Три подруги и разбитое зеркало

Контролировать тень было очень нелегко, приходилось постоянно сжимать в руках поводок, но гадина, пошастав по зеркалам, смогла найти первый амулет. Тот самый, который получила от своей матери Се-Шат, средняя сестра, владевшая талантом влиять на умы посредством слов – написанных и произнесенных. Её амулет я получила первым и долгое время постоянно носила с собой.

Се-Шат жила современной жизнью, работала ведущей авторской программы на одном из крупных телеканалов и не сильно изменилась с тех времен, когда на стенах затерянного среди песков храма были вывешены фрески с её изображением. Она же отдала мне первый из трех амулетов, который оказался ничем не примечательным камнем. Сама Се-Шат хранила его в аквариуме с рыбками. И пока я сачком вылавливала гуппи и скалярий, Нуталь продолжала рыскать в поисках камня, который принадлежал матери, потому что вопреки уверенности Макса я не знала, где он.

Я понятия не имела, с чего нужно было начать. Самым логичным казалось предположить, что амулет остался в королевстве, во дворце. Однако я знала, что её спальню переделывали и не раз. Каждая следующая отцовская жена перекраивала покои королевы по собственному желанию и найти в них что-то спустя столько лет было просто нереально.

Я настолько интенсивно думала о поисках амулета, что мне начали сниться очень странные сны. В этих снах я искала камень в собственной квартире. Искала и, что самое странное, находила. Но где именно он был спрятан, мне так и не удалось понять.

А вот Ян сообразил.

Как он всё понял – не знаю. Возможно, вампир за мной следил. А возможно, кто-то донес. Например, муза, ведь они оба трудились на благо Совета. Ни один из этих вариантов нельзя было считать достаточно убедительным, и при этом ни один из них нельзя было вычеркнуть с полной уверенностью. Лишь в одном я не сомневалась – Совет нужно было уничтожить. Или они уничтожат меня. Додумались же старики натравить на меня тень. Кто знает, до чего еще была способна докатиться их фантазия. Нужно было действовать аккуратно, но быстро – посадить всех пауков в банку и заставить их друг друга кушать. А самой неторопливо подчищать хвосты.

Чего я не учла, так это того, что иногда чужие желания могут быть сильнее моего везения…

***

Потоки воды струились во волосам и стекали ниже по телу, смывая пену. Движение воды повторяли мужские руки, которые скользили по изгибам, изучая и поглаживая каждую впадинку моего тела, резко сжимая особо выдающиеся места и почти сразу ослабляя хватку, будто бы показывая, насколько сильным и голодным он может быть.

Каждое движение его рук было в новинку. Загадочным трепетным испытанием, которое пробуждало какие-то глубинные чувства, вынуждая покорно замирать и наслаждаться уверенными прикосновениями.

Такое со мной было в первый раз.

На самом деле, я считала, что вообще не способна переживать такие эмоции. Глубокие, доходящие до пароксизма.

Да, меня лихорадило.

Лихорадило от него, от его рук, от его дыхания, которое тяжелело с каждым вдохом. От ощущения, как он прижимался ко мне сзади, показывая, насколько сильно возбужден и насколько я – желанна.

Конечно, у меня были мужчины и раньше, но всё, что я переживала с ними было лишь тенью, отголоском чего-то настоящего. Я это чувствовала. И они это чувствовали, считая мне холодной и безучастной ко всему, что происходит в постели.

Я же после нескольких попыток решила, что просто не создана для любви. Есть же люди, которые не умеют петь или фотографировать. Сколько их не учи, а ни Паваротти, ни Картье Брессона из них не выйдет. Наверное, также было и со мной – сколько не ищи любви, а если любить не умеешь, то итог всё равно будет один.

Я умела лишь ненавидеть.

И подделывать эмоции, как некоторые ювелиры подделывали драгоценности.

Но делать так, чтобы они лились из меня чистым щедрым потоком я просто не умела.

А теперь в моей жизни появился человек, который пошатнул мою уверенность в собственной эмоциональной атрофии.

Его руки дрогнули, поддавшись нетерпению и выдав в нем животную неуравновешенность. Такую, когда хочется рвать, грызть, вцепляться в свою жертву. Не знаю, понравились бы мне подобные игры с кем-то другим, но с ним они казались… естественными.

Всё казалось естественным, правильным, единственно верным.

Он возвышался надо мной больше, чем на голову, прижимая спиной к своей груди. Кожа горячая, почти обжигающаяся, в противовес моей, которая умела быть только холодной, как вода. Но вода может быть подвижной, поглощающей. Вода может принять и растворить в себе. И я хотела, чтобы он растворился во мне. Я желала его так, как только способна женщина желать мужчину в первый раз.

Над моим ухом раздалось рычание. Я была так плотно прижата к нему, что от этого рычания завибрировало что-то внизу живота. Я охнула, и закрыла глаза, непроизвольно сжимаясь, пытаясь спрятаться, защититься.

Резко вспомнилась та ночь, когда мы встретились в первый раз. Когда он стоял передо мной, готовый вырвать моё сердце, а я не видела ничего, кроме темноты, сквозь которую мне на встречу неслась погибель.

– От тебя… воняло, – задыхаясь, с трудом проговорила я. В приоткрытый рот затекала вода, которая была настолько горячей, что всю душевую окутал туман.

– Что? – не понял он. Ему тоже не хватало воздуха. – Чем?

– От тебя несло мокрой псиной, – кое-как выговорила я. Внутри всё горело огнем. И я не могла потушить этот огонь, потому что раздувал и контролировал его он. Контролировал своими руками, бедрами, губами, скользящими по моей шее. Кто бы мог подумать, что шея – настолько чувствительное место.

Решив, что больше просто не в силах это выносить, я попыталась отстраниться. Но меня рывком вернули обратно, пресекая любые попытки к сопротивлению.

Его рука соскользнула с мокрой щеки на шею, погладила ключицы и отправилась в путешествие ниже, к мягкому животу, застыв там и не дойдя до самого интимного лишь чуть-чуть. Но именно в этот момент я всем своим естеством прочувствовала собственную незащищенность.

Вернее, я о ней вспомнила. Всю жизнь старалась забыть, а тут – одно движение и все воспоминания на голову, как град.

Мужчина за моей спиной был злым, жестоким и сильным настолько, что в любой момент из его пальцев могли вырваться когти и закончить то, что начали тогда, у дома Фирусы. Но сейчас, держа руку на моем животе, демонстрируя мне мою полную беззащитность, он просил сделать то, чего я никогда не делала и не умела делать – довериться ему.

Доверие через страх.

Полная уязвимость.

Я подняла лицо, взглянула ему в глаза и оказалась в капкане.

Это страсть или безумие?

– Незадолго до встречи с тобой, я подрался с одним волком, – прошептал он мне в губы.

– Зачем?

– Потому что мне так захотелось. Мне захотелось его убить – и я убил, – он улыбнулся, но улыбку эту я не увидела, а ощутила губами, накрывшими мои. Поцелуй был нежным, ласковым, сладким и тянущимся, как патока, но одновременно невыносимо откровенным, говорящим о многом.