Три версты с гаком

— А если не буду строить? — перебил Алексей Ива­нович.

— Тогда мы с Носковым напишем в «Известия» или в «Правду»...

— Значит, объявляете войну?

— Выходит, так.

— А если бы у вас не было машины, тогда как? Артем посмотрел ему в глаза:

— Неужели вы думаете, я хлопочу для себя?

— Нет, не думаю.

— Эти три версты с гаком — позор для всего посел­ка, — сказал Артем.— Мой дед воевал с вами... Я нашел в его бумагах три или четыре заявления в райисполком. И ответы на них.

— По-вашему, я упираюсь из упрямства? Вы не пред­ставляете себе, что такое привести в порядок дорогу. Знаете ли вы, сколько стоит один километр магистраль­ного шоссе? Я не говорю, что наша дорога будет стоить столько же, но, уверяю вас, мне это мероприятие влетит еще в какую копеечку! Если бы еще на Осинского можно было положиться, но он из тех, которые наобещают с три короба, как до дела дойдет — в кусты. А денег мне никто на строительство дороги не даст. Не завода это де­ло. Придется изворачиваться своими силами... Что скажут ревизоры-контролеры? Они ведь за каждый рубль с меня спросят?

— Значит, никакой надежды?

Мыльников поковырял в костре обожженным суком, выхватил из пепла толстыми пальцами красный уголек и прикурил.

— К чему все это говорю? Чтобы вы не думали, что все так просто: тяп-ляп, и дорога готова. Мыльников, такой-разэтакий, из самодурства не хочет строить... Если бы Осинский не был трепачом, можно было бы рискнуть. Моя техника и люди, его — мост через Березайку, строи­тельный материал, песок, щебенка... Кстати, все это под рукой. Но я знаю Осинского, он и пальцем не пошевелит для этой дороги.

— Следующая карикатура на Осинского, —• сказал Ар­тем. — А ваш, Алексей Иванович, портрет я нарисую и вывешу в клубе. Осинский от зависти лопнет!

На озере тяжело бултыхнуло. Будто бревно бросили в воду. Мыльников так и расплылся в улыбке:

— Слышали? А вы говорили, здесь нет щук...

Когда они забрались в палатку, улеглись на надувных матрасах и вежливый Алексей Иванович пожелал спокой­ной ночи, Артем сказал:

— А все-таки это была летучая мышь, а не филин.

Тлава шестнадцатая

1

— Артем, стучат! Да проснись же! Кто-то приехал, слышишь? — Таня все сильнее трясет его за плечи.

Артем с трудом продирает глаза. В голове мелькают обрывки захватывающего сна. Ему снилось, будто он толь­ко что прыгнул с самолета. Над ним розоватые пушистые облака, внизу широко раскинулась земля. Он летит грудью вперед, распластав руки, как птица крылья.

Замирает сердце, но ему хорошо и радостно. Пальцы сжимают алюминиевое кольцо, пора дергать, но он поче­му-то медлит. А земля, разворачиваясь вдаль и вширь, все ближе, неотвратимее. Он уже различает ярко-зеленый луг с ромашками, приземистые одонки и маленькую фигурку, которая машет белой косынкой... Кто это? «Дергай!» — свистит ветер в ушах...

— Я и не подозревала, что ты такой соня, — говорит Таня.

Он окончательно просыпается и, еще не понимая, в чем дело, вспоминает, что за кольцо парашюта так и не дернул...

— Кто бы это мог быть? — спрашивает Таня, тревож­но заглядывая в глаза.

В дверь грохочут, слышны неясные голоса: мужской и женские. Артем вскакивает с кровати, выходит в ко­ридор.

— Кто-то появился... — слышится знакомый голос. — Здесь живет знатный колхозник Артем Тимашев?

— Лешка! — удивляется Артем, открывая дверь. — Откуда, черт длинный... — и умолкает, хлопая глазами: на крыльце рядом с его другом Алексеем стоят две улыба­ющиеся женщины, и одна из них — Нина!

— Не ждал, старик? — хохочет Алексей. — А мы вот взяли и нагрянули... Ну, я тебе скажу, и дорожка сюда, в твое чертово, как его? Хохоталово!

— Смехово, — только и нашелся что сказать Артем, глядя на смутно белеющее в сумраке лицо Нины.

— Вот я и приехала к тебе, — говорит Нина.

— Ты что, не собираешься нас в дом пускать? — спрашивает Алексей, глядя на ошеломленного прия­теля.

— Заходите, — бормочет Артем, отступая от двери.

— Вы поглядите на его физиономию!.. — гремит Алек­сей. — Он все еще не проснулся. Помню по студен­ческому общежитию. Ты, старик, всегда горазд был спать!

Артем первым входит в избу и поспешно раскрывает дверь в большую комнату. Включив свет, говорит:

— Будьте как дома... Я сейчас! —и убегает в спальню.

— Не забудь штаны надеть, — смеется Алексей. —Тут все-таки дамы.

Таня сидит на кровати, закутавшись до подбородка в клетчатое одеяло. Глаза блестят.

— Понимаешь, приятель-художник приехал... — бормо­чет Артем, торопливо одеваясь. — Из Ленинграда.

— Из Ленинграда... — как эхо повторяет Таня. Слышно, как за тонкой дощатой перегородкой разгова­ривают гости, двигают стулья.

— Девочки, не знаю, как вы, а я чертовски голоден... Тащите все на стол. Закуска в зеленой сумке, — распоря­жается Алексей. — А коньяк... Где же коньяк? Уж не раз­бился ли? По такой дорожке, что мы ехали, в ад грешни­ков возят…

— Коньяк в рюкзаке, где фотоаппарат, — говорит незнакомая Артему девушка.

— Старик! — орет из другой комнаты Алексей. — За то, что я привез сюда твою Нину, с тебя причитается... Кстати, это ее была идея — нагрянуть к тебе... Твое Смехалкино даже при свете фар понравилось ей... Хочешь, насовсем ее здесь оставлю... Как, Нина, согласна? Слы­шишь, она согласна!

— Вот трепач! — негромко говорит Артем. — Навер­ное, тяпнул где-нибудь по дороге...

— Ну, что ты там целый час копаешься? Можешь фрак не надевать. Тут все свои... Да выходи же ты, чер­тов отшельник, дай хоть взглянуть на твою бородатую рожу!

— Артем, ты нарочно от нас спрятался? — спраши­вает Нина.

— Она мне за дорогу всю плешь проела — все волно­валась, что ты куда-нибудь отсюда удрал... — говорит Алексей. — Везет же некоторым — их любят...

— Бедненький... Тебя никто не любит! — кокетливо замечает незнакомая девушка.

— Ты меня не любишь, не жалеешь... Разве я немного некрасив?.. — с выражением декламирует Алексей.

— Одевайся, — негромко говорит Артем.

Таня молча смотрит на него. Глаза у нее какие-то от­решенные, далекие.