская взрослых.

Ни Веру, ни кума Понсиано нельзя было напугать нищетой. Но когда нищета чиста и аккуратна, она поражает особенно сильно. Диван здесь сложен был из картонных коробок, застланных дырявым гобеленом с оленями и немецкими охотниками. На коробке же стоял ламповый приёмник «Балтика» и вполне себе работал, подмигивая зелёным глазом. На приёмнике сидела ворона в жестянке из-под киноплёнки. Одна лапка у птицы была перевязана. Что интересно, рыже-белая кошка не обращала на ворону никакого внимания. На кошку, в свою очередь, не обращал внимания бородатый, лохматый и хромой пёсик, пересекавший комнату. На гостей он тявкнул, но как-то формально, без души. На подоконнике стояла банка с водой, и там тоже кто-то жил…