«Три звезды» миллиардера. Отель для новобрачных

В идеале вовсе на Асадова не смотреть, особенно на его загорелый торс с тугими литыми мышцами. Так сложно было надеть футболку?

И сказать не скажешь, он сразу поймет, на что я залипла. Принимаю самый свой безразличный и незаинтересованный вид.

— А ты почему не прыгаешь? — останавливаюсь на безопасном расстоянии и завязываю пояс.

Асадов окидывает меня оценивающим взглядом, и я плотнее запахиваю халат. Почему, когда он так смотрит, я кажусь себе голой?

— Правда не догадываешься? — насмешливо спрашивает Артем. Молчу, ничего не отвечаю.

Хотела пошутить, шутка не удалась. Похоже, нам действительно стоит общаться исключительно на тему детей.

— Все, все, попрыгали и хватит, — пробую унять разошедшихся малышек.

— Пусть еще попрыгают, — останавливает меня Артем, — тебе кровать жалко?

— Мне себя жалко, — говорю ему сердито, — посмотри как они раскраснелись. Теперь час будут успокаиваться, не меньше.

— Я не подумал, извини, — на лице Артема отражается раскаяние, и мой гнев сразу улетучивается. Девочки тянут ручки.

— Мамочка, а ты с нами будешь спать?

— Мамочка, а ты нам расскажешь дальше сказку про принцессу и дракона?

— Мамочка, ну быстрее, нам так интересно!

Я ложусь на кровать, и они быстро облепляют меня со всех сторон. Марго и Миланка жмутся по бокам, а Марьяша ложится на живот. Так повелось с самого раннего детства, Марьяшка самая маленькая, поэтому я всегда укладываю ее на себя.

Артем приглушает свет, теперь горят только светильники у изголовья кровати. Он не уходит, я чувствую его взгляд, и мне слишком неловко под этим взглядом. Горячо…

— Папа, иди к нам! — вдруг зовет Марьяшка, и я вздрагиваю.

Куда к нам? Как это, к нам? На одну кровать? Нет! Я на это не подписывалась! Я не…

— Ура, папочка будет вместе с нами спать! — одновременно хлопают в ладоши Маргаритка с Миланкой, и мне хочется плакать.

Их папочка похоже тоже слегка шокирован. Я открываю рот, чтобы сказать, что папочка здесь не поместится, и быстро закрываю, потому что Артем уже обходит кровать.

Матрас прогибается под тяжестью мускулистого тела, и у меня кружится голова. Шесть лет назад я в первый и в последний раз лежала на одной кровати с мужчиной. С этим же…

— Мамочка, рассказывай, — просят дочки, а у меня во рту пересохло, язык не слушается.

Пересиливаю себя и начинаю говорить, стараясь не думать об Асадове. Девочки затихают, в уютном полумраке комнаты слышно только их сопение и мой сипловатый голос. Вдруг мою голову обхватывают маленькие ручки и тянут вниз.

— Мамочка, а ты не обидишься, если мы пойдем полежим с папой? Нам его так жалко, он такой грустный… — громким шепотом спрашивает Милаша.

Кошусь на Асадова. Артем лежит с закрытыми глазами, закинув руку за голову. Чего-чего, а грусти на его лице точно не заметно. Наоборот, чересчур расслабленное и умиротворенное лицо. Может он уже спит?

— Не обижусь, — таким же громким шепотом отвечаю я.

Это срабатывает как сигнал к действию. Малышки перебираются через меня и прыгают на отца. Я с некоторой мстительностью замечаю, как он предусмотрительно заворачивает ногу бедром внутрь — видно сегодня ему уже туда прилетало. Дети редко смотрят, по чем именно они топчутся, я это отлично знаю по себе. Но сочувствовать Асадову не собираюсь.

— Вы спите, а я пойду, — говорю, поднимаясь и поправляя халат.

— Ты куда? — удивленно приоткрывает глаз Асадов. — А дальше?

— Да, мамочка, рассказывай дальше! — требуют девочки.

— Дальше пусть папа… — договорить мне не дают. Я падаю обратно, прижатая за плечи сильными руками Артема. Он лишь чуть привстал, а я уже чувствую себя как под прессом.

— Ладно, — сдаюсь без боя. И не без тайного удовольствия.

Поворачиваюсь на бок, подпираю рукой голову. Артем обнимает Маргаритку и Миланку, его широкие ладони полностью накрывают головки девочек. Марьяшка на его груди кажется совсем миниатюрной.

На миг мелькает видение: Артем раскинулся на кровати, а у него на груди лежат все три девочки. Совсем крошечные, новорожденные. Они тогда были как котята… Может, я все-таки была неправа?

Одергиваю себя. Не хватало начать мучиться угрызениями совести. Еще сегодня в обед Асадов угрожал мне судом. Кто знает, что завтра ему взбредет в голову?

Вдруг Артем приподнимает голову и касается губами светленькой макушки Марьяши.

От изумления хлопаю глазами и приоткрываю рот. Я потрясена и шокирована. Кто бы мог представить, что этот мужчина на такое способен? У него резкие движения, размашистая походка. Он лишний раз не улыбнется. У таких мужчин должны рождаться исключительно сыновья. Они должны вместе играть в футбол, плавать, кататься на велосипедах и заниматься борьбой.

А тут мои карамельки в пижамках. С ними Асадов похож на шмеля, увязшего в сиропе.

Я никогда не думала, что он способен на такое проявление нежности. Я никогда не видела у него такого выражения лица… Хотя нет, вру. Видела.

Когда он целовал ту девушку под омелой, у него было такое же лицо. Это на меня он так никогда не смотрел. Значит я просто не вызываю у него нежных чувств.

Ну вот, осталось еще разреветься. Было бы из-за чего. Или из-за кого.

Лучше подумаю о другом. О том, каким смуглым и загорелым выглядит Артем по сравнению со своими дочками.

— Ты еще не закончила меня разглядывать? — слышу едкое. — Можно спросить, что тебя так заинтриговало?

Не выйдет подловить меня, Асадов. Ты опоздал. Теперь я с легкостью скажу правду.

— Смотрю на тебя и думаю, что ты похож на шоколадный торт с зефиром.

— Я? На торт? — изумление Артем проявляет неподдельное. — С чего вдруг тебе пришло такое сравнение?

— Ты кажешься слишком загорелым по сравнению с девочками. Они такие беленькие, настоящие зефирки.

Артем берет руку Маргоши и прикладывает к своей.

— Смотри-ка, точно. Это у матери такая белая кожа.

— У меня тоже белая, — возражаю, протягивая руку.

Честно, без задней мысли, но Артем вдруг обхватывает ладонью выше локтя, и мне кажется, там сейчас кожа зашипит и покроется волдырями. Он тянет мою руку к своей и дочкиной.

— И правда, — говорит задумчиво. — Придется исправлять.

Зачем-то держит мою руку, и когда я ее аккуратно отнимаю, смотрит на нее как будто с сожалением. Что это означает, интересно? И что значит его «Придется исправлять?»