Три лилии Бурбонов

– Ваше Величество, лучше погибнуть одному человеку, чем Англии и всей королевской семье!

После чего добавила, что «как только варварские революционеры получили подпись короля, они, не обращая внимания на королевский приказ об обратном, поторопились предать свою жертву смерти…» Ну, что же, Карл I поступил, как обычно: сначала принял решение, а потом отменил его, вероятно, чтобы снять с себя всякую ответственность.

В среду, 12 мая 1641 года, Страффорда доставили на Тауэр-хилл. Архиепископ Лод протянул ему сквозь тюремную решётку руку, чтобы дать графу последнее благословение, прежде чем потерять сознание. Храбро встретившись лицом к лицу с толпой в более 100 000 человек, Чёрный Том положил голову на плаху и топор палача опустился на его шею.

– Король испытал крайнее горе, - пишет Карола Оман, - королева пролила много слёз. Оба ожидали, что эта смерть рано или поздно лишит одного жизни, а другого – всякого утешения в этой жизни.

Тем временем парламент распустил королевский двор и уже во второй раз Генриетта Мария оказалась без слуг. Некоторые из тех, кому она больше всего доверяла, такие, как леди Карлайл и граф Холланд, выступили против неё, и ей пришлось увидеть, как католиков ненавидят и преследуют так, как никогда в истории Англии.

Епископ Ангулемский заявил, что дела требуют его срочного присутствия во Франции и уехал. Духовника королевы же арестовали и после жёсткого перекрёстного допроса отправили в Тауэр. Правда, после короткого заключения отца Филиппа отпустили. Ришельё, узнав об его аресте, выразил своё отвращение по поводу «этого дальнейшего проявления безумия англичан». Что же касается казни Страффорда, с которым кардинал не был знаком, то он авторитетно заявил:

– Англичане были настолько глупы, что убили своего самого мудрого человека.

Всё увиденное им в Лондоне убедило принца Оранского в том, что чем скорее принцесса Мэри уедет в Голландию, тем лучше. Тем более, что его сын нашёл свою невесту довольно «привлекательным и дружелюбным маленьким созданием». Ему дали ключ от сада королевы и Вильгельм навещал Мэри каждый день во время своего пребывания в Англии. Когда же ему пришло время возвращаться в Голландию, он попросил её родителей позволить принцессе сопровождать его. Но так как брачный договор предусматривал, что Мэри не должна была покидать английский двор на протяжении следующих двух лет, его горячие мольбы были отклонены. Однако в июле Генриетта Мария уже начала склоняться к просьбе юного зятя.

Карл I снова начал собираться на север в надежде заручиться поддержкой шотландцев против английского парламента. А Мария Медичи, наконец, после трёхлетнего пребывания в Англии, перестала считать Сент-Джеймс привлекательным местом проживания. Всякий раз, когда лондонской черни нечем была заняться, толпа собиралась возле дворца, где жила королевская тёща, и осыпали её оскорблениями и проклятиями. Правда, парламент предоставил ей вооружённую охрану, но когда флорентийка заикнулась о том, что её зять больше не выплачивает ей прежнего содержания, ей предложили выехать из дворца вместе со своими приближёнными. Стало известно, что Мария Медичи принимала участие в интригах своей дочери и даже собиралась вывезти документ, подписанный Карлом I, в котором в обмен на помощь папы он обещал Святому Престолу свободу вероисповедания католикам Англии, искоренение пуританства и земли в Шотландии и Ирландии.

Генриетта Мария решила уехать вместе со своей матерью и объявила, что оставит свою дочь Мэри вместе с бабушкой в Нидерландах, а сама отправится поправлять здоровье на воды в Нижнюю Лотарингию. После чего послала за Майерном, чтобы тот выписал ей предписание. Однако королевский врач не желал рисковать своей репутацией (и жизнью) и, когда парламент поинтересовался его мнением о состоянии здоровья королевы, осторожно ответил, что Генриетта Мария считает себя опасно больной, но он сам не думает, будто бы заграничные воды целебнее английских источников. После чего палата общин запретила королеве покидать остров.

На второй неделе августа её муж уехал в Эдинбург, а мать – в Антверпен. За два дня до расставания с королём она написала своей сестре Кристине, уже герцогине Савойской:

– Клянусь тебе, я почти сошла с ума от внезапной перемены в моей судьбе…Представь, что чувствую, когда вижу, как у короля отнимают власть, католиков подвергают гонениям, священников вешают, преданных нам людей изгнали и будут преследовать до конца своих дней, потому что они служили королю. Меня же держат как пленницу, так что даже не разрешают следовать за королём, который направляется в Шотландию…У вас было достаточно проблем, но, по крайней мере, вы смогли что-то сделать…Мы же должны сидеть, сложа руки.

С Майерном она тоже поделалсь опасением, что может стать безумной.

– Не бойтесь этого, мадам, - раздражённо ответил её врач, - Вы уже такова.

С разрешения парламента она отправилась на воды в Оутлендс в сопровождении сэра Томаса, отца Джермина, но её расшатанные нервы не давали ей покоя. В это время в палату общин поступила жалоба, что принц Уэльский, который должен был проживать в Ричмонде со своим управляющим лордом Хатфордом, слишком часто навещает свою мать-папистку. Испугавшись, что у неё могут отнять детей, Гениретта Мария направила парламенту «очень мудрый и сдержанный ответ»:

– Вы ошибаетесь. У принцев есть свои наставники и губернаторы, которые обучают их всему, что подобает, и я не стану делать их папистами, поскольку знаю, что этого не желает Его Величество, у принца есть свои наставники, назначенные его отцом, и в планы короля не входило, чтобы наследник воспитывался в духе моей религии.

Тем не менее, чтобы избежать дальнейших обвинений в посягательстве на веру своих детей, королева поспешила переехать из Оутлендса в соседний загородный дворец.

Тогда, по словам Генриетты Марии, её враги придумали новую каверзу, чтобы заставить её предпринять попытку к бегству. Живущий неподалёку мировой судья получил тайный приказ собрать ополченцев и привести их в Оутлендс-парк, где их встретит отряд кавалерии, офицеры которого дадут им дальнейшие инструкции. Судья, симпатизировавший роялистам, сообщил обо всём королеве. Она спокойно приказала ему следовать приказу парламента, а сама поспешила разослать письма тем немногим друзьям, которые оставались у неё в Лондоне, с просьбой о помощи. Так как все слуги, включая поварят, вызвались защищать её, Генриетта Мария вместе с ними в назначенный час отправилась в парк, но обнаружила там только около двадцати всадников на плохих лошадях, сделавших вид, будто преследуют оленя.

Тем не менее, она предупредила Горинга, необъяснимым образом вернувшего её расположение, что он не должен удивляться, если увидит её в Портсмуте, и даже наняла несколько почтовых лошадей. Затем отправилась в Хэмптон-Корт, чтобы заручиться поддержкой своих колеблющихся сторонников. С лорд-мэром Лондона королева добилась такого успеха, что когда Карл I вернулся после своего безрезультатного похода в Шотландию, его ждал радушный приём. Генриетта Мария со своими старшими детьми встретила короля в Теобальдсе, после чего они отправились в Уайтхолл в одной карете. По пути к ним присоединилсь шерифы Лондона и Миддлсекса и проводили их к Мургейту, где мэр приветствовал королевскую семью и удостоился чести быть посвящённым Карлом в рыцари. Королю и принцу Уэльскому было предложено пересесть на двух скакунов в богатом убранстве, подаренных городом, а Генриетте Марии с младшими детьми – в великолепную карету. Почле чего все отправились в Зал гильдии, где их ждал роскошный банкет.

Однако этот всплеск популяности королевской семьи оказался последним. Той же зимой пришло ужасное известие о резне, которую устроили в Ирландии католики протестантским переселенцам. Это событие получило название «Восстание королевы», хотя Генриетта Мария тут была ни при чём. Опасаясь за жизнь жены, Карл I решил нанести удар первым и приказал объявить об отставке пяти ведущих членов Нижней палаты и одного – Верхней. С наступлением утра 4 января 1642 года дух короля, правда, дрогнул перед задачей, которую он взял на себя, но Генриетта Мария не позволила ему отступить.