Три лилии Бурбонов

– Он был нравственным, добросовестным, - пишет Генриетта Хейнс, - во многих отношениях достойным восхищения; но его угнетало чувство собственной значимости, он был совершенно лишён чувства юмора и был убеждён, что всегда и во всех случаях прав. Он, в отличие от многих мужей королевской крови, не нарушил брачного обета, но относился к своей девушке-жене с резкостью, которая мало чем отличалась от недоброжелательности, и это при том, что она всегда стремилась выполнять свой долг, а он всегда искренне любил её.

В свой черёд, англичане описывали свою новую королеву как «красивое существо» с «большими чёрными глазами», «красивыми зубами» (?) и «большим ртом… красиво очерченным».

Карл приблизился к своей юной жене, которая хотела встать перед ним на колени, но он не допустил этого. Оба нервничали и после неловкого объятия король отступил назад, а она начала говорить речь, предписанную этикетом:

– Сэр, я прибыла в страну Вашего Величества, чтобы быть в Вашем распоряжении и подчиняться Вам…

Однако от волнеия она не могла продолжить и разыдалась. Тогда король поцеловал её и сказал, что будет продолжать делать это до тех пор, пока она не успокоится. После чего мягко добавил:

– Ваше Величество попали в руки не врагов и незнакомцев, как Вы в страхе предположили, а в мудрое распоряжение Бога, который пожелал, чтобы Вы оставили своих родственников и прилепились к своему супругу.

Заметив, что он при этом посмотрел на её ноги, желая узнать, не добавила ли она себе роста с помощью каблуков, Генриетта Мария, которая едва доходила Карлу до плеча, немного приподняла юбки:

– Сир, я стою на своих собственных ногах; искусство мне не помогает, это мой рост, ни выше, ни ниже.

Затем она представила ему свою свиту, и, поскольку ей хотелось есть, король велел сразу же принести холодную закуску и подавал ей из своих рук фазана и прочую мелкую дичь. хотя её духовник отец Берюль, неподвижно стоявшиий рядом, предупредил её, что пора поститься, так как это был канун дня святого Иоанна.

В отличие от французов, Карл I был вполне доволен женой, о чём свидетельствует его письмо королеве-матери:

– При моей первой встрече с ней в Дувре я не мог ожидать большего проявления любви и уважения, чем она выказала мне.

Первая просьба Генриетты Марии, когда она оказалась наедине с Карлом, была такова:

– Прошу Ваше Величество не сердиться на меня, если по молодости или незнанию обычаев Вашей страны я допущу какие-нибудь ошибки.

Вечером того же дня возник первый повод для спора: дочь старой гувернантки Генриетты Марии, госпожа де Сен-Жорж, настаивала, чтобы сесть вместе с царственными супругами в одну карету, которая должна была доставить их в Кентербери, где архиепископ должен был благословить их брак согласно англиканскому ритуалу. Юная королева принялась тут же оживлённо объяснять Карлу, почему её дама претендует на это право. В свой черёд, послы пояснили королю, что, скорее всего, такие инструкции госпоже де Сен-Жорж дала Мария Медичи. С холодным видом Карл I уступил, в то время как Тильер опять сьехидничал:

– Скорее всего, Его Величество поступил так из-за заявления послов, чем карсноречия жены.

Вероятно, с этого момента король почувствовал сильную неприязнь к любимой даме Генриетты Марии.

Наконец, они стронулись с места, лавируя среди ликующей толпы, но вскоре были остановлены деревенскими жителями, собравшихся на поле для игры в мяч, чтобы попривествовать свою новую королеву. При этом один лондонец заметил, что английские крестьянки в своих простых нарядах затмевают элегантных француженок, кроме королевы и «герцогини де Шеврёз, которая, хотя и красива, но слишком сильно накрашена». Кстати, Шевретта позже хвасталась, что именно она научила Генриетту Марию краситься.

Прежде, чем войти в промозглый Большой зал аббатства Святого Августина в Кентербери, королева отыскала глазами в толпе Джермина, который выделялся своим ростом и пышной рыжеватой шевелюрой. Однако вряд ли она смогла что-либо прочитать на его красивом лице с изящным носом, чистой кожей и тяжеловатым тщательно выбритым подбородком: за три года дипломатической деятельности Генри прекрасно научился владеть собой. Его могли выдать только блестящие тёмно-серые глаза.

Известно, что первая брачная ночь Генриетты Марии состоялась после банкета в ночь с 24 на 25 июня там же, в Кентербери. Королева первая покинула зал в сопровождении герцогини де Шеврёз. Можно представить себе, какие советы дала невинной девушке эта распутница!

– Оба супруга удалились в свои апартаменты, - пишет очевидец, - и Карл не согласился подчиниться странным обычаям, которые в то время сопровождали королевские бракосочетания в Англии, таким, как разрезание свадебного торта, подношение напитка, смешанного с молоком и вином, снятие чулок, и другие выходки этого рода, совершенно не отвечающие утончённым вкусам Карла I. Он поспешил закрыть дверь перед носом светской публики, которая хотела последовать за ним в комнату для новобрачных, и, отослав даже своих самых близких слуг, собственноручно запер семь дверей, убедившись, что они действительно закрыты, с помощью целой связки ключей.

На следующий день Карл сообщил близким друзьям, что он после своей первой брачной ночи «весел», а его жена «очень меланхолична».

– Можно с достаточной степенью уверенности предположить, что брак осуществился, мягко говоря, без особой страсти, - заметил писатель Мишель Дюшен.

Вскоре длинная процессия нарядно одетых дворян и слуг выехала из Северных ворот на дорогу, по обочинам которой росли дикие маки и шиповник. Чтобы сделать мужу приятное, королева надела зелёное платье, в тон его наряду. Карл же, как следует из мемуаров кардинала Ришельё, в этот раз решил ехать верхом, а жену «посадил в карету, полную английских дам, подальше от француженок, которых она привезла с собой. Поэтому она не могла без слёз думать о себе, юной принцессе, иностранке, оказавшейся (сегодня, в день её вьезда в столицу) совершенно одной среди людей другого языка и вероисповедания, отделённую от тех, кому она доверяла. Несмотря на слёзы, ей не удалось добиться, чтобы хотя бы одной её фрейлине дали место в карете, так как королевские послы настояли на её отъезде».

Таким образом, это было первое, но, к сожалению, не последнее трение, возникшее между супругами.

В Грейвсенде все погрузились на флотилию богато украшенных барж. Из-за эпидемии чумы, свирепствующей в столице, король принял решение, что Генриетта Мария прибудет в Лондон по воде. Королевскую баржу буксировало судно с двенадцатью сильными гребцами под громкие звуки труб. За баржами придворных и слуг следовали многочисленные лодки лондонцев, которые также собирались на берегу реки и криали:

– Да здравствует король Карл! Да здравствует королева Мария!

В ответ королева улыбалась и махала рукой. Одно переполненное судно опрокинулось, но никто не утонул. Генриетту Марию встретили 1500 пушечных выстрелов. Как только она приблизилась к Тауэру, пятьдесят кораблей приветствовали её стрельбой. А потом с башни снова раздались пушечные выстрелы. При этом лондонцы самодовольно говорили друг другу:

– Клянусь честью, маленькая мадам до этого никогда не слышала такого грохота!