Три Л

Лем вышел из душевой, заставляя себя улыбаться, и заговорил весело-равнодушным тоном:

– Ну всё, пора на работу. Ты извини, в ближайшие дни не получится встретиться – дежурю без выходных, надо себя в форму привести.

– Ну ла-адно. – Она говорила, наигранно надув губки и едва уловимо растягивая слова – уже готовилась к выходу в свет. – А я хте-ела тебя с подру-угой познако-омить, пхвастаться.

Лем еле сдержался, чтобы не спросить: «секс-куклой?» – и «огорчённо» вздохнул:

– Не получится. Я на самом деле подрасслабился, нужно в спортзале поработать. Давай в пятницу?

– Я не смгу-у, я в субботу уезжа-аю. – Наташка явно обрадовалась его словам, но точно так же притворялась огорчённой. – Ну, тогда пока-а?

– Пока!

Он закрыл за ней дверь, полез в шкаф за чистой рубашкой… и замер, поняв, что у него нет ни одной вещи, купленной им самим: всё было или казённым, или дарёным. Снова нахлынули воспоминания о детстве. Тогда у него тоже всё было казённым, приобретавшимся только для того, чтобы «образец» товарно выглядел. Нет! Всё это в прошлом! Он – свободный человек!

>*<

Во время дежурства поразмыслить над услышанным не удалось: в этот день мелкие воришки и просто хулиганы словно специально искали приключений для себя и окружающих, и к концу дежурства Лем мечтал только о том, чтобы сесть, наконец, и ни о чём не думать. Даже есть не хотелось. Хорошо, что «Баялиг» огромный, в нём собрано всё, что нужно человеку, в том числе несколько видов саун и бань, бассейны и спортзалы. Поэтому, наскоро перекусив в дешёвой забегаловке фуд-корта, парень отправился на «этаж здоровья», на котором не появлялся уже недели две. Беговая дорожка и тренажёры – что может быть лучше для уставшего за целый день стояния тела?

Лем планировал закончить всё небольшим спаррингом с кем-нибудь из коллег, а потом расслабиться в настоящей русской бане, в которой даже веники были, на любой вкус: жёсткие, как жесть, обжигающие дубовые, такие же жёсткие, хлёсткие, словно плети, и ароматные эвкалиптовые, и самые лучшие, клейко-нежные шелковистые берёзовые. Хорошая баня – не меньшее удовольствие, чем ночь с девушкой, а учитывая подслушанный разговор, даже большее, потому что пар, в отличие от человека, никого не продаёт и не покупает.

Но в зале для борьбы Лема поджидал очень неприятный сюрприз: у стены в ряд стояло несколько новеньких спарринг-манекенов, точно таких же «болванов», какие он знал по центру.

– О, привет! – окликнул его один из коллег, чернявый, поджарый и как пёс преданный комплексу Денис. – Давно не появлялся. Смотри, какие нам штуки поставили. Во!

Он с гордостью продемонстрировал серию ударов по манекену, таких, какие в тренировке с людьми полностью исключены: в запретные зоны, да и сила такая, что человека убить можно.

– Во! Видал? С этими болванами делай что хочешь, они точно не ответят. Даже если настроишь на максимальный ответ – не покалечат. Крутяк! Выбирай.

– Нет! – Лем смотрел на фигуры-обрубовки (откуда он знает это слово?) и видел не их, а самого себя. – Нет, не хочется. Привык с человеком тренироваться.

– Ну и дурак! Человеку-то так не врежешь. – Денис с разворота въехал ногой в живот манекену, на табло за куклой высветилась надпись – перечисление смертельных травм, которые получил бы человек при таком ударе.

Лем смотрел равнодушно – выработавшаяся за жизнь привычка контролировать мимику и голос. «Его можно бить как хочешь».

– Ладно, я в баню. Пока.

Он ушёл из зала, зная, что больше никогда не вернётся сюда. И постарается не стоять на дежурстве в паре с тем, кто сейчас неистово крушил манекен. Робот выдержит – Лем знал это. Выдержит, потому что его обкатывали такие же пьяные от возможности бить во всю силу экспериментаторы центра.

Ласковый жар парилки и шелковистость веников немного помогли: Лем успокоился, даже получил от бани удовольствие. Но потом пришлось возвращаться в обычный мир, сутолоку и кажущийся хаос торгового комплекса – хаос, имеющий свой смысл, законы и свою логику. Две почти бессонные ночи давали о себе знать, и Лем, протолкавшись к лифту, поехал не в клуб, а к себе, отсыпаться. И впервые за эти месяцы заказал не «настоящий мужской ужин», а сладкую булку и бутылку молока, так ненавидимые им в детстве.

>*<

Утром новые, разбуженные вопросом Жаклин мысли вернулись и на свежую голову стали ещё более чёткими и болезненными. Все нестыковки, непонятные, но подмечавшиеся им мелочи, намёки, поведение любовниц, усмешки коллег начали складываться в цельную картину, и она пугала Лема.

Кэт на самом деле не ревновала своих бывших любовников. Она на них зарабатывала, так, как любящая хозяйка зарабатывает на породистых псах-производителях. Ведь любовь к собаке сравнима с материнской, и человек может пожертвовать собой ради питомца, но в то же время ему и в голову не придёт спрашивать у собаки, чего она хочет. «Хозяева устраивали по своей прихоти жизнь слуг и рабов, даже детей, считая себя их благодетелями», – вспомнились Лему рассказы Лены.

Кэт всех своих сотрудников и бывших любовников (многие охранники и консультанты хотя бы раз побывали в её спальне) считала семьёй и искренне переживала за каждого, что не мешало ей зарабатывать на них, и больше всего – на Леме. Именно поэтому ему всегда давали большие премии, по сути – крохи от приносимого хозяйке «пирога».

Всё было просто и понятно для обычного человека, но не для не имевшего никакого опыта мальчишки. Она сама сводила его с женщинами, иногда лично знакомя, иногда словно вскользь замечая: «Какая симпатичная девушка тебе улыбается». Он, привыкнув к тому, что им всегда явно управляют, не замечал, что и здесь было такое же руководство, неявный, но чёткий приказ. Вряд ли Кэт с самого начала планировала это, просто у неё был талант извлекать выгоду из любой ситуации. И вряд ли она получала от женщин деньги напрямую. Зачем? Это её здание, её магазины, рестораны, клубы. Все его любовницы покупали ему подарки именно здесь, Кэт же не тратила на него ни копейки. Он всегда был одет, обут, великолепно причёсан, отлично накормлен, и это не просто ничего не стоило хозяйке, а приносило большой доход и почти материнскую радость за такого успешного сотрудника.

За год он снял со своего счёта хорошо если двадцатую часть – на карманные расходы, необходимые, когда одна пассия уже упорхнула, а другая ещё не появилась. И эти деньги – стопка ярких пластиковых купюр, старомодная в конце двадцать первого века наличка, – до сих пор лежали у него в комнате. Остальным владела Кэт, наверняка получая неплохие проценты с его нетронутого счёта. Она бы наверняка отдала всё при первой же просьбе, но какое это имело значение, если потратить деньги он мог лишь в магазинах комплекса. Он, как и планировали когда-то его создатели, стал настоящим «компаньоном», принося доход и удовольствие многим людям, мало того, он охранял тех, кто им пользовался, как… как секс-куклами – запрещёнными, но всё равно собиравшимися подпольными умельцами роботами для постельных утех и извращений. Он даже дешевле этих кукол!

Лем взглянул на часы: через двадцать минут он должен быть на дежурстве. Работа, которая ещё вчера казалась ему просто скучной, но нужной, вдруг стала противна – до боли, до тошноты. Он на самом деле цепная шавка Кэт. Нет, не шавка, а породистый пёс, которого любят… пока он остаётся всего лишь верным псом, иначе его, как ту самую шавку, накажут так, что мало не покажется.

– Слышал новое распоряжение? – встретил его вопросом напарник. – С той недели все сотрудники обязаны постоянно носить комы. У кого они уже есть – зарегистрироваться в отделе безопасности, у кого нет – выдадут служебные. Круто, правда? Кому-то дорогущая цацка, а нам их бесплатно дадут. О! У тебя уже есть? Та блондиночка подарила?