Тридцать дней

— Чего? — недоуменно переспрашивает она.

Потрясение от услышанного, от всего, что здесь произошло, наконец, сказывается, и я бросаюсь на шею матери. Мне страшно. Страшно и до безумия жалко тех, кто умер по злой воли того, кто должен хранить жизнь. Проходит немало времени прежде, чем я успокаиваюсь и начинаю рассказывать маме, что сумела узнать из-за своего вечного любопытства. Мама бледнеет, она до боли стискивает мои пальцы, но больше никак не проявляет своего потрясения. Затем вытирает мне слезы и деловито говорит:

— Мужчины сами разберутся, а мы пока наведем здесь порядок. Неси веник, воду и тряпки. Хотя нет, сначала вынесем хлам.

— Мам, — мой голос дрожит. Я не понимаю маминого спокойствия, но она лишь сводит брови и указывает мне на хлам.

— За дело.

Постепенно раздражение и даже злость на маму заставляют меня перестать думать о том, что сейчас где-то там папа и Регин, возможно, сражаются с огневиком. И Оркан… Успокаиваясь, я не знаю, как относится к нему. Вспоминаю, каким сломленным он казался. Понимаю его боль. Ему пришлось узнать о предательстве лучшего друга. Наверное, Орканису больней всех, но, кажется, он подвел папу и Региниса своим порывом. А еще мне до конца не верится, что Вайторис мог так поступить.

Я вспоминаю его лукавый взгляд, извечную ухмылочку. Он тоже приносил нам с братом игрушки и сладости, когда приходил в гости. Играл. Со мной реже, чаще с братом. Они устраивали скачки, сражались в дурашливых поединках на мечах, иногда боролись, и веселый огневик поддавался. Я маленькая смеялась, глядя на их возню. И вдруг говорят, что он хочет нас убить? Но это же невозможно! Или возможно?

Мне вдруг вспоминается оценивающий взгляд, которым однажды Вайторис смотрела на меня. В нем в тот момент не было ничего от прежнего дяди Вайтора. А еще вспоминается недавнее прошлое, когда меня мотало между деревьями. Ведь и вправду он мог задержать папу разговором. Отец, так или иначе, но всегда следил за тем, чтобы я была в безопасности. Весь Холм и лес за ним — глаза и уши Терраиса. И если рядом со мной становилось жарко, он всегда появлялся. Да, к Тьме! Последние несколько лет папа только и делает, что наблюдает за мной. Водник и воздушник грызутся, землевик следит за ними, а огневик плетет свои сети.

И вновь мне становится страшно. Если это всё так, если добрый дядя Вайтор вовсе не добрый, то Регинис может уже не вернуться ко мне! Или папа… Я порывисто оборачиваюсь к маме и замечаю, что она совсем не спокойна. Думая, что я поглощена своими мыслями, она останавливается и бездумно смотрит в пространство перед собой. Мама кусает губы — это верный признак тревоги. Она тоже переживает. Подхожу к ней со спины, обнимаю, укладываю голову на плечо. Мама вздрагивает, словно вырывается из глубокой задумчивости. Она целует меня и велит:

— Продолжай.

Мы выносим с ней весь хлам. Выметаем мусор, отмываем кабинет. Мама не может использовать магию, а мне папа запретил использовать дар там, где можно поработать руками.

— Это кощунство — тратить силу стихии там, где достаточно провести один раз тряпкой. Наша сила — это великий дар, а не облегчение мелких нужд.

Я привыкла к этому правилу и уже давно не спорю, приняв папино учение за истину. Поэтому уборка занимает уйму времени. Мама решает прибраться и в других комнатах, и когда мы заканчиваем, на улице уже начинает темнеть.

— Принеси зелени, — велит мне мама, когда перебирается на кухню.

— Хорошо, — киваю я и спешу на огородик.

Мама обожает все свои посадки. Она холит их, лелеет. Как любой землевик, моя родительница относится бережно к любым дарам земли. Она даже просит прощение у цветов, когда срезает их. Правда, делает это крайне редко, мама любит смотреть из окна на сотворенную ее руками красоту. И тем она дороже моей матери, что всё взращено без единой капли магии. Это плоды ее трудов.

Я захожу на огородик, смотрю на аккуратные кустики зелени. Мне жаль срезать их. Я слышу их голоса, вижу свет искры жизни и отчаянно жалею, что Созидающие имеют те же потребности, что и все остальные. Вздохнув, я присаживаюсь, провожу ладонью по кудрявым верхушкам пряной травы, вдыхаю ее запах…

Огненная вспышка раскалывает небо надвое. Я резко оборачиваюсь, не удерживаюсь и падаю вперед. Кусты с ягодами скрывают меня, и тот, кто появился на Зеленом холме, проходит мимо, так и не заметив меня. Зато я вижу знакомую темную одежду и длинную красную косу. Зажимаю рот ладонью, чтобы не вскрикнуть и перебираюсь на четвереньках ближе к дому.

Мама появляется с черного хода. Она озирается по сторонам, и я поднимаюсь на ноги.

— Прячься, — шипит мама. — Сейчас же!

Она тут же отворачивается и спешит прочь от дома. Следом появляется Вайторис.

— Элиа, — зовет он.

Мама прибавляет шаг, она уводит за собой огневика.

— Элиа!

Он останавливается, но я успеваю снова упасть за кусты.

— Ирис! — кричит мама. Осторожно раздвигаю ветви и вижу, как она машет рукой туда, где меня нет. — Беги, Ирис! Убегай!

Вайторис тут же срывается с места и бежит за мамой.

— Беги!!! — изо всех сил кричит мама, продолжая махать руками в ту сторону, где меня нет.

Мама уводит огневика всё дальше, и я, наконец, могу выбраться из кустов и убежать в противоположную сторону, но… Не выдерживаю. Огибаю дом с другой стороны, выглядываю из-за угла и вижу, как в маму летит огненная плеть, обвивает ее горло и рывком откидывает назад.

— Не пущу! — вскрикивает мама, стремительно поднимаясь на ноги. Она сбивает с себя огонь и вскидывает руки. Волна чистой энергии земной стихии сметает Вайториса с ног.

Земля трясется, трава высыхает в мгновение ока, змеятся трещины. Они разрастаются, и огневик едва успевает перекатиться, чтобы не попасть в ловушку, из которой уже лезут корни деревьев, чтобы опутать его. Мама выплескивает всё, что было скоплено в ней. Несколько мгновений она еще стоит на ногах, покачивается, но держится. Даже с расстояния мне заметна ее бледность.

Вайторис поднимается на ноги. Корни деревьев, извивающиеся рядом, вспыхивают ярким пламенем. Огневик приближается к маме. Я вижу, как она вытаскивает из кармана передника нож и выставляет перед собой. Руки ее слабы, и нож выпадает из пальцев, а следом падает и мама. Вайторис склоняется над ней…

— Нет!

Огневик стремительно оборачивается. Я выхожу из-за угла. Под натиском ярости, охватившей меня, отступает страх перед убийцей. То, что я сейчас чувствую, не должно руководить Созидающем. Это уничтожает дар, но остановиться я уже не в силах. Призываю стихию, и она откликается, закружив вокруг меня ласковым зверем. У моих ног и вправду уже лежат два зверя. Они призрачны, всего лишь сгустки силы, но они послушны моей воле, и я спускаю их.

Две бесплотные сущности срываются с места. Они почти с меня ростом, не похожие обликом ни на одно существующее животное. Звери мчатся огромными скачками, и следом за ними начинается клубиться пыль. Земля вновь содрогается, трещины разрастаются. Мои посланцы перепрыгивают их, продолжая свой стремительный бег. Их пасти оскалены. В пыльном облаке особенно хорошо видны контуры их могучих тел. Навстречу им устремляются огненные змеи, перекрывая путь к огневику.

— У котенка прорезались зубки?! — весело кричит Вайторис.